Допустимый брак

Глава 45

Утром Вероника проснулась от жужжания айфона. Она осталась одна в просторной комнате с каменными стенами. Саша уехал на работу, закрыв стеклянную стену шторами блэкаут. Телефон зажужжал снова. Ника, сощурившись от яркого экрана, пришлось несколько раз моргнуть, перенастраивая зрение:

«Подруга, брось, ну сколько можно?!»

Писала Элла. Сон как рукой сняло.

«Как ты могла?! — написала Вероника. — Тебе парней мало? Почему полезла именно к моему?»

«Ну прости. Не знаю, что на меня нашло».

«Нашло на тебя! Как же! Понимаю, Лиза, но ты!»

Несколько секунд сообщения не приходили, потом раздался звонок. На экране показалась фотография Эллы. Не раздумывая, Ника ответила:

— Что скажешь?!

— Извини, подруга. Я неудачно пошутила.

— Ах ты пошутила! — Вероника села на кровати, прижимая трубку к уху. — Прикольная версия! Еще сказала бы, что проверяла моего жениха!

— Я бы сказала, но ты не поверишь.

— Конечно, нет! Нашла дуру!

— Ну не злись. Я скучаю по тебе.

Вероника молчала, глядя на шторы, представляя вековые сосны в раскисших сугробах.

— Мы ведь можем общаться, когда его нет.

«Вариант!»

— Да не молчи ты уже! — взорвалась трубка.

— Я не знаю, что сказать, — честно призналась Вероника.

— Да что тут говорить! Ты хотела слить жениха, я попыталась воспользоваться моментом. Чего беситься?!

— Я передумала, — сказала Ника, спуская ноги с кровати, пол оказался удивительно теплым. — Не хочу его сливать.

— Ладно. Буду знать, теперь ни-ни.

— Так я тебе и поверила!

— Можно общаться, пока его нет.

Вероника — как была, в красной шелковой ночнушке — дошла до окна в пол, раздвинула шторы. Снаружи было пасмурно и тихо.

— Можно, — наконец согласилась она.

— Ура! Не представляешь, как мне осточертело таскаться одной по клубам!

— Хочешь на выставку современного искусства?

— Еще как! Где это?

Вероника коротко рассказала про «Сквот», Оксану, выставку молодых художников, обещание выгулять друзей жениха, а потом сказала то, что можно сказать только Элле:

— Я в этом мало что понимаю. Расскажи мне о том, что положено знать культурному человеку.

Подруга не подвела — за каких-то полчаса назвала самые важные имена, снабдив их сочными характеристиками. Такими, что не перепутаешь.

— Ребята из сквота еще зеленые, их можно не знать. Главное — не говорить им это в глаза.

— Еще бы! — фыркнула Вероника, делая заметки на салфетке косметическим карандашом, ни бумаги, ни ручки в спальне не нашлось.

— И не пытаться найти смысл в абстрактном искусстве.

— Почему? Я слышала, что в квадрате Малевича находят бездны смыслов.

— Ну и лохи. Фигуры Малевича — чистая живопись, освобожденная от всего лишнего, — сюжета, смысла и прочего.

— Мля!

— Вот!

Они расхохотались. Вероника вскочила с кровати и закружилась по комнате. Как же ей не хватало таких разговоров! Какое счастье, что можно снова чудить вместе с Эллой.

Она была бы рада воссоединению, если бы не одно «но». У этого «но» было отстраненное лицо психиатра из районной психбольницы. Именно туда доставили Эллу после того, как она подожгла собственную квартиру.

«Держись от нее подальше. Она психопатка».

Ника громко послала его на три буквы. Доктор не обиделся, тем же ровным отстраненным голосом объяснил, что у людей с данным диагнозом отсутствуют некоторые базовые человеческие эмоции.

— Она украдет, покалечит, убьет и не сможет испытать сожаления.

— Элла не такая! Ей просто досталось! Вам этого не понять! Какого черта мужчина работает с жертвой изнасилования?!

— Не в изнасиловании дело. Жертвы много чего творят, но здесь другой паттерн. Я спросил ее, а как же соседи? Как же родители? Они ведь были в соседней комнате. Знаете, что она ответила?

— Послала!

Вероника не задумывалась над ответом. Она к средней школе усвоила, что раскаяние и сожаления не освобождают от наказания. Так зачем комедию ломать?

— Махнула рукой, понимаете? Ей нет до них дела.

— Ее родители и в огне не сгорят, и в воде не потонут. И вы точно такой же.

Она вышла, хлопнув дверью, сожалея только о том, что врач успел спрятать в карман мятого серого халата сто баксов, которые Вероника заплатила за разговор. Она схватила бы их и убежала.

«Моральный урод!»

Диагноз, кстати, не подтвердился. Выяснилось, что недопсихопатку отругала мать, довела до истерики. Вместо того чтобы напиться или позвонить подругам, Элла зачем-то полезла в интернет читать про себя любимую. Один добрый тролль посоветовал ей сжечь себя. Совет что-то затронул в исковерканной душе, и она поднесла зажигалку к диванной обивке.

— Я хотела сбить пламя, но все вдруг запылало.

Сожаления в голосе действительно не было. Как не было его и в телефонном разговоре, когда Элла извинилась за флирт с женихом. В чем-то тот психиатр был прав. Он, конечно, равнодушная сволочь, деформированная тяжелой низкооплачиваемой работой, но кое-что он в Элле заметил.

«Позвонить ему, что ли? Извиниться?»

Мысль оказалось неприятной, и Вероника ее отмела, тем более пора было собираться. Она повторяла имена художников и скульпторов нового времени. Кое о ком успел рассказать Дима, когда вез ее в сквот, кое о ком она слушала в новостях или даже попадала на выставку, случайно или за компанию с Эллой. Тогда она совсем не интересовалась искусством, поэтому имена и работы вылетали из головы, стоило покинуть галерею.