Ближний круг российских императоров

Новая метла чисто метет

Наталья считает, что причина всех несчастий – Эрнест Бирон, фаворит новой императрицы, именно он внушил Анне Иоанновне ненависть к старым боярским московским семьям.

«Как скоро вступила в самодержавство, так и стала искоренять нашу фамилию. Не так бы она злобна была на нас, да фаворит ее, которой был безотлучно при ней, он старался наш род истребить, чтоб его на свете не было, по той злобе: когда ее выбирали на престол, то между прочими пунктами написано было, чтоб оного фаворита, которой при ней был камергером, в наше государство не ввозить, потому, что она жила в своем владение, хотя она и наша принцесса, да была выдана замуж, овдовевши жила в своем владении, а оставить его в своем доме, чтоб он у нас ни в каких делах не был, к чему она и подписывалась; однако злодейство многих недоброжелателей своему отечеству все пункты переменило, и дали ей во всем волю, и всенародное желание уничтожили, и его к ней по-прежнему допустили. Как он усилился, побрав себе знатные чины, первое возымел дело с нами и искал, какими бы мерами нас истребить из числа живущих. Так публично говорил: “Да, мы той фамилии не оставлю”. Что он не напрасно говорил, но и в дело произвел. Как он уже взошел на великую степень, он не мог уже на нас спокойными глазами глядеть, он нас боялся и стыдился; он знал нашу фамилию, за сколько лет рожденные князья имели свое владение, скольким коронам заслужили все предки. Наш род любили за верную службу к отечеству, живота своего не щадили, сколько на войнах головы свои положили; за такие их знатные службы были от других отмены, награждены великими чинами, кавалериями; и в чужих государствах многие спокойствии делали, где имя их славно. А он был самой подлой человек, а дошел до такого Великого градуса, одним словом сказать, только одной короны недоставало, уже все в руку его целовала, и что хотел, то делал, уже титуловали его “ваше высочество”, а он ни что иное был, как башмачник, на дядю моего сапоги шил, сказывают, мастер превеликий был, да красота его до такой великой степени довела. Бывши в таких высоких мыслях, думал, что не удастся ему до конца привести свое намерение: он не истребит знатные роды. Так и заделал: не токмо нашу фамилию, но другую такую же знатную фамилию сокрушил, разорил и в ссылки сослал»[19].

Кто же этот фаворит, которого Анна Иоанновна привезла с собой из Курляндии, который каким-то образом, будучи еще в Курляндии, успел сшить сапоги дяде Натальи Борисовны? Понятно, что у нее нет причин любить Бирона или быть к нему справедливой, она рассказывает наиболее «компрометирующую» версию его происхождения, которая, впрочем, не находит подтверждений.

По мнению современных историков, Бирон все же остзейский дворянин, хоть и небогатый, но древнего рода (первые сведения о нем относятся к XVI в.). Впрочем, бо́льшая часть дворян из его окружения не могла похвастаться более длинной родословной – земли Куземе и Земагле (юго-западная часть Латвии) долгие годы находились под властью то Ливонского ордена, то Швеции, и хозяева не спешили признать за местными землевладельцами дворянские права.

Его отец служил при дворе Курляндского герцога шталмейстером, т. е. главным конюшим. В Европе, как и в допетровской Руси, эта должность достаточно почетная и отнюдь не унижающая дворянина, а если учесть, что от здоровья и выучки лошади часто зависела жизнь всадника, то еще и ответственная[20]. Позже отец Бирона назначается лесничим и начальником егерей – также весьма ответственная должность. Охота в XVIII в. – рыцарская забава: охотничьи леса, «парки» – участки в непосредственной близости от имения, ценились и содержались в порядке, чтобы хозяин мог устроить достоянное развлечение для своих гостей.

Эрнест родился в 1690 г., и всего на три года старше Анны Иоанновны. Учился в Митаве, позже в Кёнингсберге, но не слишком усердно. С детства любил лошадей, и они оставались его страстью, в этом деле он знаток, что стало хорошей основой для карьеры молодого дворянина из провинции. Только вот для наследников 600 имений Курляндия могла предоставить лишь 200 военных, гражданских и придворных должностей, а учитывая то, что семьи часто были многодетными (у Бирона-старшего, к примеру, трое сыновей и пять дочерей), то «конкурс» даже не 3, а 4–5 человек на место, но можно попытать счастья в соседних странах – Речи Посполитой или в Швеции.

Когда в Курляндию приехала племянница Петра I, русская принцесса (уже вдова герцога Курляндского), чтобы закрепить за Россией права на балтийские порты – Либаву и Виндаву (ныне – Лиепае и Винтерпилс), юному Бирону выпал шанс, или, как говорили в XVIII в., – «случай».

Но почему Анна так быстро овдовела? Возможно, виной тому – дурной петербургский климат, возможно – алкоголь. Жених приехал за невестой в Северную столицу. Празднества продолжались без малого четыре месяца, но молодая чета так и не смогла вернуться в Курляндию – герцог умер в дороге, в 40 верстах от Санкт-Петербурга на мызе Дудергоф. Вдовая герцогиня, по распоряжению Петра, приехала в столицу Курляндии Митаву, где отец герцога построил в свое время роскошный дворец, чем едва не разорил страну, и осталась там жить. От ее имени Курляндией управлял российский представитель Петр Михайлович Бестужев-Рюмин. Секретарем к Бестужеву и устроился Бирон.

Вскоре он закрепляет свое положение выгодным браком – женится на Бенигне Готлиб фон Тротта фон Трейден – придворной даме герцогини Анны. Позже Джейн Рондо увидит эту пару в Петербурге и напишет о них следующее: «Он обер-камергер, красивый мужчина, но с каким-то отталкивающим взглядом[21]… когда он начинает говорить, то становится ласковым. Графиня – женщина низенького росту и весьма красива, но лице ее испорчено оспою, зато шея самая прелестная».

Э. Бирон

Нам не угадать, какие чувства испытывал к юной супруге Бирон, но ухаживал красиво, как это полагалось в XVIII в. Обращаясь к невесте в одном из писем в октябре 1722 г., он посылает ей изящную коробочку для косметики и осведомляется: «Надеюсь, что добрый Шмидхаммер уже был у вас и что сюрприз удался. Благодаря Бога в этот день за все хорошее и доброе, что он сделал для вас, пусть великий Бог и в дальнейшем дарит вам здоровье. Когда дела будут окончены, пусть ни малейшая печаль не тревожит ваше сердце. “Прекрасный и любимый” – девиз вашего сердца. Поскольку я имею преимущество быть близким вашему сердцу, считаю дни, которые еще разделяют нас, и успокаиваю себя, что вскоре увижу своего милого ангела».

А через два года он пишет уже жене по поводу рождения первенца: «Целую своего сына, мой ангел, твой верный слуга Э.И. Бирон».

Теперь для счастья молодой семьи не хватает одного – приличного жалования супруга.

Периодически Анна наезжает в гости в Петербург, с ней – ее Малый двор и Бирон. Юнкер Берхгольц записывает в дневнике в сентябре 1724 г.: «11-го. Камер-юнкер Бирон рассказывал мне сегодня, что Его Величество император приказал вчера выдать герцогине 3000 рублей на путешествие в Курляндию и обещал ей следующею весною навестить ее в Митаве. Как рада должна быть добрая герцогиня, что наконец может опять возвратиться в свои владения, где ей совсем иначе живется, чем здесь, легко себе представить, особенно если принять во внимание, что в последние годы она приобрела в Курляндии такую любовь, что ее почитают там почти как полубогиню. У нее, говорят, еженедельно бывают два куртага, именно по воскресеньям и средам, и она курляндскому дворянству при всех случаях оказывает много милости и доброты. Двор ее, по словам камер-юнкера, состоит из обер-гофмейстерины Ренне, трех немецких фрейлин и двух-трех русских дам, из обер-гофмейстера Бестужева, одного шталмейстера, двух камер-юнкеров, одного русского гоф-юнкера и многих нижних придворных служителей. Около 3 часов его королевское высочество поехал к герцогине Курляндской и простился с нею».

Не понять, иронизирует ли юнкер (впрочем, обычно за ним такого не водилось) или Бирону и в самом деле удалось убедить его, что герцогиня счастлива в Митаве. На самом деле все обстояло прямо противоположным образом.

Содержание Анне отпускали скудное, и она жаловалась Петру, что не может «себя платьем, бельем, кружевами и по возможности алмазами не только по своей чести, но и против прежних вдовствующих герцогинь курляндских достаточно содержать», меж тем, как «партикулярные шляхетские жены в Митаве ювелы и прочие уборы имеют неубогие, из чего герцогине, при ее недостатках, не бесподозрительно есть». Но Петра это, кажется, не слишком волновало – порты принадлежат России, значит, все в порядке.

Анна – ребенок царя Иоанна и царицы Прасковьи – одна из последних «теремных затворниц» и растили ее по старинным московским обычаям, а теперь ей предстояло жить в немецкой провинциальной Митаве, говорящей на чужом для нее языке. И провела она там целых десять лет. Надежда снова выйти замуж, забрезжившая перед глазами Анны, когда в Митаву прибыл внебрачный сын короля Польши Августа II герцог Мориц Саксонский, быстро развеялась. Такой жених и укрепление связей Курляндии с Польшей и Саксонией никак не устраивали Петербург. Тщетно Анна писала Меншикову: «Прилежно вашу светлость прошу в том моем деле по древней вашей ко мне склонности у Ее Императорского Величества предстательствовать и то мое полезное дело совершить».

Конечно, Анне, несчастной, всеми брошенной и преданной, необходимо перемолвиться с кем-то словом, нужен кто-то, кто хоть немного развеял бы ее одиночество. В XVIII в. эти обязанности, как правило, исполнял любовник, или как говорили тогда – «амант». Молва приписывала Анне связь с Бестужевым-Рюминым. Когда же его удалили от Двора, с традиционно-русскими обвинениями во взяточничестве и казнокрадстве, Анна нашла утешение в связи с Бироном.

Сам Бестужев, когда ему удалось отчитаться перед «верховниками» и освободиться от обвинений, с горечью писал своей дочери, одной из немногочисленных фрейлин Анны: «Если вам станут говорить о фрейлине Бироновой, то делайте вид, что ничего не знаете. Поговорите у себя в доме со Всеволожским, чтоб между служителями ее высочества было как можно более смуты и беспорядка, потому что я знаю жестокие поступки того господина. Я в такой печали нахожусь, что всегда жду смерти, ночей не сплю; знаешь ты, как я того человека люблю, который теперь от меня отменился». Любимый, но «отменившийся», т. е. изменивший человек – это, конечно, сама Анна.

Что это – жалобы отвергнутого любовника или сетования верного слуги на неблагодарную госпожу? Кажется, в XVIII в. не делали больших различий между этими статусами. Обратим также внимание, что Бестужев упоминает и о «фрейлине Бироновой», о том, что не следует распускать язык. Видимо, семья действовала заодно, пытаясь «свалить» конкурента, и это в духе XVIII в. – объединиться семьями за место у трона, за внимание властелина.

Однако Бестужев не потерял надежды вернуть расположение герцогини и наставляет дочь: «…но вы об этом не давайте знать, вы должны угождать и твердо поступать и служить во всем, чтоб в кредите[22] быть и ничем нимало не раздражать, только утешать во всем и искусно смотреть, что о нас будет говорить, не в противность ли?». Дочь немногим смогла ему помочь, вскоре ее саму «верховники» обвинили в государственной измене и заточили в монастырь. Самого же Петра Михайловича в 1728 г. арестовали и под стражей препроводили в Санкт-Петербург, где обвинили в мздоимстве. Обвинение подтверждало письмом самой Анны Иоанновны к Петру II, что «Бестужев-Рюмин расхитил управляемое им имение и ввел ее в долги неуплатные». Старые связи Бестужева помогли избежать ссылки, но в Курляндию он уже не вернулся.