Пшеничная вдова

— Ох...Удивительно высокий замок. Просто невообразимо высокий, — пыхтел Фредерик Толли, по прозвищу Тугая Гусеница. Он грузно переваливался с ноги на ногу, с его выпуклого лба струился пот. Преодоление высоких лестниц давалось ему нелегко. На севере замки высотой не отличались, зато были приземисты и крепки, словно припавший к земле перед прыжком зверь, — Ох... Ну и жарища... — Фредерик остановился, переводя дыхание. Ткань на его тунике обмокла в области подмышек и шеи. Лицо раскраснелось.

Реборн слышал, что башни Шахматного замка действительно использовались для заключения благородных особ. Предатели, прелюбодеи, казнокрады... Будто своими действиями корона старалась не наказать их, а вознести к небу. Предатели короны умирали с прекрасным видом на море и с сознанием своего высокого происхождения. Неудивительно, что в истории Теллостоса их было так много, рассудил Реборн. Посидели бы они полвесны без носа и обеих рук в диких тоннелях грота, их значительно бы поубавилось. С этого дня так и будет — решил он.

Реборн терпеливо ожидал, пока Фредерик передохнет. Из узких высоких окон винтовой лестницы дул ветер, пропахший морем. Она вела в длинный тоннель, соединявший две башни. Длинный коридор под практически открытым небом провожали колонны из серого камня. Серый камень был более прочен чем бежевый и больше подходил для строительства на этой высоте — ветра здесь не переставали выть ни днём, ни ночью. Отсюда-то Шахматный замок и получил свое название, сильно смахивая на разноклеточную игральную доску. Вход в башню ограничивался только массивной деревянной дверью, располагавшейся в потоке безликих камней как бы между делом.

Снаружи сторожили два латных рыцаря.

— Жди здесь, — бросил Реборн Фредерику, строго посмотрел на латных рыцарей в черном, а те вытянулись по струнке, как будто он лично давал им указания по поводу творившегося здесь абсурда.

Фредерик отошёл чуть поодаль, уловив дуновение свежего ветерка, а потом и вовсе, шажок за гадком, будто крадучись, проплыл к краю коридора, с которого открывался прекрасный вид на синеватую даль. Наверху раскрывались самые прекрасные пейзажи, и затянутое белесой дымкой море практически сливалось с прозрачностью горизонта. Дул холодный, с резкими порывами ветра бриз. Фредерик растекся, словно плохо приготовленное желе, распластав тугие щеки по воротнику. Ему стало настолько хорошо, что он всерьез задумался остаться наверху до самого вечера.

— Как служба несется, ребята? — с участием спросил король, глядя на Ульрика, глядевшего в ответ с разумной подозрительностью. Тот, видимо, догадался, что упустил что-то важное, поэтому ответил почтительно односложно:

— Не отдыхаем не днем ни ночью, Ваше Величество.

Второй вороненый рыцарь, Киргоф, спрятался за забралом.

— Молодцы, — ответил король, но по его тону Ульрик заподозрил, что это была вовсе не похвала.

Стоило ему только расслабиться, как уже пятую луну его стража занимается разложением дисциплины. Вопросы возникали прежде всего к сиру Раймонду Ханнанбару — начальнику королевской стражи, но и Ульрик не приходил к нему с личными докладами уже больше недели. Реборн гадал, какими путями Исбэль удалось убедить всех разыграть этот спектакль. Земли Теллостоса, видимо, влияли на всех одинаково губительно. Под лукавым теплом солнца и обманчивым обилием сладких соков этой земли тело делалось рыхлым, а разум — ленивым и праздным. Реборн боялся, что когда-нибудь это коснется и его.

На сухую древесину продутой ветрами двери опустился тяжелый кулак.

— Королева Исбэль, открывайте, это я — ваш король. Надеюсь, у вас есть достойное объяснение происходящему.

Ульрик последовал примеру своего более смышленого товарища — Реборн даже не заметил, как тихо тот захлопывал забрало, закрывая себе обзор на мир, а за одно и на короля. Впрочем, Реборн ошибся. Исбэль выбрала не самую высокую башню с освежающим видом на небо, а другую, северную, обращенную вглубь материка.

— С каких пор узники получили возможность запираться изнутри? — спросил король у стражников, — Когда вы запирали королеву, почему не догадались проверить замки?

— Мы проверяли, ваше Величество... — отозвался смелый Киргоф.

На этот раз у Реборна не нашлось слов.

— Ее Величество сказала, что этот обычай...

— Вы оба знаете, что полагается за такие промахи, — прервал его Реборн, — Чтобы к вечеру были у сира Раймонда.

Лязгнули доспехи, рыцари превратили свои спины в деревянные. А до вечера сир Раймонд побывает у него, подумал Реборн перед тем, как вновь обрушить кулак на молчаливую дверь.

— Если вы спите, то советую проснуться. Даже если для вас это слишком тяжело. Вам не скрыться за дверью. Я просто прикажу ее выломать.

Тишина на этот раз продолжалась недолго — тревожно засуетился засов внутри. Переливисто звякнув, сликшом громко для ржавых замков, он тут же замолк. Дверь скрипнула и отворилась. Король сделал шаг в искуственные сумерки башни, но его никто не встретил. Еле заметная фигурка метнулась в темноту дальней стены и затихла, Реборн успел углядеть только полы развивающегося по ветру платья.

Ведер дул промозгло, ласковым палачом обнажая слезы души. Здесь он был особенно холоден — попадая внутрь через арочное окно, он завихрялся и выл, словно потерянный волк. Места в башне было не много и почти все покрывалось то тенью, то полным сумраком. У дальней стены стоял покосившийся стол, пара таких же непрочных стульев и где-то в тени лежал матрас, скудно набитый соломой. На столе стоял поднос с нетронутой едой. Видимо, принесённой ещё вчера.

Реборн пытался разглядеть Исбэль, но та забилась куда-то под стену, отбрасывавшую большую тень, а глаза его к окружающему сумраку пока что не привыкли.

— Я не давал никаких указаний запирать вас в башню, и тем более запираться самой, — ответом послужила лишь пугливая тишина, — Если вы будете и дальше молчать, то отправитесь совсем в другую башню. Или в подземелье. Там нет таких прекрасных видов, уж поверьте, — Реборн распалялся, чувствуя, как слова вырываются из горла каплями раскалённой стали и не мог с ними совладать. Он сам позволил всему этому случиться, и это злило его еще больше, — Вы покинете эту башню вместе со мной. Сейчас!

Короткая тишина оказалась слишком короткой, чтобы дать королю раскрыться в своем гневе.

— Мне здесь хорошо... я тут посижу, — послышалось робкое из темноты.

На мгновение показалось, что заговорил призрак. Слова утонули в свисте прохладного ветра.

— Зачем вы заперлись в башне, да еще и выдали это за мой приказ? — менее уверенно спросил Реборн, стараясь сохранить прежний тон.

— Вы... вы же сказали, что запрете меня... тогда... в звездочётной.

— И вы решили меня опередить? — покачал головой Реборн, — Что за глупые спектакли? Отчаянье затмило ваш разум. Вы, королева Исбэль, явно из тех, кто принимает неверные решения в ненужное время. Выйдите на свет. Имейте смелось взглянуть мне в глаза.

Призрак в тени двинулся. Исбэль медленно выплыла из темноты, неуверенно передвигая ногами. Если бы на полу была хоть малейшая неровность, то, наверняка, она бы запнулась. Тоненькая, с болтающимся на ней когда-то прекрасным платьем, растрёпанная, похудевшая и заплаканная. На лице ее остались только два огромных малахитовых глаза, покрасневшие и опухшие от слез. В бледных худых пальцах девушка мяла большую салфетку, видимо, взятую с подноса. Она мяла салфетку и пальцы дрожали, то ли от страха, то ли от волнения.

— Простите меня, — тихо прошептала она. Голос ее не был робок, он был просто слаб, — Мой поступок недостоин... ничего не достоит. Я очень сожалею о нем... о всех своих поступках.

Реборн открыл было рот, но не смог вымолвить ни слова — раскаленная сталь его горла тут же потухла, запечатав все гневные слова, что еще минуту назад рвались наружу. За пять лун Исбэль так и не переоделась — прекрасное темно-зеленое платье смялось, ткань отерлась о грубый камень, волосы растрепались, под ногами то и дело хрустели мелкие нарциссы, в печали опавшие с густых огненных локонов.

Реборн отстегнул застежку не плече, решительным движением сняв с себя плащ, заструившийся вслед за хозяином — к Исбэль. Та опасливо сделала шаг назад, прежде чем на ее плечи опустился легкий шелк.

— Здесь холодно. Как вы ещё не заболели? — спросил Реборн строго, но удивительно тихо, аккурат над ее ухом, отчего строгость вовсе не воспринималась таковой, — Посмотрите на себя... как вы ужасно похудели...

Исбэль робко взялась за полы плаща и стала кутаться, а Реборн встал спиной к ветру, чтобы заслонить ее от холода. Рука его легла на ее талию, но он не решился прижать Исбэль к себе.

— Я думала, что вы умерли, — Исбэль подняла свои огромные заплаканные глаза и взглянула прямо на Реборна, печаль в них жгла нестерпимо. На гербе Блэквудов была изображена наковальня с мечом как символ их несгибаемого характера, и сейчас Реборн чувствовал, что лежит на наковальне, а по нему ударяет молот.

— Меня не так-то просто убить, — мягко ответил Реборн, глядя в ее глаза Исбэль, — Надеюсь, вы рады, что я жив?

Исбэль непонимающе хлопнула глазами и Реборну показалось, что она сомневается. Исбэль поджала губы и, не отрывая своего взгляда от его лица, кивнула, на этот раз уверенно. Что-то в тени звякнуло. Наверняка, это были цепи. Девушка вздрогнула и потянула на себя плащ так, будто хотела накинуть на голову и скрыться.

— Вижу, что вы многое осознали. Это ведь так, я надеюсь?

Рыжая голова с абсолютно распущенными волосами еще раз кивнула.

— И раскаиваетесь?

И снова согласие. О таком благоразумии Реборн мог только мечтать, и на этот раз верил, что Исбэль совершенно искренна.

— Тогда не будем вспоминать прошлое. А будущее... оно ведь в наших руках... Ведь так? — спросил Реборн у Исбэль, словно у ребенка.

— В наших, — тихо ответила Исбэль.

— Вы ужасно похудели. Вам нужно поесть. Не хочу, чтобы королева падала от каждого дуновения ветерка.

Исбэль отстранилась неохотно, ведь от Реборна исходил жар, а она ужасно замерзла... Но девушка сделала над собой усилие и снова кивнула. Она подошла к столу, села и начала есть. Сначала робко, запивая все остывшим с вечера чаем, а потом все сильнее и сильнее пихала в себя еду.

— Что вы делаете? — спросил Реборн, нашедший в себе силы за этим наблюдать какое-то время.

— Ем... — Исбэль подняла обескураженный взгляд, пытаясь понять, что именно она делает не так. Правая щека выпирала из-за сладкой булочки с маком, которая, казалось, тоже испугалась вопроса короля и никак не хотела отправляться в желудок, — Вы же приказали поесть...

— Не приказал, а посоветовал. Не обязательно делать это прямо сейчас, — совсем смягчился Реборн, поняв вдруг, что Исбэль сейчас слишком хрупкая, чтобы обращаться с ней как со взрослой, — Еда не первой свежести. Наверняка, она уже давно остыла.

Девушка с трудом протолкнула булку дальше по горлу и начала медленно вставать.

— Нет, вы ешьте, — остановил ее Реборн, поднял с пола второй стул, поставил с другой стороны стола и сел, — Если вам вкусно — ешьте. Понадобятся еще силы, чтобы спуститься вниз... Но не бойтесь, если вы упадете — я донесу вас на руках.