Закон дитто

Костераль

Ветер.

Капли дождя стекают по лицу, закрадываются под одежду, проникают под кожу, пока сердце пропускает удар за ударом, заставляя мою жизнь и душу биться, продолжать, не останавливаться.

Я несу тебя на руках, не обращая внимания на сирену, на скользкие выкрики, на пронзительный визг женщины, впервые увидевшей столько крови.

Много крови. Она продолжает стекать, оставляя за собой дорожку. Я снял обувь и босым иду с тобой на руках. Небо черное, небо не пропускает ни клочка света.

Черна моя душа.

Черны мои мысли.

Мой друг, я не хотел хоронить тебя в последний раз. Свет моей жизни, надежда и душа Таррвании…

Ты мертв. А я до сих пор жив. Столько раз жив, что не счесть. Но подсчет все же ведется – двадцать пять могил, двадцать пять надгробий.

Двадцать шестое отнимает тебя и мое сердце.

Я слышу крики Аллистира. Я сжимаю его руку, поддерживающую меня. Я бросаю горсть земли, она летит вниз, вниз…

Александр, ты и правда смог забрать меня в ад.

Ветер колыхнул мои волосы, беспорядочно смахнул листки со стола и поднял легкую штору из шиальской ткани. Насыщенный цветочный аромат протолкнулся сквозь створки окна, наполняя комнату и не оставляя и права на вздох. Лампа догорала, отдавая пространство теням.

Я встал и отложил конверт к другим четырем. Пять писем, пять адресатов. Последние строки писались легко. Даже непринужденно.

…Выражаю искреннее восхищение вашей очаровательной дочери. Да пребудет с ней благословение Эарта. Достойный дебют у достойной семьи. Премного благодарен вам за слова сочувствия и, конечно, высылаю вам скромные дары. Встреча состоится…

Распахнув дверь, я открылся утреннему сумраку. Вспорхнула птица, испуганная стуком, да в кустах зашелестел зверь – и все.

Я надел перчатки, достал из корзины в прихожей ножницы и ткань и спустился по деревянным ступеням крыльца. Прошел по дорожке и встал перед колыхающимся голубым полем.

Розы двух лун, сияющие в сумраке Сожженных земель. Острые, ядовитые, но манящие своей красотой. Среди них виднелись серые столбы, аккуратно расставленные так, чтобы не задеть кусты.

Я остановился перед первым и оттер выгравированное имя от налета и грязи.

Александр.

Перешел к следующему, протерев и его.

Александр.

Перешел к следующему…

Александр.

На двадцать шестом я остановился. Свежая взрыхленная земля. Две недели назад тело было уложено здесь и заботливо укрыто землей, как одеялом. Я помнил, что ты не любил забавы с сожжением, и чтил это.

Ни разу ты не умирал от огня.

Огонь всегда защищал тебя и дарил тепло. Всегда…

Я сжал зубы, собирая силы для вздоха и слов. Выдохнул.

– Да благословит тебя Гайра, дитя. Ты не успел… ничего.

Ветер затрепыхался, пригибая розы, бросая мне в лицо тонкий аромат, пробуждая воспоминания и забытые мгновения.

Мне чудились непроизнесенные слова, мне слышалось пение и звонкий смех.

Мне слышалась жизнь.

Я посмотрел на свою руку, сжимавшую тряпку. На сумрачное непроницаемое небо.

– Устал.

Тряпка выскользнула из моих рук. Я сел на траву и сжал в руках горсть земли.

Прошло неизвестно сколько оборотов, прежде чем я встал. Смахнув пепел с лица, я срезал три розы и бросил их на могилу. Розы рассыпали вокруг себя серебристую пыльцу, легшую сияющим ореолом на землю.

– Я прощал много раз. Но только ты знаешь, чего мне это стоило. Угрозы больше нет… – Я вдохнул воздух, чувствуя, как легкие наполняются силой. Огонь, вспыхнувший вокруг меня, осветил поле роз, ослепил показавшегося в кустах ящера, судорожно облизнувшего глаза, оранжевыми мазками украсил низкую хижину. – Моей слабости больше нет, Астраэль!

Я не заметил, как мой голос сорвался на крик. Огонь вспыхнул еще ярче, разгораясь, множась, устремляясь столбом в небо. Как и моя ярость.

Как и мой гнев.

– Больше нет, Астраэль! – кричал я. – Нет!

Тяжело дыша, я заставил себя погасить огонь. Свернуть стихию. Усмирить пожирающее пламя. Затаиться и ждать.

Слабости нет, а значит, пути назад – тоже.

Сумрак сгустился сильнее, когда огонь погас.

Астраэль, нас ждет только война.

Часть II