1928 год: ликвидировать ликвидаторов

Глава 21

Крупская и Дмитрий Ульянов некоторое время после известия об уплотнении возмущались. Причем, Надежда Константиновна грозилась все выяснить завтра же у самого Сталина. Впрочем, никакой особенной агрессии семейство не проявляло. Все они были достаточно хорошо воспитанными людьми. Высказав чекистам свои претензии, они даже позвали их присоединиться к празднованию Нового года, но Менжинский и Бокий поблагодарили и отказались от предложения.

Вдвоем они вышли из усадьбы и направились к Северному флигелю, который как раз убирала целая бригада дворников, выметая пыль и моя полы. Несмотря на некоторое запустение, в комнатах флигеля сохранилась вся необходимая мебель, пусть и не такая роскошная, как в самой усадьбе. Так что для проживания помещения вполне были пригодны. Менжинский даже обратил внимание на большую волчью шкуру, распростертую на полу в одной из комнат в качестве коврика. Дворники, состоящие законспирированными сотрудниками ОГПУ, которым Глеб Бокий поручил уборку и которые с этого дня должны были постоянно патрулировать территорию и вести наблюдение под видом круглосуточной заботы о чистоте, уже прогрели внутреннее пространство здания, заранее затопив печи перед генеральной уборкой. Дворницкое дело все они тоже знали совсем неплохо, хотя каждый прошел войну, а то и две, отлично умея обращаться и с оружием. Каждый из них имел и табельный «Наган», спрятанный под зимней одеждой.

Вообще-то усадьба была оборудована достаточно хорошо. Имелась в ней и прямая телефонная связь с Москвой, и внутренний коммутатор, и своя котельная, и собственный водопровод с насосами и с утепленной водопроводной башней, и даже своя локальная канализация. А вся сантехника была импортной. В отличие от Южного флигеля, где постоянно проживала прислуга, Северный флигель считался гостевым. Но, поскольку это здание давно стояло закрытым, его зимой не отапливали до последнего момента, а водопровод, идущий к флигелю, был на зиму перекрыт. И теперь трудолюбивые дворники, которые не были обыкновенными дворниками, растопив обычные печи, возились еще и с трубами в подвале, надеясь поскорее подать во флигель воду.

Чтобы не дышать пылью, быстро все осмотрев внутри здания, подготавливаемого к переезду Троцкого, Менжинский, вышел на мороз вместе с Бокием. Они подошли к балюстраде смотровой площадки, откуда с холма, на котором стояла усадьба, было хорошо видно в прозрачном воздухе, как закат золотит далекие окраины Москвы. И Вячеслав сказал:

— А тут все не так уж и плохо, как я погляжу. Так что, Глебушка, предлагаю приступить к решающей фазе операции «Селезень» прямо завтра с утра. Не стоит ждать, пока слухи начнут расползаться.

Бокий тут же согласился, не преминув зачем-то упомянуть, что на территории Горок, прямо в лесопарке, окружающем усадьбу, находятся древние могильные холмы знатных воинов вятичей, которые, по его мнению, охраняют это место от всякой нечисти вместе со старыми дубами, которым много сотен лет. Впрочем, что еще можно услышать от человека, увлекающегося эзотерикой? Правда, курганы эти секретом и не были. Еще те, кто делал планировку при строительстве усадьбы, обратили на них внимание, проложив главную аллею мимо холмиков. И потому здесь дорожка в парк начиналась не от главного здания, а как раз со стороны Северного флигеля.

Бокий рассказал, что в этой местности существовало предание, будто бы первым владельцем имения был некий итальянский монах Сальватор, обладающий даром целительства. И он поселился в Горках еще при царе Иване III, потому что почувствовал какую-то особенную энергетику, которая помогала лечить людей. И исцелил он, якобы, даже самого царя. Поэтому и дали, мол, этому монаху прозвище «Спаситель», а потом царь утвердил для него фамилию Спасителев, наделив самого монаха и его потомков дворянством.

Слушать сказки Глеба Вячеславу всегда было интересно, но солнце уже почти зашло за горизонт. И скоро должна была опуститься на мир темнота. А дорога предстояла неблизкая. Потому, вынеся решение, Менжинский не стал задерживаться, а, дав Бокию последние необходимые распоряжения, пошел к машине, попросив водителя ехать обратно в Москву другим путем, по Каширскому шоссе. Вячеслав надеялся, что, может быть, дорожное покрытие там будет получше, и больная спина пострадает меньше.

Пока мы стояли рядом с балюстрадой, я, наслаждаясь закатным видом, открывающимся с холма, и слушая россказни Бокия о местах силы, пытался что-нибудь почувствовать, уловить какую-нибудь энергию, какой-то невидимый поток не то праны, не то маны, не то просто какой-нибудь магии. Я даже не знал, как это энергетическое явление называется, тем более не представлял, как оно ощущается. Но, что-то же должно было быть, раз Бокий утверждал, что место необыкновенное? Я же теперь целитель, значит, экстрасенс в какой-то мере? Или нет? Но, наверное, хреновый экстрасенс, раз ничего так и не почувствовал, кроме того, что дышится здесь получше, чем в городе. Но, такое и любой другой почувствует, целителем для этого быть точно не надо.

В сущности, за всю эту поездку я не высовывался, а лишь наблюдал, предоставив действовать личности Менжинского. Ведь я ничего почти не знал о семействе Ульяновых. Да и общаться с ними, конечно, у Вячеслава с его вежливой манерой разговора получалось гораздо лучше. Чего он хорошо умел, так это поддерживать общение в интеллигентской среде. Правда, когда поехали обратно, и он снова потянулся к своему портфелю за папиросой, я все-таки не удержался, сделав замечание:

— Не нужно сейчас курить, постарайся потерпеть, хотя бы, до конца поездки. Борись с собой. Нужно вырабатывать в этом отношении силу воли. Ты чекист, или кто?

— Как же ты надоел, шизофрения! — мысленно высказался Менжинский, но от портфеля руку все-таки убрал, причем, мне даже не потребовалось на этот раз наказывать руку судорогами, поскольку процесс уменьшения количества суточных затяжек пока шел успешно.

Каширское шоссе тоже не отличалось хорошим дорожным покрытием. Асфальт уже применяли давно, но вот его качество пока оставляло желать много лучшего. К тому же, снег снова пошел, быстро запорошив колдобины и сделав их незаметными в тускловатом свете фар. Никаких фонарей вдоль шоссе не имелось, а тут еще мотор «Паккарда» забарахлил внезапно, когда до городской окраины осталось совсем немного, какая-нибудь пара километров. Вскоре мотор и вовсе заглох, и автомобиль остановился.

— Похоже, машина сломалась, — констатировал водитель.

— Так попробуйте починить, — сказал Менжинский.

К этому моменту мы уже проехали снеговую тучу, оставив ее за спиной. Теперь над нами оказалось чистое небо. Но, усилился ветер, и вдоль шоссе летела поземка. Да еще и мороз крепчал к вечеру. Впереди по направлению к городу просматривался какой-то перелесок, деревья которого темнели на фоне подсвеченного электричеством города и ясного зимнего неба, усыпанного звездами. На дороге было темно и пусто, и никакого встречного транспорта нигде не виднелось. Даже все дворники куда-то попрятались.

И я в тот момент подумал о том, что необходимо будет оснастить машину Председателя ОГПУ радиостанцией. А еще лучше, чтобы ездил он с кортежем. Тогда всегда будет возможность пересесть в другую автомашину. Но, сейчас оставалось лишь надеяться, что Сергей Тихомиров сумеет починить мотор. Водитель возился долго, но ничего у него не выходило, хотя набор инструментов имелся, и парень даже запитал от аккумулятора лампочку-переноску, ковыряясь в двигателе при ее тусклом свете.

— Что ж, товарищ Менжинский, видно придется нам с тобой топать пешком, — сказал я мысленно, обращаясь к личности Вячеслава.

— Отстань, шизофрения, и без тебя тошно, — ответил он и все-таки закурил папиросу на почве стресса.

И я на этот раз даже не стал возражать, потому что ситуация, действительно, не внушала оптимизма. Пальто и шляпа, надетые поверх костюма, да лакированные туфли явно не предназначались для дальних прогулок пешком по морозу. А идти придется. Не оставаться же в неподвижной машине, салон которой промерзает с каждой минутой? Снаружи ледяной ветер бил в лицо, а Вячеслав даже не подумал утеплиться в дорогу, хотя бы, каким-нибудь шарфиком. Впрочем, я сам тоже хорош: не подсказал ему, не предупредил, что любая лишняя простуда при астме противопоказана.

Январская погода холодная, понятное дело. И вообще, надо бы вместо этого импортного пальтеца, рассчитанного на зиму в какой-нибудь Праге или Вене, завести шубу. Даже полушубок сойдет или дубленка. А вместо шляпы, как у чикагского гангстера, лучше бы надевать на голову пушистую меховую шапку-ушанку. Наша русская зима вокруг свирепствует, а не европейская. И надо срочно прекращать все это пижонство! Вон, шофер теплый серый вязанный свитер с горлом надел под кожаную куртку. Он, похоже, предусмотрительнее начальника.

Водитель старался. Он что-то крутил внутри мотора разными ключами, орудовал отверткой, пытался заводить двигатель кривой рукояткой, но, ничего не помогало. Наконец, Сергей доложил, что искры нет, потому что катушка зажигания, видимо, вышла из строя. Но, точно сказать можно будет лишь в автомастерской. Ясно было одно: исправить поломку на дороге не получится.

Парень предложил побежать за помощью. Вот только, сколько это займет времени, он не знал. Менжинский же не хотел сидеть один в холодном автомобильном салоне посреди сельской местности с портфелем, полным секретных документов, потому собрался дать водителю команду закрывать машину и сопровождать пешком к городу. Но, в этот момент вдалеке со стороны Москвы показался свет фар. Приближалась какая-то машина, такая же одинокая, как и наша.

Вокруг по-прежнему было безлюдно. По обеим сторонам от шоссе находились лишь пустоши, занесенные снегом. И нигде поблизости не виднелось никакого жилья, а только какие-то голые ветви кустов, торчащие из сугробов. Но, приближающийся автомобиль давал надежду, что мы все-таки доберемся до города довольно скоро. Ну кто же из советских граждан в здравом уме откажется помочь самому товарищу Менжинскому? Возьмут нас, конечно, на буксир. Потому дело оставалось за малым: дождаться, когда неизвестная машина поравняется с нами.

Вскоре автомобиль, действительно, притормозил напротив нашей машины. Сергей Тихомиров к этому моменту уже закрыл капот двигателя, убрал инструменты, оказавшиеся бесполезными, и вытирал руки ветошью. Менжинский же все еще оставался внутри на заднем сидении. Подъехавший автомобиль имел странноватый вид. Нос его был скошен назад, а решетка радиатора находилась не спереди, а сбоку. Когда этот драндулет поравнялся с нашей машиной, я заметил в свете фар, отраженном от сугробов по краям дороги, что внутри салона сидят четверо мужчин.