Острота превосходства

— Хорошо, я согласен, — ответил Вэндэр.

— Да, давайте остановимся, — сказал Хэлбокс, — я хоть погуляю здесь. Заодно стану первым в истории человеком, который здесь гулял.

Машины начали снижать скорость.

— Диспетчер, у нас внеплановая свободная остановка, — произнёс Джонс.

— Вас понял, — послышался короткий ответ в эфире.

Сновигаторы потихоньку подтягивались друг за другом и кучковались на небольшом участке диаметром пятьдесят метров. За бортом было минус тридцать семь градусов. Некоторые пилоты открыли кабины своих машин и спустились вниз, осторожно карабкаясь и цепляясь руками за аэродинамику и другие части корпуса.

— Что ж, здесь довольно неплохо, — поделился своими первыми впечатлениями Зордакс.

Солнце светило очень ярко, поэтому стёкла гермошлемов находились в солнцезащитном режиме и отражали своей искажённой зеркальностью. Вокруг действительно было очень необычно по сравнению с другими местами, так как ходить в основном приходилось вблизи объектов той или иной инфраструктуры, а здесь вокруг было только огромное белое бесконечное пространство, непосредственно с земли наводящее на мысль о каком-то другом измерении, где ничего больше нет, кроме кучки сновигаторов в его центре и можно было бы бесконечно двигаться на них в любую сторону, не достигая края.

— На мой взгляд, обычно, так же как и везде, — сказал Джонс, и это со стороны показалось, как намеренное желание поспорить.

Зордакс сразу уловил своим внутренним чутьём, про которое имел место не так давно спрашивать полковник, ту тонкую психологическую нотку, которую Джонс по своей неусмотрительности допустил в этом возражении ему, и ничего не сказал, так как ему и так было достаточно осознания того, что Джонс испытывает комплекс лидера в некоторой степени. Будучи более опытным в понимании таких вопросов, Зордакс просто поставил себе галочку на будущее и ни в коем случае не стал на это никак реагировать, будто ничего и не произошло. Он также осознавал, что был сейчас не единственным, кто понимал это, и его это занимало, так как связь была общая, и услышали это однозначно все, а, значит, это понимала и Фрэя. К тому же Солнце сыграло свою потрясающую роль во всём этом, и Зордакс злорадственно улыбнулся от удовольствия осознания происходящего без стеснения и опаски, что его мимику в этот момент кто-нибудь может заметить сквозь защитное стекло гермошлема. «Значит, ты всё-таки видишь во мне конкурента!» — подумал про себя Зордакс, сделав однозначный и категорический вывод. От удовольствия он даже потянулся, расставив руки в разные стороны.

— Действительно, мне тоже здесь очень нравится! — торжественно высказал своё мнение Хэлбокс, — довольно необычно, не так как везде!

«Ах, какой молодец!!! Давай — давай, Хэл, покажем этому умнику, кто здесь главный!» — с ещё большим удовлетворением думал про себя Зордакс.

— Фрэя, а ты почему не вылазишь? — спросил её Джонс.

— Всё в порядке, я не хочу, — ответила она.

Аксель тоже остался сидеть в кабине. Его клонило в сон, и он решил воспользоваться моментом и немного вздремнуть, переведя своё кресло пилота в более комфортную позицию с максимальным отклонением спинки назад. Среди членов группы царило странное молчание, связанное одной, как бы это было не удивительно, причиной. Дело в том, что в предвкушении соревнований говорить о чём-либо, кроме них было практически невозможно, так как тяжело представить себе человека, который с навязчивыми по естественным причинам мыслями об одном, начинает при всех нелепо рассуждать на никого не интересующие в данный момент, отвлечённые и посторонние темы. Однако и вести рассуждения на тему соревнований можно было только в двух ракурсах: первое — это инфантильно и абсолютно беспочвенно предполагать то, что может случиться или произойти, а второе — это бесконечно желать друг другу удачи и счастливых побед, надеясь и убеждая, что всё будет хорошо, что было не менее глупо, бесполезно и попадало под традиционную русскую систему суеверий «как бы не сглазить». Поэтому среди присутствующих постоянно происходило такое каверзное молчание, как в детской игре, мол «кто первый скажет тот и дурак». Самым смешным в этой ситуации было и то, что каждый из членов группы, будучи далеко не простым, с точки зрения психологии, человеком, осознавал и понимал, что происходят необычные для круга их общения паузы, явно затянувшиеся и вроде бы не имеющие объективных причин. Но в тоже время никто не осмеливался нарушать их первым по уже понятным мотивам. По логике вещей ситуация складывалась довольно комичная во всех отношениях и должна была вызывать соответствующую реакцию у каждого. То есть в принципе вся эта довольно выраженная аномалия, уже насильственно попахивающая идиотизмом, должна была являться причиной такого же рода улыбок, переходящих в еле сдерживаемое «хи-хи», во всяком случае, у некоторых из членов группы. К тому же это усиливалось ещё и отсутствием невербального контакта, так как они не видели друг друга сквозь защитный экран стекла гермошлемов. Таким образом, они ходили туда-сюда, как в клубе анонимных молчунов, пока Кэтрин всё-таки не выдержала и сказала:

— Может кто-нибудь что-то скажет, наконец?

— Погода сегодня хорошая, — спокойно, сурово и грустно произнёс Зордакс.

— Поехали отсюда, — сказал Вэндэр, — пока мы здесь с ума не посходили.

— Однако точно подмечено! — уже более серьёзно сказал Хэлбокс.

— Могу объяснить это тем, что огромное пространство уносит сознание, — утомлённо промямлил Аксель, поднимая кресло в рабочую позицию, — так вы мне и не дали поспать со своим беспокойством.

Команда, не торопясь, начала разогревать свои силовые установки и потихоньку начинала двигаться с места, набирая скорость. К вечеру начал подниматься ветер, до конечного пункта оставалось чуть более двух часов пути.