Курсант: Назад в СССР 12

Глава 5

Не вставая с дивана, я вытащил пистолет из-под рубаки. Щелкнул предохранитель и грозно лязгнул передергиваемый затвор. Я собрался с силами и направил пистолет на Ковригина.

— Ружье у тебя не заряжено! — ухмыльнулся я. — Бросай ствол!

Тот, завидев у меня в руках оружие, побледнел, преломил ружье, но то зияло пустым патронником.

— Бросай! — гаркнул я.

Историк выронил оружие и стоял теперь, переминаясь с ноги на ногу и таращась на пистолет. Если бы не вся эта ситуация, его можно было даже пожалеть, такой побитой псиной он выглядел.

— Что ты мне в чай подмешал, сволочь? Руки в гору! Ну!

Писатель подчинился и тихо пробормотал:

— Вы меня… убьете? — сейчас он явно испугался и выглядел подавленным.

— Если будешь вести себя, как я скажу, то, возможно, нет, — чуть обнадежил я его.

Я пытался оценить свои силы. Вроде, в сознании, но при этом я не способен к активным физическим действиям. Надеюсь, это что-то вроде снотворного, а не яд. То есть, действие закончится, а не усугубится. В любом случае, пытаться встать на ноги — так себе идея. Поэтому я решил командовать с дивана. Еще раньше я заприметил, что под столом виднеется крышка подполья.

— Открой, — кивнул я на кольцо в люке.

— Что это вы задумали? — писатель вдруг снова перешел на «вы».

— Открывай! — рявкнул я, но Ковригин не шевелился, так и застыл с поднятыми руками.

Что ж, придется его мотивировать, пока я совсем не вырубился.

Бах! — пальнул в потолок. На голову хозяина дома посыпалась крошка из краски и щепок.

Писатель вздрогнул, втянул плечи, а затем кинулся поднимать крышку. Она оказалась без петель — просто поднималась, как с кастрюли.

— Лезь вниз! — распорядился я. — Живо!

Тот нехотя нырнул в образовавшийся лаз. Встал на лестницу, чуть спустился — над полом возвышалась только его голова.

— А теперь закрой крышку!

Ковригин подтянул к себе квадратную конструкцию, крашеную в цвет пола и, корячась, водрузил ее у себя над головой, окончательно скрывшись внизу.

Теперь можно было немного выдохнуть. Ужасно хотелось спать, но не время было расслабляться. Я собрался с силами и встал. По стеночке доковылял до подполья и повис, опираясь о стол. Рывок, другой — и подвинул его ножки аккурат на крышку лаза. Смел со стола писательские вещички, карандаши и бумаги, только пишущую машинку оставил, чтобы не дай бог не разбить. После чего сам взобрался на стол. Лег вдоль, чуть свесив ноги.

И уставился в потолок. Яд или снотворное? Да где они?

Во мне восемьдесят с лишним кило, теперь точно не выберется. Главное — не спать, нельзя позволять себе спать, хотя глаза слипаются. Еще какое-то время я держался, но с каждой минутой становилось сложнее. Не надеясь больше на организм, я собрался с силами, встал, доковылял до двери и запер дом изнутри. Снова примостился на столе и… отрубился.

Очнулся от того, что кто-то громко барабанил в дверь. Уже стемнело, сколько прошло времени, я не знаю.

— Откройте! Милиция! — слышался снаружи знакомый голос.

Это был Федя. Нашли меня-таки… Молодцы!

Чувствовал я себя уже сносно, лишь в глазах легкий туман и в голове шум.

Подошел к двери и откинул крючок. На пороге стоял Погодин с пистолетом наизготовку, из-за его спины несмело выглядывал Саня.

— Что так долго? — буркнул я, но не смог сдержать улыбку.

Рад был видеть напарника, потому что за руль я бы все-таки пока не рискнул сесть.

— Андрюха! — выпалил он. — Ты чего такой бледный? А где Ковригин?

— В подполье сидит, опоил меня, гад, чем-то! Но, вроде, уже отпустило. А вы меня как нашли?

— Так все окрестные дачи объездили. Спрашивали, где тут у них писатель живет. В Камышево заехали, тут нам сразу на этот дом указали. Хорошо, что в деревне все друг дружку знают. А уж тем более — писателей. Подъехали, а тут наша машина стоит. Ну…

Федя повернулся к Саньку:

— Иди, таксиста отпусти.

Саня кивнул и исчез за дверью.

Федя вошел в дом и осмотрелся:

— Ого, ружье!

— Оно не заряжено, — я вытащил из кармана патрон двадцать четвертого калибра. — Дуй за понятыми, сейчас изымать ружье будем и пишущую машинку.

— Давай сначала Ковригина достанем, — Федя помахал наручниками.

— Согласен… Отодвинь стол, вон люк, видишь?

Погодин уже ничему не удивлялся. Федя выполнил мое указание, откинул крышку и наклонился над дырой.

— Эй, гражданин! Вылезайте!

В ответ тишина.

— А он точно там? — таращился то на меня, то вниз Федя. — Вроде, никого не видать.

Я тоже заглянул в подполье, но, кроме картошки и паутины, ничего не разглядел.

— Сбежал… — растерянно пробормотал Погодин. — Как? Стол же на люке стоял?..

— Ну… Да… — я озадаченно почесал затылок. — Еще и я на столе сверху был. Правда, без сознания.

— Чертовщина какая-то… — вытягивал шею Федор, опустившись на колени и склонив голову ниже уровни пола, — куда он делся?

— Да хрен с ним, — сказал я погромче. — Сейчас подполье закроем и гвоздями крышку заколотим на всякий случай. Дом запрем и опечатаем. Раз никого здесь нет.

— Не надо заколачивать! — раздался снизу голос, насыпь из картошки разошлась, выпуская наружу грязного, как черта, Ковригина. — Я сдаюсь!

— Твою маковку! — распалялся Федя. — Ты на хрена зарылся, писатель! Думал, не найдем? Как теперь тебя в машину такого грузить? Весь салон уделаешь! Придется в багажник!

— Лишь бы не на тот свет, — пробурчал Ковригин, поднимаясь по ступенькам приставной лестницы.

— Ха! Вот чудило! — веселился Погодин. — Мы же милиция, а не бандиты!

— Как — милиция⁈ — писатель завис на половине лестницы и задрал голову.

На его чумазом лице высветилось недоумение.

— Обыкновенно, — пожал плечами Федя. — Но ты не дури, держи руки, чтобы я видел. Убить не убью, а ногу прострелю, если что!

— Это хорошо, что вы из милиции, — вдруг выдал Ковригин и вылез из подполья. — Я думал, Слава меня убивать пришел…

— Кто? — брови Погодина встали домиком.

— Это я. Я щас все расскажу, — шепнул я ему. — Надень ему браслеты.

Ковригину сковали за спиной руки, при этом он пытался возмущаться, мол, на каком основании его задерживают.

— По подозрению в совершении серии убийств, — торжественно объявил ему Федор, защелкивая на запястьях браслеты.

— Каких убийств⁈ — дернулся задержанный. — Вы что такое несете?

— Спокойно, гражданин, — Погодин усадил его на табурет в угол. — Разберемся…

В дом вошел Саня, я их с Федей тут же отправил за понятыми.

— Так вы правда из милиции?.. — смотрел на меня затравленным взглядом Ковригин.

Я показал ему удостоверение:

— А ты что подумал?

— Ну-у… Сначала я вам поверил, что вы начинающий писатель, а потом — потом разглядел под рубахой пистолет. И был уверен, что вы пришли по мою душу.

— И кому же нужна твоя душа, Сильвестр Велиарович? — сверлил я его пытливым взглядом, пытаясь понять, притворяется он или действительно заблуждался.

— Я ничего не скажу, — вдруг насупился Ковригин. — Я свои права знаю, молодой человек, у нас презумпция невиновности кодексом предусмотрена, вам надо, вы и доказывайте…

— Докажем… Все, что надо, я узнал. У тебя есть мотив желать зла Светлицкому.

— Честно говоря, я думал, это он вас послал. Убить меня… — вдруг еле слышно выдохнул Ковригин.

— За что?

— А вы будто не знаете, что в городе происходят убийства?

— Слышал, — хмыкнул я.

— И не обычные убийства… Только не говорите, что вы не в курсе, что преступления совершаются по мотивам книг этого литературного дилетанта Светлицкого.

— Да?.. Откуда такая информация у тебя?

— Я не слепой, подробностей не знаю, но сопоставил. Ведь я эти книги сам помогал ему писать. Все просто…

Но договорить я ему не дал — нечего Ковригину чувствовать себя хозяином положения.

— Сам помогал, сам потом убивать начал, чтобы скинуть мэтра с пьедестала, когда он тебя от себя отодвинул, — ухмыльнулся я. — Все сходится, Сильвестр. Говори, где Приходько! Она жива?

Взамен сонному оцепенению на меня единой волной нахлынула жажда действия. Страшно хотелось схватить писателя-изгоя за грудки и хорошенько встряхнуть. Но я сдержался, и тот только хлопал глазами, словно бы не в силах меня понять.

— Кто? — переспросил он.

— Елена Петровна, администратор гостиницы «Север». Только не ври. У нас есть доказательства, что то анонимное письмо было отпечатано на твоей пишущей машинке. Скорее всего, на этой вот самой… — я ткнул пальцем на стоящую на столе старенькую «Москву».

— Бред какой-то! — тряс головой задержанный. — Я требую объяснений!

— Вопросы здесь теперь задаю я, товарищ писатель. В твоих же интересах сотрудничать со следствием.

— А! Я понял! — воскликнул он каким-то совсем другим голосом — примерно таким тоном он задавал вопросы тогда в библиотеке. — Вы все-таки работаете по наводке Светлицкого… У него остались связи в милиции Литейска, и…

— Вообще-то, мы из Москвы.

В это время дверь распахнулась, и Федя с Саньком втолкнули внутрь понятых. Нетрезвых, слегка пошатывающихся, но счастливых и о чем-то своем хихикающих. Это были Сема и Люська, облепленные травинками сена.

— Славик! — увидев меня, Агапова стряхнула с руки кавалера и, резво шагнув вперед, чуть ли не повисла у меня на шее. — Что здесь происходит⁈ Товарищи милиционеры нас арестовали! И почему Силя в кандалах?

— Вас не арестовали, а попросили побыть понятыми, — хмыкнул я.

— Понятыми? Это что? Слава, я что-то ничего не пойму!

— Это тебе не Слава, — икнув, бодро выдал Кондейкин. — Это тебе целый майор милиции Петров Андрей Григорьевич.

— Чего⁈ — челюсть Люськи драматически отвисла.