Волк и конь

Нет Бога кроме Пророка

Вороны и черные грифы слетались на Поле Шахидов, где тела чернобородых воинов в окровавленных бурнусах столь густо усеивали равнину , что копыта коней и верблюдов, почти не ступали на землю, каждым шагом попирая трупы. Аль-Вади-Кабир тек кровью и та кровь смывала старый порядок в Аль-Андалусе.

Здесь у стен столицы потерпела жестокое поражение армия Хишама ибн Абд ар-Рахмана, халифа Кордобы и всей исламской Испании. Вырвавшееся, словно песчаный самум из магрибских пустынь, войско эмира Яхьи ибн Йакуба переправилось через Гибралтарский пролив и вторглось в Европу. Нападение это не было внезапным и все же халиф смог собрать собственную армию лишь когда враг оказался на подступах к его столице. Угроза оказалась столь велика, что Хишам призвал сражаться не только арабов с берберами, но и христианское ополчение, пообещав христианской знати полное освобождение от джизьи и иные послабления. Однако не все христиане откликнулись на этот зов, с куда большей надеждой смотря на север, где победоносные войска короля Родриго Астурийского недавно взяли Саламанку, а герцог Луп, оправившийся от недавнего поражения под Орлеаном, вступил в союз с Родриго и занял Септиманию. Так что на Поле Шахидов явились далеко не все христианские союзники халифа - и его армия оказалась разгромлена. Сам халиф, у которого из надежных сил остались лишь гвардия лично преданных ему рабов-сакалиба, отступил в Кордову.

По широкому мосту, еще римских времен, в столицу Халифата торжественно вступали победители. Впереди, на чистокровных жеребцах арабской породы, скакали вожди воинства - в белоснежных бурнусах, скрывающих доспехи, и остроконечных шлемах, блестевших на солнце золотой оковкой. Позолоченными были и рукояти мечей, украшенных драгоценными камнями, тогда как лезвия лучшей дамасской стали покрывала арабская вязь с молитвами Аллаху. Следом за командирами двигались воины попроще: как пешие, так и всадники верхом на лошадях и верблюдах. Отдельно шли берберы, составлявшие до двух третей воинства Яхьи ибн Йакуба: в халатах, раскрашенных в цвета песков Сахары, скрывавших кожаные шлемы и стеганые доспехи. Из оружия они имели боевые топоры, луки, мечи-флиссы, заточенные с одного края, и обоюдоострые мечи-такубы, с бронзовой рукоятью в виде конской головы. Берберская пехота несла еще и щиты в человеческий рост из нескольких слоев толстой кожи. Но только лучшие арабские и берберские воины имели полный комплект вооружения: два мощных лука и колчан из тридцати стрел; длинное бамбуковое копье с наконечником из лучшего железа; метательный диск с острыми краями; острый меч; боевую палицу или обоюдоострый топор. Защитное снаряжение этих воинов состояло из панциря, шлема, двух поручней, двух поножей и двух набедренников. Позади арабов и берберов шли полуголые чернокожие воины: с телами покрытыми замысловатой татуировкой, увешанные причудливыми амулетами. Они несли длинные копья и листовидные мечи - иды, смазанные смесью яда и перца. Это были рабы-зинджи, вывезенные во время походов Яхьи на богатую Гану, где новоявленный эмир приобрел не только много золота, но и этих свирепых воинов, сочетавших преданность псов с кровожадностью гиены.

Яхья ибн Йакуб ехал во главе своего воинства на белом жеребце чистейшей арабской породы. Это был высокий мужчина с худощавым лицом аскета и воина, одетый в бурнус из синего шелка, покрытого золотыми полосами. Откинутый капюшон открывал остроконечный шлем, с полосой чеканного золота по ободку, украшенного крупными сапфирами. Кожа, пусть и тронутая африканским солнцем, все же была заметно светлее, чем у смуглых арабов, а серо-зеленые глаза и аккуратно подстриженная рыжевато-каштановая борода, выдавали происхождение из берберов фендел-ауа, по легендам ведущего происхождение от вандалов, захвативших Карфаген и по сей день обитавших в его окрестностях. С пояса эмира свисала кривая сабля-нимча, с рукоятью украшенной золотом и драгоценными камнями. Над головой Яхьи один из берберов нес странное знамя: черное, с изображением белой трубы или рога, окруженного четырьмя крыльями и с замысловатой арабской вязью поверх рисунка.

Казалось бесконечным цоканье копыт по брусчатке моста, пока воинство, не встречая уже никакого сопротивления, въезжало в Кордову. Также беспрепятственно воины прошлись по притихшим улицам и остановились у огромного здания, возвышавшегося над остальными строениями - главной мечети Кордобы и всего аль-Андалуса. Под мраморной аркой, за которой начинался вход во внутренний двор, выстроились рослые воины, числом не менее тысячи. Оружие и доспехи у них ничем не отличались от воинства самого эмира, однако светлая кожа, глаза и волосы, также как и черты лица выдавали уроженцев куда более северных мест. Это и была гвардия саклабов - славянских и германских невольников, ставших последней надеждой Хишама ибн Абд ар-Рахмана.

Яхья ибн Йакуб, взмахом руки остановил уже схватившихся за оружие воинов и, тронув поводья коня, выехал вперед.

-Кто здесь главный? - громко спросил он.

- Я, - послышался странно тонкий голос и вперед шагнул дородный воин, с голубыми глазами и пухлым безбородым лицом.

-Как твое имя? - спросил его эмир.

-Якун ас-Саклаби, - ответил воин, бросив на эмира настороженный взгляд.

-Аллах дарует тебе, как и всем твоим воинам, выбор, Якун ас-Саклаби, - сказал Яхья, - умереть за безнадежно проигравшего господина, которого ты все равно не убережешь от смерти и который отнял у вас свободу и то что делало вас мужчинами. Или же, - он кивнул и вперед вышел чернокожий невольник несущий на широких плечах большой мешок. Он опустил его перед ошеломленным саклабом и отошел на пару шагов.

-Развяжи, - велел эмир и Якун, недоверчиво поглядывая на Яхью, развязал тесемки мешка и невольно зажмурился - солнце, отразившееся от наполнившего мешок золотого песка с рудников Ганы, невольно ослепило славянина.

-Все это ваше, - сказал Яхья, - также как и право вступить в мое войско, как свободные люди - если ты пропустишь меня в мечеть...просто поговорить с Хишамом. Он ведь там?

-Да, - сказал Якун, закрывая мешок и отволакивая его в сторону, - но...ты ведь не станешь рубить безоружного?

-Неужели ты думаешь, что я зайду с оружием в мечеть? - усмехнулся Яхья, отстегивая саблю и вручая ее одному из своих сподвижников, - ждите меня здесь.

Яхья спешился и саклабы расступились перед ним, когда он шагнул во внутренний двор мечети. Он прошел мимо зеленых садов и журчащих фонтанов, после чего поднялся в саму мечеть. Пройдя под двухъярусными арками с фасадами из красного кирпича и белого камня, поддерживаемыми колоннами из яшмы, оникса, мрамора, гранита и порфира, Яхья оказался в молитвенном зале. Его стены украшала замысловатая мозаика и куфические надписи, выполненные золотом на зеленом мраморе. В центре зала, посреди большого ковра, скорчился в поклоне человек в богатых одеждах. Из под уткнутого в пол лба слышалось невнятное бормотание и Яхья ибн Йакуб, преклонив колени рядом с халифом, присоединился к его молитве.

- Я знал, что ты придешь, - закончив намаз, халиф повернулся к эмиру. Лицо у свергнутого владыки Кордобы было полным, с черными растерянными глазами и пухлыми, как у женщины губами, что не могла скрыть даже жидкая бородка.

- Знал, - усмехнулся Яхья, - ну, а как же иначе. Все же мы вместе учились в Багдаде, вместе воевали...тогда на Сицилии.

-Я должен был понять когда пришел тебе на помощь, что ты не ограничишься этим островом, - с горечью сказал Абд ар-Рахман, - но захочешь отобрать у меня все.

-Отобрать? У тебя? Хишам, неужели ты считаешь меня настолько мелочным? Мне нужна не Сицилия, не Магриб и даже не твой аль-Андалус. Мне нужен весь мир - ибо только я вправе владеть им! И я готов оставить тебе эти владения - если ты пойдешь за мной!

- Я знал, что ты безумен! - покачал головой Абд ар-Рахман, - но не представлял насколько!

-Безумен? Был ли безумен Кейсар? Или Искандер Зулькарнайн? Или сам Пророк, мир ему? Меня ведет Аллах - и только именем его я могу завоевать весь мир.

-Ты не Кейсар и не Искандер, - возразил халиф, - и тем более не Пророк...

-Не Он, но его потомок, - сказал Яхья, - это тайна, которую мне открыл сам Исрафил, старейший из малаиков.

-Открыл? Тебе? Ты бредишь, Яхья?!

-Я прощаю тебе эту дерзость, - кивнул эмир, - ибо как можно сердиться на слепца, завидующего зрячему. Мои корни - от Рукайи, дочери Пророка и Утбы, сына Абу Лахаба, дяди Мохаммеда.

-Ты забыл Коран, Яхья?! - воскликнул Хишам, - твои слова кощунство! Все знают, что этот брак был расторгнут, потому что Абу Лахаб стал врагом Пророка, упорствующим в идолопоклонстве! А Рукайя умерла совсем юной и у нее никогда не было детей.

-Все знают, - усмехнулся Яхья, - но я знаю больше. Мне открылось, что Рукайя успела понести плод - и родить мальчика, хотя и умерла при родах. Абу Лахаб забрал внука у Утбы, желая воспитать его в язычестве, но тот, получивший имя Яхья, как и я, повзрослев всем сердцем обратился к Аллаху. Абу Лахаб скрыл от всех, даже от самого Яхьи, его происхождение, заявив, что сын Рукайи умер при родах. Яхья же, женился на дочери одного из старейшин курейшитов, а уже его сын, Али ибн Яхья, вступил в войско что завоевывало Египет, Карфаген и Магриб. В одном из боев Али попал в плен берберской царице Кахине, которая полюбила молодого пленника и предалась с ним страсти на своем ложе. И тогда же, как открылось мне, в тело Али снизошел сам мукаррабун Израфил, а в тело Кахины - аль-Узза, которую неверные зовут Венерой, а правоверные также именуют аль-Зухрой.

-Замолчи, богохульник!!! - взвизгнул Хишам, зажав уши руками, - то что ты говоришь - это мерзость, это куфр, это ширк! Сам Пророк заклеймил лжецами те, кто считал аль-Уззу богиней и дочерью Аллаха!

-Разве я называл ее богиней? - поднял бровь Яхья, - опомнись, Хишам - нет бога кроме Аллаха! Я не знаю кто она - джин, гуль, а может и малаик...

-И снова ширк! - воскликнул Хишам, - сам пророк учил, что малаики, а особенно мукаррабун бесполы и свободны от всех страстей земных, а ты...

-Сам ли Пророк так говорил или те, кто криво пересказал его проповедь? - нахмурился Яхья, - или ты считаешь, что Аллах, в неизмеримой милости своей даровавший радость отцовства людям и даже джиннам, отказал в этом любимейшим из своих созданий? И да, не сам Исрафил сошелся с женщиной, но Али, в тело которого вошел мукаррабун. Так была зачата девушка, что стала потом женой вождя фендел-ауа и моей бабкой. Али не увидел ее - еще до рождения дочери, он, даже не узнав, что Кахина беремена, пытался бежать, но был убит воинами царицы берберов.

-И как же ты сам узнал все это? - спросил Хашам.

-Я же говорил, - воскликнул Яхья, - мне было откровение. Когда я вел свои войска на Гану, в одном из боев меня тяжело ранили и я несколько дней лежал при смерти. И тогда я услышал трубный зов, оглушительный, как раскат грома и предо мной предстал ангел с четырьмя огромными крылами, застилавшими горизонт, с телом, покрытым волосами, ртами, зубами. Из глаз его текли кровавые слезы - и я понял, что это Исрафил и, что он плачет надо мной, своим потомком! Он открыл мне все то, что я рассказал тебе и я очнулся от забытья, сразу пойдя на поправку. А чтобы я не думал, что это был лишь предсмертный бред, мукаррабун оставил мне этот знак.