Последний сон

Глава 1

Одинокая фигура замерла на краю продуваемой холодным ветром пристани. Неподвижная, она почти незаметна среди потоков дождя, щедро льющихся с неба. Темно-серые волны разбиваются о каменные плиты, море штормит, ветер размазывает о мокрый камень бледные комья взбитой пены. Совсем недавно здесь плавали утлые рыбацкие лодки, тихоходные прогулочные катера, роскошные яхты, но теперь море пусто до самого горизонта.

Взгляд незнакомца прикован к черным камням, выступающим из воды, окруженных вечным белым водоворотом. В прибое мерещатся извивающиеся щупальца, измазанные серой тиной, но это лишь наваждение. В небе блестят отсветы молний. Все ближе и ближе. В воздухе с запоздалым ворчанием проносится протяжный раскат грома. Погруженный в себя, мыслитель не обращает внимания ни на молнии, ни на свист ветра, ни на волны, разбивающиеся у его ног. На пристани один за другим зажигаются фонари, мерцая тусклыми желтыми огнями. Среди бушующей стихии они наводят на неуместные мысли о благополучном и постоянном пристанище.

Что-то пронеслось рядом, едва коснувшись щеки. Мужчина удивленно посмотрел вниз. Желтый конверт из плотной бумаги упал прямо в руки. Осторожно перевернув его скованными от холода пальцами, он не обнаружил адреса. Бумага насквозь промокла, но еще сохранила форму. Конверт не был запечатан, поэтому он аккуратно приподнял уголок и обнаружил внутри вложенный лист — совершенно чистый.

Капли дождя попадая на бумагу, оставляли на ней чернильные разводы, как будто размывая скрытые строки. Чернильное пятно стремительно расползалось в стороны. Мужчина прищурился, в попытке разобрать проступающие буквы, но тут порыв ветра вырвал послание из рук. Он должен был крепче держать его! Белый листок сделал прощальный вираж и исчез в темно-сером море. Потеря ничтожного клочка бумаги причинила ему сильную боль. Застонав, он схватился за ткань пальто, пытаясь справиться с невыносимым жжением в груди.

Ничего не помогает, мужчина задыхается и падает на бок обессиленный. «Если я здесь умру, никто никогда не найдет меня», — мелькает пугающая мысль. Дождь смешивается со слезами на лице. Темнота окутывает причал и к нему возвращаются воспоминания, давно похороненные и забытые.

Сквозь завывание ветра и плеск волн доносится мерное тиканье. Едва слышное, оно приближается, заглушая свист ветра. Невидимые часы разрезают мерцающий свет фонарей, отблеск молний, всплеск волн. Мир пронизан единым ритмом…

…Он с трудом разлепил веки. Прямо перед ним блестел тонкий серебряный циферблат часов. Часы шли, секундная стрелка продолжала неизбежный бег по кругу. Со стоном мужчина перевернулся на спину, чтобы дать отдых онемевшей руке. Обычно он снимал часы перед сном, но не в этот раз. Вероятно, этой ночью они уберегли его от сердечного приступа.

Часто моргая, он глубоко вдохнул с некоторой опаской, чувствуя, как постепенно спадает напряжение и скованность. Вместо легкомысленных грез, щедро обещанных ему, его снова унесло в тоскливые места. Нет, это не были кошмары в прямом смысле, но и приятными подобные сны назвать нельзя. Всякий раз после пробуждения его подушка была промокшей от слез, а во рту стояла горечь.

Широко, с наслаждением зевнув, он нащупал открытый блокнот и карандаш у изголовья дивана. Нужно записать сон, пока видение еще было в памяти. «Море, причал, ветер, гроза», вывел он мелким убористым почерком, почти не глядя на написанное. Добавил «птица, голубь?», покачал головой в сомнениях и решительно вычеркнул последние слова. Как было уже не раз, детали сна растаяли наяву.

До раздражающего звонка будильника было еще полтора часа. Не глядя сунув ноги в тапочки, он направился в ванную, шаркая ногами как столетний старик. Проспал почти девять часов, но все равно чувствовал себя уставшим. Всему виной старый жесткий диван. А может дело в подушке? Неправильный наклон головы, пережатые сосуды в шее или что-то подобное. Вдруг это болезнь и тело таким образом пытается послать ему сигнал? Эта мысль не на шутку взволновала его.

Окончательно проснувшись, мужчина тщательно брился, раздумывая над возможными симптомами болезни. Когда тебе за сорок ни в чем нельзя быть полностью уверенным и прежде всего в своем теле. Последнее посещение врача было пустой формальностью, но вдруг недуг уже внутри, затаился, ждет своего часа? Прежде ему не приходилось всерьез жаловаться на здоровье. Травма колена во время игры, сломанная рука, воспаление легких перенесенное в раннем детстве, вот и все отметки в личном деле. Так ничего и не решив по поводу возможной болезни, он аккуратно сбрил узкую полоску щетины под носом.

Его взгляд упал на яркую открытку, воткнутую за край зеркала — подарок коллеги на день рождения. На ней был изображен милый до тошноты зайчик в окружении цветов. Внизу надпись от руки: «Лоуренс! Больше улыбайся! Тебе так идет улыбка!». Не лучшее место для подобного подарка, края открытки уже потеряли форму от сырости, но зеркало было только в ванной комнате, а оно было необходимо, если он собирался следовать совету. Лоуренс вытер остатки пены с щеки.

Он широко растянул в улыбке тонкие губы, стараясь добиться непринужденности. На него приветливо смотрел худощавый мужчина, сверкая яркими голубыми глазами. Малозаметные морщинки, редкая, почти невидимая седина в темно-каштановых волосах, прямой нос, остро очерченные скулы. Обаятельный человек, душа компании, весельчак, дамский угодник, способный очаровать любого.

Улыбка продержалась недолго. Лоуренс позволил себе снова стать собой. Губы сомкнулись в тонкую линию, нос заострился, глаза посерели, утратив яркий цвет. Теперь это было лицо безжалостного судьи, выносящего смертельный приговор. Или преподавателя математики, ставящего минимальный балл на экзамене. Внимание подобного человека неприятно и опасно. Коллега, к своему стыду Лоуренс не помнил ее имени, была права. Улыбка ему безусловно шла, но в ней было что-то откровенно фальшивое.

На кухне было прохладно из-за широких щелей в оконной раме, но о новом окне можно было только мечтать. Лоуренс приготовил и без спешки выпил чашку чая с молоком наслаждаясь каждым глотком. Высокий табурет у окна — идеальное место, чтобы наблюдать за прохожими на улице, самому оставаясь невидимым. К его досаде тополь, росший близко к дому, за последний год сильно разросся и стал закрывать весь обзор. Еще год или два и с его привычкой незримого наблюдателя придется распрощаться.

«Время завтракать», подумал он лениво. Обычное равнодушие к еде объясняло его худобу. Перекусив сухим куском сыра и яблоком, Лоуренс вымыл посуду и стал готовится к выходу.

Это была его любимая часть утра. Каким бы ни было настроение Лоуренса, он всегда тщательно одевался. Время летело незаметно, когда он подбирал себе наряд на день. Сочетание фасонов, материалов, расцветок… Должно быть внутри него отчаянно скучал кутюрье. Все, кто был с ним близко знаком, признавали, что у Лоуренса прекрасный вкус. То, как он сочетал жилеты, рубашки, шейные платки и перчатки, вызывало у людей, знающих толк в красивой одежде, неприкрытую зависть. Коллеги были уверены, что он тратит на наряды весь свой оклад, но на самом деле это было не так. Действительно, Лоуренс не жалел денег на качественные вещи, но траты с лихвой окупались бережным отношением. Один и тот же костюм служил ему десять лет, то же самое касалось любимых туфель.

Летом он предпочитал носить светлые тона, поэтому остановил выбор на голубом цвете. Все детали утреннего гардероба обязательно подбирались в тон друг другу. Лоуренс позволил себе лишь одну единственную деталь, привлекающую внимание — маленькую желтую бутоньерку в петлице. Чистая рубашка, которую он забрал вчера из прачечной, пахла горными травами. Лоуренс вдохнул горький аромат. Ему захотелось провести этот летний день в парке, наблюдая за облаками. Может быть пойти к пруду и покормить уток… Но это было невозможно, придется ждать выходного.

В который раз пожалев, что в его маленькой однокомнатной квартире нет места для большого напольного зеркала, Лоуренс направился в ванную. Критически осмотрел себя и как всегда остался доволен. Взяв портфель с бумагами и рабочий пропуск, он покинул квартиру, тщательно закрыв дверь. Щелкнул автоматический замок. В полутемном коридоре пахло затхлостью и подгорелым луком, у подножия лестницы лежал мусор. Нахмурившись, Лоуренс переступил через яичную скорлупу и разбросанные упаковки из-под соусов.

Дом, в котором он уже несколько лет снимал квартиру, был лишь условно благополучным. К счастью, у крыльца дома никого не было, поэтому в этот раз ему удалось избежать обмена любезностей с другими жильцами. Они находили своего соседа очень милым, вежливым собеседником, с которым приятно перекинуться добрым словом, но Лоуренс никогда не был любителем вести светскую болтовню.

До здания Конторы в центре города, в которой приходилось сидеть с девяти до шести вечера, было сорок минут ходьбы быстрым шагом. Среди коллег его отдела Лоуренс был единственным, который добирался на работу пешком. Остальные давно пересели на личный транспорт, предпочитая тратить время в затяжных пробках.

Уверенно шагая по хорошо знакомому маршруту, Лоуренс размышлял о недавнем сне. Все детали стерлись из памяти, но он готов был поклясться, что видел данный сон не в первый раз. У него было стойкое ощущение, что все это уже происходило с ним много раз…

Навязчивые повторяющиеся видения — признак психического нездоровья, опасная вещь, которая может привести к потере работы. Не то, чтобы он дорожил своим скучным местом в Конторе, но благодаря ей он исправно оплачивал счета. Контора не потерпит в своих рядах человека ненадежного, а его последние тесты на психологическую стабильность уже привлекли нежелательное внимание. К ним в отдел приходил человек из Комитета по поводу результатов. Женщина в серой мешковатой униформе с незапоминающимся лицом вкрадчиво расспрашивала о его настроении, планах и распорядке дня. В тот раз он использовал на ней свое обаяние и к счастью успешно, но, если ситуация с тестами повториться, за него возьмутся всерьез.

Рейтинг благонадежности Лоуренса всегда был ниже, чем у женатых коллег. Считалось, что одиночки более склонны к пьянству, болтливости и самоубийствам. Пока что он получал дополнительные очки за пунктуальность и аккуратность, которые выравнивали рейтинг, но ему нужно быть осторожным.

Когда Лоуренс только начал работать в Конторе, то благодаря приятным манерам, чувству юмора, безукоризненным костюмам и отсутствию обручального кольца, сразу же стал идеальным кандидатом в мужья. Однако годы шли, а его редкие свидания так и не переросли во что-то более серьезное. Брак без любви ему претил. Лоуренс прослыл чудаком, хотя и безобидным — отстраненный одиночка, не желающий идти на компромиссы с совестью.

Огромное серое здание в высоту более тридцати этажей служило прекрасным ориентиром. Это было рабочее место тысяч серых, невыразительных людей. Начиная с раннего утра они в одинаковых машинах непрерывным потоком заезжали на подземную парковку, которая, как утверждалось была бездонной, а вечером цепочкой выезжали из здания, торопясь попасть домой. Туда и обратно, шесть дней в неделю, с получасовым перерывом на обед.