Девочка-лиса

26.

Часовня сияет на фоне серо-голубого моря. Она похожа на видение: одиноко высится на прибрежном лугу, словно ее закинуло сюда штормовым ветром. Узкие высокие окна устремлены на запад, к морю, и на юг, в сторону соснового леса. Санна останавливается у боковой стены здания и прислоняется к ней спиной, восстанавливая дыхание, сбившееся после прогулки от машины через лес.

Ей открывается пустынный пейзаж. Пологие пастбища. Одинокая, скрюченная сосна на берегу. Несколько кустов. Вплотную к фасаду жмутся засохшие луговые цветы, их качает от ветра. Заброшенная ферма Кранца, которой принадлежит и часовня, лежит в нескольких километрах отсюда. Она проезжала мимо нее по пути сюда.

Вход в часовню расположен с торца и обращен к морю. Просмоленные двойные двери накрепко заперты. Украшением им служат красивые старинные петли и массивная кованая ручка. Над ней закреплена деревянная табличка, гласящая «Для частных молений». Санна еще раз дергает дверь, та чуть приоткрывается, но дальше не поддается.

На коньке просмоленной крыши установлен железный крест. В отличие от большинства старинных часовен, раскиданных по побережью и сохранившихся в рыбацких деревушках на острове, эта имеет довольно ухоженный вид. Кто-то содержит ее в порядке, вероятно, услуги этого кого-то оплачивает Кранц.

Два ястребка борются с ветром, они перелетают через часовню и скользят в сторону моря. Кажется, будто они охотятся друг на друга. Санна провожает их взглядом. Обернувшись к часовне, она замечает, что кто-то убрал камни, которые были на фото. Те, на которых стояли дети. Она проводит рукой по оштукатуренной поверхности.

Она почти видит ее. Резиновые сапоги. Слишком просторный для худеньких бедер купальник. Рыжие волосы. Шести-, а может, семилетняя Мия Аскар.

Вернувшись в машину, Санна барабанит пальцами по рулю, чтобы немного согреться. Телефон швыряет то туда, то сюда по пассажирскому сиденью из-за неровностей гравийной дороги. Она набрала номер Алис и нажала на громкую связь. Та отвечает почти сразу, она в управлении. Она тоже переключается на громкую связь, подозвав к трубке Эйр.

Санна пересказывает им, что услышала от Бергмана. Про насилие в лагере. Про обвинения в сексуальных домогательствах, выдвинутые Мией Аскар против Кранца, про то, что они начались за несколько лет до лагеря «Рассвет». Закончив свой рассказ, она вылавливает телефон с сиденья и посылает каждой из них фотографию детей в звериных масках. На том конце царит молчание.

– Хрен знает что, – наконец восклицает Эйр. – Так этот лагерь стал пределом чертовщины, которая творилась там много лет.

– Похоже, что так.

– Черт, – шепчет Эйр, – черт бы побрал все это дерьмо…

– Мы считаем, что преступник мстит за смерть Мии Аскар? – осторожно интересуется Алис.

– Не знаю, – отвечает Санна. – Но думаю, это вполне возможно. В лагере они перешли все допустимые границы, но самое ужасное – это то, что случилось с Мией, и то, что эта история замалчивалась. Учитывая, что все жертвы имели отношение к лагерю, что Мия была там и что убийства начались вскоре после ее самоубийства… Очень может быть, что убийцей окажется кто-то из близких ей людей.

– Мама девочки, Лара? – предполагает Алис.

– У Лары Аскар пуленепробиваемое алиби, во всяком случае, на момент убийства Мари-Луиз, да и Франка тоже, если считать, что оно произошло той же ночью. После известия о смерти дочери ее положили в больницу, и она лежала там, когда были убиты супруги Рооз, – поясняет Санна.

– Хорошо, – подытоживает Эйр, – значит, мы исходим из того, что Мари-Луиз лишилась жизни за то, что помогала Кранцу деньгами, предоставляла ему возможности. А Франк за то, что помогал Кранцу иным образом, в этих его отвратных экзорцизмах. А Ребекка Абрахамссон-то за что?

– Она ухаживала за детьми в лагере, – отвечает Санна. – Она приехала в «Рассвет» после той инсценировки расстрела и подтвердила, что никакой физический вред детям не нанесен, несмотря на случившееся. Может, она увидела, что с Мией что-то не так, заметила что-то такое, этого нам не узнать. Но мы точно знаем, что она встала на сторону Кранца, прикрыла его после случившегося. Она тоже была частью этого заговора молчания.

– Тогда следующая в списке потенциальных жертв – Инес Будин? – произносит Алис. – Потому что со слов Бергмана она тоже виделась с детьми и заметала следы.

– Инес Будин? – со смехом переспрашивает Эйр. – Главная цель ведь теперь Хольгер Кранц…

– Я как раз сейчас еду к нему, – отзывается Санна. – Он живет в хосписе неподалеку от лесопилки. Я хотела быть там раньше, но его сиделка…

– В хосписе? – удивляется Эйр.

– Да.

– Но Бергман подтвердил тебе, что это Кранц на видеозаписи, да?

– У него, судя по всему, сердечная недостаточность. Его или совсем недавно положили туда, или у него было что-то вроде отгула, когда они с Франком схватили Мию…

– Черт, – сердится Эйр, – мне даже интересно, что он еще успел натворить за свою вылазку.

– Да, его тоже вполне можно заподозрить в убийствах, – соглашается Санна. – Кто-то мог завести разговор о домогательствах. Смерть Мии могла послужить толчком к этому. Может быть, он боялся, что все выйдет наружу и люди поймут, кто он на самом деле такой.

– Он в любом случае достаточно больной и долбанутый, – соглашается Эйр. Она думает о видео с экзорцизмом. – Я встречу тебя на месте.

– Мне нужно, чтобы ты вместо этого разыскала Инес Будин, – останавливает ее Санна.

Инес Будин человек жесткий, думает она, с ней Эйр много вреда не наделает, несмотря на всю свою резкость. Но с Кранцем она хочет провести разговор сама.

– Ладно, – нехотя соглашается Эйр.

– Спасибо, – Санна продолжает инструктировать напарницу, – выясни у Будин, что за дети на снимке, особенно расспроси про мальчика рядом с Мией. Она же с ними встречалась и общалась. Постарайся убедить ее поехать с тобой в управление, я вернусь, как только смогу.

– Погоди, – недоумевает Эйр, – а чем нам так интересен мальчик рядом с Мией?

Санна колеблется. Она еще не успела представить Эйр и Алис свою новую теорию. Она понимает, насколько неправдоподобно это выглядит.

– Ты же помнишь рисунок Джека Абрахамссона? – начинает она.

– Волка? – откликается Эйр.

– Я думаю, что мальчик на фото мог быть тем волком, которого видел Джек.

На мгновение становится тихо.

– Ты серьезно? – произносит Эйр.

– Да.

Эйр фыркает.

– Нет, ну вообще… – раздраженно возражает она.

Санна продолжает, не обращая внимания:

– Дети должны были изображать семь смертных грехов. Мальчик без маски должен был быть волком.

– И ты хочешь сказать, что Джек Абрахамссон нарисовал волка, потому что этот мальчишка зарезал его мать? Что Джек был тогда в лагере и узнал его теперь, когда тот напал на Ребекку?

– Нет, Джек, наверное, не был там, он был слишком мал. Со слов Бергмана, это были школьники. Джеку тем летом исполнилось шесть.

– Ясно, но если он не был в лагере, как же он мог тогда узнать… – Эйр смолкает на полуслове. – Ты же не думаешь, что…

– А почему бы и нет? – парирует Санна.

Алис откашливается, чтобы привлечь к себе внимание:

– Простите, но я не совсем понимаю, о чем вы. Можете пояснить?

Эйр громко хохочет.

– Санна думает, что преступник совершал убийства, нацепив маску волка, – поясняет она и снова разражается хохотом. – Вот почему Джек нарисовал волка.

Санна дает Эйр отсмеяться, а потом продолжает:

– Когда Мия Аскар совершала самоубийство, на ней была маска. Почему бы тому, кто мстит за ее смерть, не поступить так же? Тем более что это эффективный способ спрятать свое лицо.

На несколько секунд воцаряется тишина.

– В таком случае ему должно быть лет четырнадцать-пятнадцать? – уточняет Эйр. – Все-таки не очень похоже на правду…

– Фабиан сказал, что в этих убийствах не требовалось прикладывать такую уж большую силу, как мы думали. В двух случаях из трех, с Мари-Луиз Рооз и с Ребеккой Абрахамссон, жертва находилась в лежачем положении, а удар наносили сверху, – отвечает Санна. – И Мия писала в школьном сочинении о друге детства, о ком-то, кого она любит. Если такой человек действительно существует, а не выдуман ею, почему бы ему не быть предполагаемым преступником, который мстит за ее смерть?

– Короче, ты и правда считаешь, что это возможно? – спрашивает Эйр.

– Во всяком случае, не думаю, что это невозможно.

– Да ну блин, иди ты. У тебя не возникало мысли, что Джек Абрахамссон мог просто поиздеваться над нами с этим рисунком волка? Неужели тебе такое не приходило в голову?

– С чего ему это делать?

– А мне откуда знать. В любом случае он сейчас шокирован как хрен знает что, так что у него может быть до фига причин нарисовать нам волка.

– Тебе необязательно полностью соглашаться с ходом моих мыслей, – реагирует на это Санна. – Я просто хочу, чтобы вы это обдумали. Он мог его видеть, ведь я просила его изобразить то, что он видел.

Становится тихо.

– Хорошо, – задумчиво произносит Алис через некоторое время. – Давайте согласимся, что парень на снимке может оказаться преступником. В таком случае сейчас он в подростковом возрасте, вероятно, у него такие же темные волосы, как и тогда и, конечно, такие же карие глаза.

– Да, – соглашается Санна. – Когда будете говорить с людьми, давайте его описание. Спрашивайте, не подходит ли под него кто-то из близкого круга Мии.

– Что вы еще можете сказать о нем? – интересуется Алис.

– Пока ничего.

Алис вздыхает.

– Я могла бы направить снимок ребятам из лаборатории в НОР для анализа изображения. Посмотреть, вдруг они нам помогут.

– Отправь. Я оставлю фото у Суддена после того, как съезжу к Кранцу, узнаем, найдут ли они что-то.

– Нет, ты не права, – Эйр повышает голос. – Прости, но я не могу поверить в историю про подростка, у которого хватило бы ярости или сил, чтобы совершить нечто подобное. Мы собьемся с курса, если поверим в это.

Алис снова откашливается.

– От меня вам еще что-то нужно, Санна? – уточняет она.

– Свяжись еще раз с Ларой, матерью Мии, попроси приехать в управление, чтобы мы поговорили с ней подробнее про Мию и «Рассвет».

– Но она же в отъезде… Вы сказали, что…

– Разыщи ее и заставь немедленно вернуться на остров.

– Хорошо.

– Когда дозвонишься до нее, узнай, не было ли у Мии какого-то очень близкого друга. Мы все изучили, но ничего не нашли. Ее соцсети, школа. Ничто не указывает на наличие у нее парня или подружки или вообще-то каких-то друзей, но это совсем не означает, что у нее их не было. Лара Аскар может что-то знать. И проследи за тем, чтобы она смогла посмотреть на фото из лагеря как можно быстрее. Спроси, знает ли она других детей на снимке. Особенно мальчика.

Алис молчит.

– Что-то не так? – спрашивает Санна.

– Нет, но… То есть вы хотите, чтобы я показала ей фотографию, на которой ее дочь вся в крови и с этой маской на лице?

– Да.

– Хорошо, – соглашается Алис после паузы. – Что-то еще?

– Да. Проверь все заявления о домогательстве по отношению к детям за последние шесть-семь лет. Кто знает, может, кто-то из родителей или родственников заявлял о таком в полицию. Может, мы сможем хоть так добраться до имен.