Девочка-лиса

10.

В три часа дня Бернард звонит Санне из больницы. Осмотр показал, что Джек Абрахамссон не получил никаких физических травм. Но его психическое состояние все еще неясно и оценивается как критическое.

Санна и Эйр не разговаривают по дороге туда. Уже вырулив на парковку, Санна пересказывает все, что сказал ей Бернард. Что Джек Абрахамссон, которому тринадцать лет, а не десять или одиннадцать, как она думала, крайне утомлен, но спит урывками. Врач и медсестра пробовали побеседовать с ним, но он не проявляет никакого желания общаться с кем-либо. Скорее всего, он пребывает в состоянии шока. Детско-юношеский психиатр, а также служба опеки уже подключены к работе. Мальчику определен юридический защитник, который будет следить за соблюдением его прав в ходе расследования. Они связались также с временным патронатным родителем из числа тех, у кого он оставался ранее: у мальчика в живых нет никого из кровных родственников.

В отделении перед палатой мальчика стоит полицейский в форме. Санна и Эйр обмениваются рукопожатием с врачом.

– На данный момент я могу только сказать, что состояние у него критическое, – начинает он.

Санна грустно вздыхает.

Доктор чешет себе за ухом и бормочет, что ему вообще-то пора к другим пациентам.

– Когда, по-вашему, он будет в состоянии общаться с нашим дознавателем по работе с детьми? – спрашивает она доктора.

– Не знаю.

Она оглядывается по сторонам в поисках Бернарда, который находится здесь с того момента, как мальчика привезли в больницу. Но его нигде не видно.

– Пойду найду столовую, – отвлекает ее Эйр. – Мне надо что-то съесть. Ты чего-нибудь хочешь?

Санна мотает головой в ответ. После ухода Эйр Санна обменивается парой слов с полицейским, стоящим чуть дальше по коридору. Он немного сдвигается со своего места, чтобы через стекло в двери ей было видно происходящее в палате.

Джек лежит на кровати лицом к двери. Он накрылся пледом и, похоже, сейчас спит. На руке закреплена капельница и тонометр, но монитор повернут от входа, так что Санна не видит показаний на экране. Босые ноги мальчика свисают за край кровати, в сравнении с его детским тельцем они кажутся особенно большими.

Краем глаза она замечает Бернарда, который подходит с чашкой дымящегося кофе.

– Я там Эйр встретил, – произносит он. – Она сказала, что ты решила тут подождать. Зачем? Я же тут буду, я тебе доложу, если вдруг что-то изменится.

Санна делает глоток кофе.

– Кто-нибудь приходил к нему? – спрашивает она. – Чтобы поговорить.

Бернард мотает головой.

– Я же тебе говорил, родственников у него совсем нет.

– Но, может быть, психиатр или еще кто-то из отделения детско-юношеской психиатрии?

– Визит психиатра ему назначили на завтра на утро, там какой-то специалист по шоковым и травматическим состояниям. Если ночь пройдет спокойно и состояние перестанет быть критическим.

– И больше никого?

– Ну еще соцработник.

Он кивает в конец коридора.

Там стоит, прислонившись к стене, женщина лет сорока. Она высокого роста, худощавая, у ее ног лежит вместительная дамская сумка. Она строчит что-то в своем мобильном. У нее длинные ногти цвета металлик. Когда она поворачивается к ним лицом, Санна замечает, что у женщины нет левой руки. Рукав блузки свободно свисает и болтается вдоль тела.

– Я так понимаю, она ждет, чтобы побеседовать с врачом и временной патронатной семьей, – поясняет Бернард.

– Ты говорил, там у них есть кто-то с большим опытом.

– Да, он бывал у нее иногда, по выходным, я так понимаю. Не один раз.

– Раз они уже связались с семейным приютом, это, наверное, значит, что они надеются, что его скоро выпишут из больницы. Во сколько к нему придет завтра тот врач?

– В девять. Ты Экену уже сообщила? Он же завтра рано утром прилетает, так?

Санна кивает. Ей очень не хватало начальника, хотя его не было всего несколько недель.

– Да уж, до хрена ты на себя взвалила, как только получила нового напарника, – замечает Бернард, расщедрившись на сострадание.

– Все в жизни может быстро перемениться, – отвечает Санна и кивком указывает на дверь в палату Джека.

– И не говори. Думаешь, он что-то видел?

Санна отпивает немного кофе.

– Хочешь надавить на него, чтобы получить описание преступника? – продолжает он.

– У меня нет выбора.

– Если он что-то и видел, то ты, получается, просишь его еще раз пережить эту резню. Даже с самым компетентным дознавателем по работе с детьми это может…

– Он потенциальный свидетель. И мы теперь расследуем не просто убийство.

– Ему тринадцать. Он же ребенок.

– Сейчас он – наша единственная надежда.

– Черт тебя побери, Санна…

– По крайней мере, допрашивать его буду не я, хоть этого он избежит, – парирует она с кислым видом и пытается выдавить из себя кривую улыбку, которая никак не действует на Бернарда.

К ним подходит медсестра.

– Это вы ухаживали за Джеком сегодня? – обращается к ней Санна, показывая полицейское удостоверение.

– Да.

– Верно ли, что вы пытались поговорить с ним?

– Да, – отвечает та взволнованно, – но он как будто не слышит нас.

– А он сам ничего не говорил? Бессвязные слова, что угодно?

– Нет. Он же не говорит.

– Понятно. Подождем до завтра.

– Нет же, вы не понимаете. Завтра он тоже не заговорит. Он страдает мутизмом.

– Мутизмом?

– С шести лет, так написано в его журнале. Он общается при помощи рисунков и записок. Я думала, вам рассказали об этом.

Она уходит в палату Джека. Сквозь окошко на двери Санна видит, как она обходит кровать мальчика и осторожно прикасается к его лбу.

– Немой, значит? – уточняет Бернард и так звучно откашливается, что Санна вскидывает на него неприязненный взгляд.

А потом вдруг раздается грохот, и в палате Джека срабатывает сигнал тревоги. В окошечко ей видно, как медсестра падает рядом с ним на колени. Он лежит на полу, тело его трясется, сведенное судорогой. Стойка с капельницей опрокинулась, и катетер, закрепленный с тыльной стороны кисти, выдернулся.

Санна не задумываясь влетает в палату и опускается на корточки рядом с медсестрой. Мальчика трясет все сильнее, голова с тихим стуком бьется об пол. Санна быстро стаскивает с себя пальто, подпихивает ему под голову и осторожно обвивает ее руками. Мальчик расслабляется.

В палату заходят другие медсестры и врачи. Внезапно Джек распахивает глаза и смотрит в упор на Санну. Он дышит спокойнее, мышечные спазмы отступают. Она хочет сказать ему что-то, но прежде чем успевает это сделать, кто-то оттесняет ее и выпроваживает из помещения.

Бернард кладет руку ей на плечо, но она ее стряхивает. Ей становится плохо от внезапного прилива адреналина. Взгляд Джека ядом проник ей под кожу. Ужас боролся в его взгляде с другими чувствами, когда он смотрел на нее. Словно он нашел способ вернуться к жизни, но жизнь оказалась недоступна его пониманию.

В столовой на первом этаже больницы Эйр остановилась у салат-бара и накладывает в контейнер шашлычки на шпажках под соусом хабанеро. Народу здесь немного. Несколько пенсионеров с подносами и больничными купонами на питание. Мама с кричащим младенцем на руках. В прилегающем к столовой магазинчике несколько школьников едят развесные конфеты прямо из лотков. Один из них засовывает конфету себе в рот, ухмыляется остальным, а потом выплевывает ее обратно в лоток. Заметив Эйр, он показывает ей средний палец.

Она идет к кассе, по дороге прихватив еще сэндвич. Расплатившись, отходит к стоячим столикам и принимается за еду. Внезапно кто-то кладет ей руку на плечо.

– Вы забыли вот это.

Женщина лет тридцати с приятным голосом улыбается Эйр и протягивает ее бумажник. Наверное, она оставила его на кассе. У женщины блестящие волосы ромашкового цвета, на глазах тени нежных оттенков. Она вполне могла бы сойти с обложки одного из модных журналов, которые выставлены на стенде у кассы. Поверх сливочно-белого костюма палантин из искусственного меха, имитирующего то ли песца, то ли зайца.

– Отрадно видеть, что не все еще превратились в веганов, – продолжает она, кивая с улыбкой в сторону шашлычков в контейнере Эйр.

– Да. Родители запрещали нам есть мясо, наверное, это стало для меня подростковым бунтом, – отвечает Эйр с неловкой улыбкой.

Она заталкивает в себя последний кусок и выкидывает контейнер в мусорное ведро. Потом распаковывает сэндвич.

– Подождите, – произносит женщина.

Она наклоняется вперед и перчаткой быстро счищает каплю соуса, упавшую Эйр на куртку. Пахнет от нее совсем как от той дамы, у которой Сесилия частенько воровала платки и аксессуары, чтобы расплатиться за наркоту. Запах въедался в ее одежду и волосы и не выветривался по несколько дней, особенно если она какое-то время носила платки, прежде чем сбыть их.

– Спасибо, – говорит Эйр.

Женщина улыбается.

– Бенджамин! – кричит она куда-то в сторону и резко оборачивается.

К ним подходит мальчик-подросток в громоздком желтом дождевике. В руке у него упаковка конфет. Сходство между женщиной и мальчиком невелико, но Эйр понимает, что это, должно быть, монструозный сынок этой красавицы. Может, дело в одинаковой пронзительности взгляда, несмотря на разный цвет глаз. В остальном между ними нет ничего общего. Он высокий, широкоплечий и упитанный. Ладони большие, округлые, похожи на два ковша. Настоящий гигант, но с какой-то детскостью во всем, а каждое его движение сопровождается чуть слышными вздохами. Эйр никак не может понять, откуда они берутся: то ли от соприкасающихся друг с другом при движении частей тела, то ли вылетают при дыхании из его широкого, чуть перекошенного рта.

Он протягивает матери упаковку конфет. Эйр замечает большое темное родимое пятно, протянувшееся у него над правым глазом до виска. Ее передергивает от отвращения. Она всегда с трудом переносила аномалии и на своей коже, и на коже других людей.

– Бенджамин, – повторяет женщина, – я же сказала, сегодня никаких конфет. Можешь взять сэндвич.

Он отдает ей пакетик.

– Я сюда идти не просился, – отвечает он на это обиженным тоном, после чего вытаскивает бутылку лимонада из стоящего рядом со столиком холодильника.

Женщина вздыхает и сдается.

– Давай быстрее.

Мальчик смотрит на нее с упрямым видом. А потом передразнивает неестественно высоким голоском: «Давай быстрее».

– Не делай так, – отвечает она. – Я же сказала, они попытаются найти для Джека новую, постоянную семью. Но до тех пор мы должны помогать ему и делать все, что в наших силах.

– Джека Абрахамссона? – переспрашивает Эйр.

Женщина смотрит на нее с изумлением, и Эйр быстро распахивает кошелек и показывает ей свое удостоверение. Полицейский значок поблескивает в холодном свете ламп дневного освещения.

– Я только что была у Джека, – поясняет она. – Значит, это вас вызвали к нему в качестве патронатного родителя?

Женщина протягивает ей руку.

– Метте Линд. Как он?

– Сложно сказать. Завтра утром его посмотрит врач, психиатр.

– Мне позвонили из службы опеки. Но они ни слова не сказали о его самочувствии. Несчастное дитя.