Сяо Тай и клан Феникса

Глава 8

— Вот тут. — девица Джиао останавливается и указывает рукой на противоположный берег реки: — у подножия горы пещера. Там и обитает Демонический Зверь, что деревню нашу атакует. Госпожа Хушень, Господин Гвансон, вы уж постарайтесь. Будем очень вам благодарны.

Сяо Тай окидывает эту Джиао взглядом. При дневном свете девица выглядит вполне себе нормально, не шипит, не покрывается ожогами от солнечных лучей, не превращается в дым. Девушка как девушка. Была бы она мстительным духом, наверное, днем бы испарялась. Как писал Фрэйзер в своей «Золотой Ветви», есть существенная разница между ночной и дневной моралью, между тем, что может произойти ночью и тем, что происходит днем. Мстительный дух, призрак замученной девушки, который явился днем? Она не является местным специалистом по экзорцизму, не знает устава и правил здешних ведьмаков, но даже так — она сомневается в том, что эта девица Джиао мстительный рух или призрак. И вообще сверхъестественное существо.

Потому что она отчетливо помнила кожу под своей рукой, когда коснулась ее щеки. Вот костяная тварь с огромной головой, «котенок Кики» — это точно сверхъестественное существо. А эта Джиао — такая же, как и сама Сяо Тай, обычная девушка с необычными способностями и поехавшей крышей. Сяо Тай вполне себе догадывается что именно могло произойти с одинокой и не похожей на местных девушкой, оставшейся без защиты своего отца.

Это Иммануил Кант мог испытывать иллюзии насчет нравственного закона, являющегося императивом в каждом из нас, греческие философы вроде Платона могли рассуждать о «естественном праве», ius naturale, таком себе аналоге Воли Небес на Западе. Но она как современный человек, увидевший расцвет и закат философии во всей ее красоте и безобразии могла совершенно точно сказать, что никакого естественного права нет.

Те, кто осуждает порочность и коррупцию чиновников, отвратительные нравы высшего общества, избалованного вседозволенностью — почему-то противопоставляют этому простоту и доброту обычных людей, крестьян, торговцев, ремесленников. Однако на самом деле простота нравов и невысокое социальное положение вовсе не означает непорочность и благородность. Люди одинаковы везде. Есть и добрые, благородные, великодушные поступки, а есть и отвратительные, ужасные и мерзкие. Тоже поступки, а не люди. Один и тот же человек может совершить подвиг, пожалеть и пригреть ребенка или котенка, накормить девицу и не потребовать ничего взамен… а может изнасиловать и убить всех — и ребенка и девицу и котенка.

Сяо Тай вздыхает. Она совершенно точно знает, что могло произойти с одинокой девушкой в деревне, если в конце концов ее продали в публичный дом за долги. Но вот что произошло потом? Доехала ли эта Джиао до «Персикового Сада»?

— Я подожду вас в деревне. — говорит эта Джиао и покидает их. Вот только что была и уже нет. Все-таки призрак? Или эта Сяо Тай задумалась и не заметила? Или все же дневной свет потребовал от призрака вернуться в свое темное убежище?

— Петух запел, и он исчез мгновенно.

Еще толкуют, будто в ночь на праздник

Рождения Спасителя-Христа

Певец зари поет всю ночь до утра.

Тогда блуждать не смеют злые духи.

Безвредно звезд теченье, ночь чиста,

Бессильны чары ворожей и ведьм —

Так непорочно, свято это время. — декламирует она, оглядываясь. Девицы нигде нет, рядом стоит задумчивый мечник, он потирает подбородок и глядит на противоположный берег реки, заросший плакучими ивами.

— Что скажешь, дружище Гвансон? — спрашивает Сяо Тай и переступает с ноги на ногу. В доме у Джиао все же нашлось немного не истлевшей ткани, из которой Гвансон сообразил обмотки ей на ноги, не соврал, и правда умеет. Получилось вполне себе аккуратно, вот только очень временно. Долго она в таком не проходит, расползется все. Тем не менее пока ее ногам было вполне тепло и мягко, а чего еще нужно?

— Госпожа Хушень знает мою позицию. — отвечает мечник и чешет затылок: — после прошлого раза я вам не помощник. Ваше заклинание и так уничтожило на мне два амулета защиты и щит лопнуло. Я теперь только атаковать могу, а попадет что по мне — так сразу сложусь. Кроме того, я искренне не понимаю желание Госпожи Хушень помочь этой подозрительной Джиао. Мы же совершенно точно установили, что она — нечисть. Существование нечисти против Воли Небес. Так нас учит учитель Мо-цзы и основатель Юи.

— Так ты у нас моист? — удивляется Сяо Тай: — вот от кого не ожидала. На вид ты скорее последователь конфуцианства.

— Учитель Кун слишком много внимания уделяет существующему порядку вещей. — отвечает Гвансон: — а вообще я не силен в теологических спорах и философских дискурсах. Я жить хочу. Госпожа Хушень все равно выживет, а этот недостойный слишком слаб, вот я и переживаю. Может ну ее эту пещеру, этого Демонического Зверя и тем более — эту Джиао с ее Кики? Я как вчера ее увидел — так мороз по коже. Здоровенная тварь… и как с ней сражаться? Меч от такой плотной кости отскочит. Тут топор нужен. На длинной рукоятке и с узким лезвием. И человек сто в плотном оружном строю. Да чтобы не новички были, а ветераны, которые не дрогнут, не побегут. Да и то… — качает он головой.

— Вот Второй Брат на твоем месте только обрадовался возможности о философии поговорить. — замечает Сяо Тай: — но если переживаешь — ступай назад, в деревню. Или вовсе к повозке на тракт. Я тут разберусь и вернусь.

— Ну нет. — отказывается Гвансон: — ни за что. Я вызвался защищать Госпожу, и я буду это делать. В конце концов я — мужчина и я — мечник. Я буду с вами рядом, что бы не случилось.

— Хм. — улыбается Сяо Тай: — боишься назад возвращаться?

— Боюсь. — честно признается мечник: — самое безопасное место — это у вас за спиной.

— Вот не дай бог ты меня туда железкой пырнешь — я тебя наизнанку выверну. — обещает Сяо Тай: — держись так, чтобы я тебя видела.

— Обижаете, Госпожа, — Гвансон делает вид что и правда обиделся: — я теперь на вашей стороне. До самого конца.

— Ну да. — закатывает глаза Сяо Тай, которая нисколечко не сомневается в лояльности Гвансона. Он действительно будет рядом до конца, но вот трактовку этого самого «конца» и кому именно этот самый «конец» настанет — он не уточняет. Продувной тип. Именно такие и выживают на больших дорогах Поднебесной. Такой и в Летнем Лагере не пропадет как свой будет, и в большом городе, и на светском мероприятии, да хоть в самом Запретном Городе.

Она садится на поваленный ствол дерева и начинает разматывать обмотки на ногах. Им еще через реку переправляться. Интересно, вот почему тут моста нет или брода? Река небольшая, едва ли по пояс будет, но замочит она обмотки и все. Кроме того, пора уже на боевой режим переходить, она на коньках Ци себя намного увереннее чувствует в плане мобильности и передвижения.

— Позвольте мне, Госпожа, — Гвансон тут же склоняется перед ней и помогает ей снять обмотки с ноги, сперва с одной, потом — с другой. Она чувствует, как его руки касаются нежной кожи на ступнях и ежится. Щекотно же. Руки продолжают разминать ступни, и она прикрывает глаза. Здорово. Устали ноги за это время, так и не удалось прилечь. Пришлось до рассвета сидеть и с девицей Джиао разговаривать в смутной надежде что с первыми петухами и лучом солнца та исчезнет, испарится в воздухе. Но петухов в деревне не оказалось, а лучи солнца, упавшие на кончик носа девицы Джиао просто заставили ее оглушительно чихнуть и зардеться от смущения. Так что ноги у нее устали, да… она чувствует, как…

— Эй! — Сяо Тай бьет Гвансона по рукам: — ну-ка грабли свои убрал, Казанова! Ты куда полез? Наглый какой!

— У Госпожи очень устали ноги, и этот недостойный просто хотел помочь…

— Госпожа сейчас пнет тебя этими самыми уставшими ногами, не поленится. Вот прямо в колокольчики. По фамильным драгоценностям, чтобы неповадно было. Еще раз руки свои распустишь, точно тебя на старшей дочери кузнеца женю, Волей Небес и Мандатом Братства Горы. Будет тебе куда ручищи свои девать.

— Что вы в самом деле Госпожа… — обижается Гвансон и убирает свои руки от греха подальше: — я же так. В порядке помощи. Кто я и кто вы. Дистанция как от солнца до муравья.

— Я тебя предупредила, Казанова ты наш. Вот лучше потом к Джиао приставать начни, она у нас девушка без моральных принципов, правда у нее котенок есть. Может и сожрать ночью. Все, держись сзади, не отставай. — она подпрыгивает на месте и на ее босых ножках вспыхивают синеватые лезвия Ци: — за мной.

— Там же река, Госпожа? — чешет затылок Гвансон: — а я после ранения. И вещи промокнут.

— Вот наглец, — восхищенно качает головой Сяо Тай: — ты, Гвансон своей смертью-то не помрешь, это точно. Мало того что лапами мне под ханьфу залез, так еще и это! Не собираюсь я тебя на себе через реку тащить!

— Что вы, Госпожа! И в мыслях такого не было! Я и на Госпоже! Нет. Нет. Никогда. Разве что… если сама Госпожа вдруг захочет… оказаться у меня между ног… Ооооууууу! — Сяо Тай проводила взглядом улетающего вдаль Гвансона, прикидывая, что до другого берега он вполне долетит. Встала на лезвия Ци и заскользила над водной гладью. Она не уставала наслаждаться передвижениями на коньках-лезвиях Ци, казалось ей никогда не надоест передвигаться таким образом — отталкиваясь и скользя над поверхностью. Словно бы весь мир вокруг закатали в лед или асфальт, а она на чудесных роликах-коньках… как там — пни вырывайте, деревья срубайте, асфальта, асфальта сюда подавайте! Вот это будет планета, катись хоть вокруг света на роликовых коньках!

Она закладывает кривую над речной гладью и скользит к тому месту, куда выбросом Ци отправила в полет незадачливого мечника.

Оказавшись на другом берегу, она описала круг, оглядываясь, увеличила тягу выхлопа и поднялась в воздух повыше, глядя по сторонам. Ага, вот и пещера, черный провал в горе, частично скрытый зарослями. Опустилась вниз, встала на ноги.

— Эй, ты там живой? — крикнула она в заросли: — ходить можешь?

— Со мной все в порядке, не извольте беспокоится, Госпожа… — из кустов выходит скособоченный Гвансон, он держится за бок рукой и охает: — ох! Зачем так сильно то? Сказали бы что не заинтересованы и все. Я же как лучше хотел.

— Я с тебя поражаюсь, господин Гвансон Пак. — говорит Сяо Тай: — ты вот явно своей смертью помирать не хочешь. У нас тут и так на руках девица Джиао с ее скелетами и Кики, Демонический Зверь в пещере, а тебе все мало. Хочешь, чтобы я тебя лично убила. Ты у нас живое олицетворение концепции Отряда Самоубийц. Это как говорят монахи с горы Шаолинь, дескать напавшему на мастера на Небесах засчитывается самоубийство. Знал же на что идет. Так и тебе, брат Гвансон, на том свете самоубийство зачтут. Полез к Седьмой Сестре под юбку — сам и убился.

— Прошу прощения. Приношу извинения и раскаиваюсь. Готов искупить. Отслужу. И башмачки куплю.

— Башмачки ты мне с прошлого раза должен. — замечает Сяо Тай: — ты вообще мне тут не воображай себя незаменимым членом отряда. Я тебя второй день знаю, могу и оставить тут где-нибудь. Несчастный случай на производстве, был Гвансон да вышел весь. Ты у меня и так в кредит живешь, а туда же… к женскому телу своими лапами.