Явь

Глава 3. Прибытие

– Командир! Сектор тридцать семь, замечено движение космического тела, – включив тумблер связи с командным пунктом, проговорил дежурный богатырь, командир полка космического дозора.

Уже двести лет потомки первых колонистов населяли планету Явь, и никаких других колонистов больше сюда не прибывало. Но шанс есть всегда, и поэтому космический дозор существовал и все эти годы зорко всматривался в непроглядную тьму космоса. Надежда не угасала никогда.

– Траектория? – донесся из динамика голос полководца второго ранга, ответственного дежурной смены.

– Траектория прямая.

– И что вы тогда панику поднимаете? Богатырь пятого класса Додинец, вы астероида никогда в жизни не видели?

– Вряд ли это астероид, сударь полководец, – ответил Василий Додинец, – астероиды я видел и не раз.

– Траектория прямая?

– А корабль должен по кривой идти? – вспыхнул богатырь.

– Скорость?

– Пять километров в секунду.

– И что вас удивляет?

– Слишком маленькая для астероида, сударь.

– Направление движения?

– Точно в направлении нашей планеты, если не изменит направление, то столкнется с нами по расчетам ученых через десять часов.

– Фотографии есть?

– Пока нет, слишком большая дистанция до наших спутников.

– Как сможете сфотографировать, срочно фотографии пришлите и держите меня в курсе, доклад через каждый час.

– Есть сударь полководец второго ранга!

Василий Додинец весь сиял начищенным до блеска самоваром. Вот уже двадцать пять лет из своих сорока шести он ежедневно всматривался в непроглядный океан космоса и ничего, из рамок вон выходящего, там не видел. В какой-то момент он задумался о нужности своей профессии, но кризис среднего возраста прошел, и довольствие на его должности было хорошим. И Василий свыкся с мыслью не совершить подвига в этой жизни, но прожить ее хорошо и детей вырастить и в жизнь выпустить. И вот когда он свыкся с этой мыслью, судьба дает ему шанс еще и подвиг совершить. Ну как тут не сиять начищенным самоваром?

Космическое тело приближалось медленно, но неотвратимо, и остановить его было нечем. Космический дозор у горожан был, ибо аппаратуру поставили первые колонисты. Но ставили-то они ее не для противодействия космическим угрозам, а дабы встречать последующие экспедиции. Богатыри дозора могли наблюдать и фотографировать угрозу из космоса, но не предотвратить ее. Тем временем математики сделали расчеты силы удара от соприкосновения планеты с этим астероидом и пришли к неутешительному выводу. Удар если и не уничтожит планету сразу, то повлияет на ее орбиту, что приведет к вымиранию, как флоры, так и фауны. Жителям Города, о лесовиках и речи не шло, решили ничего не говорить и никого не эвакуировать. А зачем? Если произойдет развитие первого сценария, то не спасут ни защитные бункеры, ни глубокие подземелья. А если пойдет по второму пути развития событий, то лишняя паника только усугубит ситуацию. Несколько десятков глаз, посвященных в тайну происходящего, смотрели неотрывно за приближением смерти.

На астероид объект похож был, но не особо. Камень и камень, но плоский. И симметричный. Симметричность, правда, скрывалась под наростами камня, но они были наносными. Сама же форма тела была правильной, слишком правильной для природного происхождения. Астероиды – это камни, отколовшиеся от других космических тел или получившиеся в результате уничтожения планет, но они не бывают симметричны, а этот был. Но от этого людям на Яви не становилось легче. Возможно, этот обросший наростами кусок какого-нибудь космического корабля, судя по траектории, неуправляемый кусок, но он врежется в планету с такой же силой и произведет такие же разрушения, как и обычный астероид. Офицерам космического дозора оставалось смотреть на это и докладывать информацию наверх, лелея слабую надежду о изменении траектории его полета.

Вечер играл с небом в калейдоскоп, разукрашивая его багрянцем заката, и одновременно застилая серостью грозовых туч. Темное на красном, с иногда проскакивающими нотками синевы. Ветер гнал тучи, менял их очертания, отчего и создавалось впечатление калейдоскопа. Как ни посмотришь на одну и ту же тучу, она обязательно изменит внешний вид. Звезды еще не проступили на небе, и оттого глаз привлекала одна горящая на небе точка, да притом в том месте, где ее отродясь не было. И ладно бы она там повисла и висела бы, но она с каждым мгновением наливалась, увеличивалась в диаметре, росла, можно сказать, на глазах. Когда звездочка стала большой и вошла в атмосферу, она начала краснеть, пока не раскалилась до ярко-кровавого цвета. Офицеры космического дозора прилипли к своим мониторам, не в силах от них оторваться, чтоб хотя бы попрощаться с семьями, хотя это было и запрещено. Высшее руководство боялось паники. Хотя что изменит паника, если до смерти несколько часов? Но офицеры все равно не звонили женам и матерям, хотя если нельзя, но очень хочется, то можно. Слишком уж завораживающая картина – приближающаяся смерть. Лесовики, не знавшие о приближении гостя из космоса, просто завороженно смотрели на небо и приближающуюся звезду. Интуиция подсказывала им, что это к добру не приведет, но очень уж зрелище было красивое.

Метеорит в огненном шлейфе, подпаливая вечернее небо ярким горящим хвостом, приблизился к поверхности планеты недалеко от Города. В каких-то полутора тысячах километров. Что это за расстояние для целой планеты! Но для небольшого количества потомков первых колонистов это было огромное расстояние. Метеорит приближался за границей самых дальних людских поселений. Но недалеко от них, километров сто, не больше. И когда уже дозорные закрыли глаза, видя, что столкновение неизбежно, метеорит конвульсивно передернуло и снизу открылись люки, откуда в землю ударили яркие иглы тормозных двигателей. Посадка оказалась жесткой, но не настолько, чтобы потрясти планету и привести ее к гибели.

– Живы!!! – разом выдохнуло огромное количество глоток дозорных.

Раскаленный камень стоял в центре огромного выжженного круга и остывал. Вокруг расстилался обожженный еловый лес с поломанными и обгоревшими деревьями. Ничего не происходило очень долго, до следующего утра, пока прошедший на заре дождь не остудил до конца космического пришельца. А вот ближе к полудню с неимоверным скрежетом отъехала верхняя крышка, обнажая светящиеся холодными голубыми огнями внутренности и сокрытую там прозрачную силовую капсулу с человекоподобной фигурой внутри. Из клапанов капсулы шел пар, стравливая потихоньку излишнее давление. Так капсула простояла почти до самой ночи, источая из себя холодное голубое свечение. В наступивших сумерках это смотрелось фантастически, но полюбоваться зрелищем никто не мог. Падение, пожар, землетрясение, хоть все они и были несильными, но отогнали всех животных и псевдов от этого места. И некому было лицезреть, как, издав последний вздох паром, капсула раскалывается на две части, и верхняя отъезжает в сторону, освобождая путь запертой внутри фигуре. Но человекоподобное существо не спешит покидать свое ложе, хотя все признаки его жизни присутствуют.

Боль, боль заставляет открыть глаза, хотя это и трудно сделать. За многие года глаза отвыкли открываться. Года? Века? Кто знает, сколько времени прошло здесь с того момента, как его погрузили в эту камеру и отправили на вечные скитания по Вселенной. Они обещали не убивать его и сдержали слово, хотя смерть была бы более легким исходом. Смерть мгновенна, а пустота и ничто вечны. Несмотря на анабиоз, мозг все равно жил, существовал и был на грани реальности и пустоты. Даже во сне мы ощущаем себя. Иногда закроешь глаза на долю секунды – и уже увидел трехсерийный красочный сон, а бывает, спишь полдня, а нудный сон длится все это время не переставая, и там сам движешься снулой рыбой, и даже бег медленнее обычного шага. А теперь представьте сон длиною в вечность. Страшно представить? А лежащему в капсуле существу пришлось это пережить.

Глаза открывались медленно, разрывая слипшиеся за многие века веки. Их бы омыть слезами, размягчить, но слез тоже не было. Слезы высохли в глубинах космоса. Поначалу они лились обильно, широкими реками, от обиды и злости, лились неконтролируемо, навзрыд, неостановимо. Но время шло, и разум понимал, что ничего не изменить и реки мелели, превращаясь в речушки, потом в ручьи, ручейки, ключи, струйки, пока совсем не исчезли, превращая кожу щек и глаза из оазисов в лишенную жизни пустыню. Наконец-то разверзлись веки и мутные глаза увидели свет. Он был ярок, словно перед глазами в кромешной тьме кто-то зажег спичку. Видно ничего не было, только разноцветные разводы с ярчайшим световым пятном посредине.

– Солнце? – подумало существо, ибо сказать пока еще не могло.

Рот так же, как и глаза нужно было раздирать огромным усилием воли и напряжением физических сил. Свет пятна был не желтый, а белый, да и вокруг царили темнота, окрашивая мир всеми оттенками синего и фиолетового цветов.

– Луна, – успокоившись, подумало существо, – луна – это хорошо, луна – это ночь, ночью проще.

Ночью действительно было проще. По крайней мере, этому существу. Но и приходить в себя после многовекового сна было удобнее. Многие столетия, не видевшие света глаза в ночную пору, не сгорят от невыносимого света. В ночную пору шанс на восстановление куда как выше. Да и не любило существо дня. Нет, оно не боялось света, но не любило. Солнечный свет не мог убить его, не мог привести к смерти, но он был слишком ярок и плодил в душе неприятные воспоминания. Враги существа когда-то любили свет, любили день, солнце, и ему пришлось уйти в тень, в ночь, к луне, чтобы противостоять им. Чтоб в его время они не чувствовали себя в своей тарелке.

– Аааааа! – разорвались губы, и окрестности пронзил тихий ор.

Существо орало, орало во всю мощь своих легких и связок, но вот легкие еще не набрали столько воздуха, чтоб кричать на всю округу, да и связки еще не пришли в себя от длительного сна.

Зрение приходило в норму, пятна рассеивались, обретая форму и оттенки цветов.

– Луна и звезды, – прохрипело существо, глядя в ночное небо, – ночь чудесна.

Существо пришло в сознание. Существо думало, соображало, говорило и могло четко изъявлять свои желания. Глаза видели, уши слышали. Вот как раз с последними проблем не было от слова «совсем». Хотя вроде они и должны были так же, как и все органы отвыкнуть от мира, но новый поток звуков не удивил их, и они вступили в работу почти сразу же. Куда как быстрее зрения и речи. Голос присутствовал. Теперь оставалось встать с ложа и сделать первые шаги. И это оказалось не так уж просто, как думалось изначально. Разорвать веки и губы хватило небольших мимических мышц, а вот для поднятия руки нужны большие, а они, видимо, если не атрофировались, то разучились двигаться. Руку поднимать пришлось прямым приказом. Она сопротивлялась и не хотела двигаться, но в какой-то момент сдалась и ухватилась за край капсулы. Дальше было дело техники. Если получилось первый раз, получится снова и снова. И вот через полчаса усиленной работы, тело подтянуло себя к краю, и существо перевалилось через него на землю. Хорошо хоть руки не отпустило, ибо ноги при падении подогнулись, и, если бы не руки, тело упало бы мешком костей на траву. Долго стояло, прислонившись к кораблю-камере, приходя в себя, восстанавливая силы и дыхание, а потом попыталось оторвать руки. Получилось, но не с первого раза. Потом настал момент сделать первый шаг, потом десятый и вот уже существо ходит нормально, но небыстро и недалеко, через десятка три шагов ему все еще нужно остановиться и передохнуть.