Энергеты всех стран соединяйтесь!

Глава 6

В школу я явился за пять минут до звонка, в форме, тщательно выглаженной мамой, новых кроссовках и с кожаным портфелем под мышкой. Наверно, впервые за последний год тот был не пустым или набитым всяким мусором, а хранил учебники и тетради. Ощущение от возвращения в школу было необычным, но мне понравилось.

На входе дежурные проверяли наличие сменной обуви у учеников, но сделали вид, что меня не заметили. Да, я ее не брал, потому что просто не хотел. Начать учиться и завязать с криминалом – это одно, но подчиняться тупым правилам я не собирался. На улице уже месяц как сухо и никакой грязи, так на фига таскать лишнюю тяжесть. Так что, нагло ухмыльнувшись дежурным, старавшимся на меня не смотреть, я прошел в здание, поднялся на третий этаж и зашел в класс, швырнув портфель на заднюю парту.

– Ты гляди, Чобот, как настоящий, – удивился Ромка Еремин, наш лидер комсомольской ячейки, активист и один из пяти Юниоров в классе, которого посадили за соседнюю парту, чтобы он меня контролировал. – А я слышал, тебя таки отправили по этапу.

– Брешут. – Я потянулся и зевнул. – Это происки завистников.

– Какие у тебя завистники, Чобот? – рассмеялась Машка Полякова, сидящая передо мной. – Чему там завидовать-то можно? Что ты из ментовки не вылезаешь? Или что тебя из школы скоро выпнут со справкой?

– Как чему, – удивился я, не обращая внимания на издевательства. – Умищу, конечно. Я ж почему не учился, потому что вас жалко было. Чтобы вы на фоне моей гениальности не казались полными бездарями.

Теперь от смеха покатились не только эти двое, но и большинство, кто слышал мои слова. Точнее, многие старались скрыть, что смеются надо мной, фыркая в кулаки, но я-то видел, что происходит. И если раньше меня бы это дико выбесило, и я, не задумываясь, кинулся бы в драку, ну и опять получил, само собой, потому как против Юниора у меня не было никаких шансов, то сейчас даже посмеялся вместе со всеми.

– Ты какой-то не такой, Чобот, – удивленно осмотрел меня Роман. – Реально, что ли, в СИЗО из тебя человека сделали? А еще говорят, менты у нас плохо работают.

– Да не был я в СИЗО, – я поморщился. – Кто такую хрень городит? Что приняли меня, да, было, ночь в нулевке отсидел. Но потом разобрались, отпустили и даже извинились.

– Ты прям сегодня юморист, – согнулась пополам от хохота Машка, которая тоже была Юниором и меня ни капли не боялась, учитывая ее занятия тхэквондо. – Штепсель без Тарапуньки просто. Может, номер какой исполнишь на концерте в честь Первомая? А то нам как раз от класса не хватает. И облажаться нельзя, говорят, космонавты приедут. Ром, правда или брешут?

– Правда, – послышался голос с первой парты, и все повернулись к первой красавице класса Софии Сикорской, комсомолке, спортсменке, тоже Юниору и дочке родителей гэбистов. – Я от Натальи Юрьевны слышала. Но концертную программу, скорее всего, урежут, чтобы было время с ними пообщаться, так что не торопитесь с остальными номерами. Да и вряд ли Чеботарев сумеет сделать что-то достойное. Не в этой жизни. А показывать космонавтам сценки из жизни городской шантрапы директор не позволит.

– Не любишь ты меня, Софочка, – я ехидно улыбнулся. – А ведь я, может, натура чувственная, творческая. А ты прямо на лету все душевные порывы в клочья рвешь.

– А за что тебя любить? – удивилась беловолосая красавица, от такого заявления даже повернувшаяся ко мне. – Ты хулиган, вор и пьяница, пена человеческая. Прыщ на теле нашего социалистического общества. Как по мне, тебя давно надо на зону упечь, чтобы другим жить не мешал, но с тобой носятся, нянчатся, перевоспитывают.

– А ты, значит, не веришь, что человек может измениться? – Меня вдруг такое зло взяло, что я, сжав кулаки, скрипнул зубами. – Или любой, кто хоть раз оступился, не достоин с тобой даже на одном гектаре гадить? Конечно, хорошо быть святее папы римского, когда тебя с самого детства оберегают, охраняют, учат, воспитывают, сопельки утирают. Возят в школу и из школы. Водят на кружки и секции, кормят, все что угодно покупают, лишь бы доченька училась. А те, кому каждую кроху буквально выгрызать приходится, на двух работах корячиться, для тебя уже не люди, да?!

– Чобот, осади! – нахмурился Еремин. – Чего разошелся?

– Да нет, пусть говорит, – поднялась София. – Пусть расскажет про трудное детство, деревянные игрушки. Как он недоедал, поэтому и воровать пошел. Только вот все мы знаем, что не было этого. А ты просто бандит, трусливый и мерзкий, покрывающий свою гнилую натуру сказками про нужду.

– Ах вот в чем дело! – я зло рассмеялся. – Принцесса привыкла жить в высокой башне со сторожевым драконом и не верит, что в нашей стране, почти построившей коммунизм, бывают бедные люди! Я-то думал, что ты просто надменная сука, а ты еще и наивная надменная сука. Надо же, какой конфуз. Так вот, детка, хочешь совет? Сходи посмотри, как живут обычные люди. Не партийная номенклатура, сотрудники комитета или менты в высоких чинах. А простые рабочие. Те, кому не повезло родиться с золотой ложкой в заднице!

– Чобот, ты меня достал!!! – Надо мной навис Ромка, буквально кипевший от злости. – Закрой пасть, или я…

– Что ты? – Я поднялся, легко сбрасывая его руку с плеча. – Хочешь по морде получить? Так давай!

– Что происходит?! – В этот момент в класс вошла Людмила Петровна, наш учитель по алгебре и геометрии. – Чеботарев! Ты опять хулиганишь?! Тебя давно к директору не вызывали?! Что за драку ты тут устроил?!

– Ну что вы, Людмила Петровна, какая драка? – Я улыбнулся и поправил воротник пиджака Еремина. – Мы просто спорили о неоднозначности семантики в стихах Фета.

– Как будто ты его читал, – фыркнула женщина, сбитая с толку моей фразой и тем, что я не проявлял агрессии. – Садитесь! Сегодня мы продолжаем изучение тригонометрических функций. Открывайте учебники. Упражнение номер восемьсот тридцать два. А к доске его решать пойдет… Есть желающие? Чеботарев! Урок только начался, а ты уже выйти хочешь?

– Эм… нет, – я немного опешил от вопроса.

– А чего тогда руку тянешь? – еще сильнее разозлилась учительница.

– Хочу решить задачу, – я пожал плечами. – Разве вы только что не спросили, кто желает?

– Семен, чего тебе надо? – тяжело вздохнула Людмила Петровна. – Почему ты просто не можешь дать мне спокойно провести урок? Почему тебе обязательно надо все испортить?

– Да я ничего не хочу портить, просто хочу решить задачу и получить хорошую оценку! – Оскорбленный необоснованным наездом, я тоже повысил голос. – Что за дискриминация? Я что, не имею права отвечать на уроках?!

– Имеешь, – зло сжала зубы математичка. – Хорошо, иди к доске. Но учти, если ты опять устроишь какую-нибудь из своих выходок, я тебя за год не аттестую! Меня уже достало с тобой нянькаться! Вылетишь со справкой!

– Договорились. – Я поднялся и небрежной походкой направился к доске, под удивленными взглядами всего класса. – Так, чего там у нас… тригонометрия… Ага, это будет вот так.

Когда я начал писать, одноклассники еще перешептывались и смеялись, ожидая моей неудачи, но чем дольше я это делал, тем тише становилось в классе. Дописывал я уже в мертвой тишине, казалось, все даже дышать перестали. Только мел скрипел по доске, когда я вырисовывал очередную тригонометрическую функцию.

– И вот так! – закончил я, поставив жирную точку. – Выражение упрощено! Готово!

– Чеботарев! – сурово уставилась на меня Людмила Петровна. – Кто тебе решил задачу?!

– В смысле? – От такого вопроса я завис, не понимая, что от меня хотят. – Как кто? Я сам решил.

– Не беси меня, Чеботарев! – повысила голос математичка. – Как ты узнал, что я буду спрашивать?

– Так вы сами сказали, какой пример делать, – я недоуменно пожал плечами, а потом до меня дошло. – А, вы хотите сказать, что я заранее знал ответ? Так давайте я другой какой решу, без проблем.

– Что ж, Чеботарев, – почему-то злости в голосе учительницы только прибавилось. – Как хочешь. Но учти, если не решишь, я пойду к директору и подниму вопрос о твоем исключении из школы! Больше терпеть эти издевательства я не намерена!

– Как хотите, – вернул я ее слова. – Какой номер задачи?

– Я сама тебе условия напишу. – Людмила Петровна схватила тряпку, яростно стирая мои каракули, а затем заскрипела мелом по доске, да так, что половина класса принялась морщиться. – Вот! Действуй!

Я принялся разбирать условия задачи. Она была куда сложнее той, что я только что решил, и далеко не все было в учебнике. Ну, или я вчера это просто не нашел. Пришлось копаться в старых школьных воспоминаниях, выискивая решение, и постепенно что-то начало проясняться, но мне требовалось время. Только вот Людмила Петровна ждать не собиралась.

– Ну, я так и думала. – С довольной улыбкой она села на место и подвинула к себе журнал. – Что ж, Чеботарев, можешь собирать вещи, я…

И в этот момент я шагнул к доске, начав писать. Класс и математичка замерли, глядя на корявые буквы, появляющиеся из-под мела, но шокировал их не мой почерк, а то, что решение было верным. Даже училка, дернувшись было, застыла, с открытым ртом наблюдая, что я пишу. А мне приходилось несладко. Мозги кипели от непривычного напряжения: последний раз задачи по тригонометрии я решал лет эдак тридцать назад. Но, пусть пару раз ошибившись, тут же сам исправив неточности, я закончил задачу и отошел в сторону, утирая трудовой пот.

– Чеботарев… Семен, – шок у Людмилы Петровны был так велик, что она, наверно, впервые за последние два года назвала меня по имени. – Но как?!

– Просто я гений. – Я скромно опустил глаза и шаркнул ножкой. – Но раньше этого не показывал. Не хотел травмировать хрупкую психику моих одноклассников.

– Понятно. – Правда, лицо математички выражало совсем другие эмоции, но она справилась с собой. – Садись, четыре.

– Премного благодарен. – Я отвесил шутовской поклон и уже направился было на свое место, когда дверь кабинета распахнулась и влетела наш завуч Аделаида Закировна. Класс дружно вскочил на ноги.

– Садитесь! – та небрежно отмахнулась от детей и тут же уставилась на меня, единственного, оставшегося стоять. – Чеботарев!!! Ты что опять натворил?!! Срочно к директору!!! Быстрее!!! Да оставь ты портфель, он тебе может больше не понадобиться!

Я пожал плечами и, бросив вещи, направился к выходу, провожаемый пятью десятками глаз. Почему меня вызывали, я не знал, но причин могло быть масса. Например, всплыло что-то из прошлого. А там уж было за что меня не просто к директору вызвать, а сразу на зону отправить. Нет, в изнасилованиях или не дай бог убийствах я замазан не был. Но и «подвигов» поменьше хватало, чтобы срубить на взлете мою новую жизнь.

– Что, допрыгался, Чеботарев? – немного злорадно протянула Аделаида Закировна, буквально волоча меня по коридору. – А я говорила: отольются кошке мышкины слезки! Говорила: Чеботарев, будь человеком, или закончишь на зоне! И была права! Что же ты такое натворил, что за тобой из КГБ приехали?

– О господи, – я не сумел сдержать облегченного вздоха. – А я-то думал, голову ломал. Уже накрутить себя успел. А что натворил, сказать не могу, подписку давал.

– Ты серьезно? – замерла, открыв рот, завуч. – Ты… да ты… Ну, Чеботарев! Пошли быстрее!