В унисон

Хидео: то, что вселяет уверенность

Утром он собственноручно заварил травяной чай и плеснул туда столько успокоительного, сколько позволяла совесть. Осушив чашку несколькими глотками, Хидео устало сел на диван и схватился руками за голову. Даже после разговора с Мичи эти дурацкие сны не отстали от него, а разрослись до чудовищных масштабов, лишая его нормального отдыха и оставшихся нервных клеток.

Беглый взгляд в зеркало показал удручающий итог – под глазами расцвели темные полукруги, щеки глубоко впали, сделав лицо визуально уже. С бледностью кожи и осунувшимся лицом Хидео уже смирился.

Всем людям снятся сны, и часто они могут появляться несколько ночей подряд, друг за другом, живые и яркие, и никто от этого не страдает. Никто, кроме Хидео. Его сны были другими. Затягивая сознание Хидео в сновидение, возникшие образы пробуждали сознание, запирая его в клетке, из которой он сможет выбраться только в том случае, если просмотрит все до конца.

Вчера Мичи никак не приблизила его к разгадке тайны, но Хидео настолько устал думать об этом, что даже не мог злиться на нее. Он больше ничего не чувствовал – все эмоции, все мысли, все воспоминания, которыми он так дорожил, стерлись от многократного использования, выцвели под давлением неумолимо движущегося времени.

Хмурое утро за окном постепенно наливалось живительным светом, и Хидео стал медленно собираться в школу, с тупым равнодушием размышляя о том, какое сегодня расписание и чем он будет обедать. После всего, что случилось, ему было уже не важно, как пройдет следующий день – сутки больше не сменяли друг друга, ночь и день потеряли границы, сливаясь в одно непонятное «сейчас». В мире Хидео не существовало больше ни часов, ни дней недели, ни месяцев – лишь долгое, бесконечно долгое время, застрявшее в рамках неизвестных ему циклов.

Просыпаясь после очередного затяжного кошмара, Хидео почувствовал, что в ладони что-то есть. Осторожно разжав пальцы, он почувствовал вспышку боли – такое бывает, когда слишком долго и сильно держишь руку в одном положении. В раскрытой ладони Хидео нашел чашу с окровавленными изнутри стенками – красной краской на чаше были выведены причудливые узоры, чередующиеся с кровоподтеками. Хидео спросонья показалось, что это ему лишь снится, а потому он тут же сжал ладонь, чувствуя, как холодный металлический край чаши упирается ему в кожу. Вздрогнув от реального – физического – ощущения предмета, он сел, расправил руку и стал рассматривать чашу с неподдельным ужасом.

Ее не было, когда он ложился спать! Почему тогда он проснулся с ней? Откуда она вообще взялась?

Тревога острой тонкой иглой пронзила сердце, удивив сильнейшей волной боли. Лишь хлебнув ароматного горького чая, Хидео смог немного прийти в себя и успокоить шторм мыслей.

Направляясь к школе, он продолжал чувствовать на коже ладони острую чашу, которую давно уже спрятал в карман пиджака. Если это тот самый атрибут, о котором говорила Тамака, значит, нужно как-то с ней связаться, чтобы показать чашу и потребовать дальнейших объяснений. Интересно, какому архетипу может принадлежать чаша с кровью?

Кажется, этот образ Хидео видел во сне – может быть, тогда чаша и материализовалась в его ладони? Звучит как бред, но сколько он уже повидал непонятного за прошедшую неделю!

Оторвав взгляд от земли, Хидео заметил, как из дома выходит Лили. Вид у нее крайне раздраженный – впрочем, как и всегда. Хлопнув дверью, она вышла на дорогу и стала нервно оглядываться по сторонам. Хидео решил догнать ее – все равно в одну сторону идут.

– Рокэ-сан! – окликнул он, стремительно сокращая между ними расстояние.

Она обернулась, и Хидео увидел, как за несколько мгновений выражение ее лица успело быстро смениться: сначала – на воодушевленное, затем – на раздосадованное. Она чуть посторонилась, позволяя Хидео поравняться с ней.

– Тоже опаздываешь? – спросила она, не глядя на него.

– Да, – сказал Хидео, пожав плечами. – Глупо как-то выходит: я всегда точно знаю, во сколько мне нужно выйти, чтобы прийти вовремя, но все равно выхожу позже. Может, это нежелание идти в школу?

– Может, – беспечно ответила Лили, поправив рыжие волосы. – А может, ты до последнего не хочешь покидать дом.

– А ты почему опаздываешь?

– Как раз потому, что не хочу ходить в школу, – она смущенно улыбнулась.

Хидео вернул ей такую же неловкую улыбку.

– Если бы я не был таким лодырем, то мог бы ходить в школу с Генджи, – сказал Хидео, поздно вспомнив, что последний их разговор закончился на не очень приятной ноте.

В ее глазах вспыхнуло внимание, которое тут же погасло, задавленное другим, более сильным и угнетающим чувством – с этим чувством Лили вышла из дома.

– Зачем он так рано выходит? – спросила она. – Нравится бродить по полупустым школьным коридорам?

– Кто его знает! Он очень пунктуальный и принципиальный. Бывает, вцепится как собака в какую-нибудь идею, и все… Не отпустит, пока не дознается.

– У нас с ним совместный проект, – выпалила Лили, слегка касаясь тыльной стороной ладони порозовевших щек. – И это… то еще испытание.

– Ого! – воскликнул Хидео. – Я не знал. Он не говорил мне. А что за проект?

– По химии. Токутаро-сэнсэй сказал, что мы будем писать ее вместе. Пока что мы толком не начали, да и сложно это, с его-то характером.

– Боюсь представить, как тебе тяжело выносить его высокомерие.

– Я отлично справляюсь. – На ее губах заиграла улыбка.

Что-то в ее виде сильно смущало Хидео. Лили выглядела вроде бы совершенно так же, как и всегда, но в этот раз с ней было явно что-то не то. Она как будто… притворялась? И это Лили, которая никогда не притворяется!

От Мичи набралась, что ли?..

– Прости за личный вопрос, – начал он смущенно, – но у тебя все хорошо? Ты вроде улыбаешься, но выглядишь как…

– Как побитая собака, – легко закончила она. – Так и есть. Только что вновь поругалась с родителями. Это так утомительно – ругаться. Хуже этого – только привыкание.

Повисла неловкая пауза – Хидео чувствовал, что должен ответить, но никак не мог подобрать нужные слова. Ему казалось, что любая его реплика может все испортить.

– Не обращай внимания, – спокойно заверила его Лили, видя, что Хидео сложно ответить, – я почти пришла к принятию.

– Я рад, что ты… что тебе легче. Тогда, на вечеринке, ты была такой… подавленной.

Он едва не сказал «жалкой», но вовремя прикусил язык.

Пока они шли, Хидео пытался взвесить свои чувства, осознать их, проанализировать таким образом, чтобы прийти к какому-нибудь окончательному выводу. Пока что его сердце оставалось глухо к любым словам или движениям Лили, а уж когда он вспомнил ее поведение во время вечеринки, то жалость, испытанная тогда, затопила сердце до самого края. Хидео почувствовал приятную, тягучую боль в груди и успокоился.

Любил ли он Лили? Любил ли хоть когда-нибудь? Видимо, нет. Это было лишь очарование, быть может, влюбленность в созданный им же самим образ, но это была далеко не любовь. Не такая любовь, которую он себе представлял.

Придя к этому простому, внезапному выводу, Хидео облегченно выдохнул – если до этого на его душе и висел тяжелый неповоротливый камень, то теперь от него ничего практически не осталось.

– А ведь знаешь, – заговорил вдруг Хидео, не пугаясь своего голоса, – еще неделю назад я думал, что люблю тебя.

Она вздрогнула, метнула быстрый взгляд на Хидео, чтобы убедиться, что он не шутит и не лукавит. Увидев его серьезное выражение, она также быстро отвернулась, нервно складывая руки на груди.

– Что же заставило тебя прозреть? – с напускным равнодушием поинтересовалась она.

– Точно не знаю, – проговорил он, поднимая взгляд к небу. – Наверное, жуткая боль, которую я чувствую по отношению к другому человеку. Это как… как огромная рана, которая саднит и дерет меня изнутри, когда я просто думаю об этом человеке.

– Какое-то нездоровое у тебя проявление чувств, – тихо сказала Лили, невольно приблизившись к Хидео на узком участке дороги.

– Чувства ли это? – задал он риторический вопрос. – Чувства ведь должны вселять уверенность.

Лили вновь бросила на него мимолетный взгляд.

– Ничего они не должны, – сказала она серьезно. – Если бы все влюбленные были уверены в себе, у нас бы не осталось ни одного разбитого сердца. Или наоборот… Тут уж как посмотреть. Это только все говорят, что им все по плечу, а на самом деле они такие нерешительные, по нескольку лет не могут признаться объекту любви в своих чувствах. Какая уж тут уверенность?

– Это очень деструктивное чувство, тебе не кажется? – сказал Хидео, представляя, как любовь выжигает в нем черную дыру. – Нет никакого окрыления, только бесконечная тяжесть на сердце.

– Просто ты его пока не чувствуешь, – Лили улыбнулась каким-то своим мыслям. – Если твои чувства взаимны, камень с души уходит. И рана, как ты ее называешь, затягивается.

Хидео закусил губу, задумавшись над тем, насколько слова Лили правдивы. Если бы все дело было только во взаимности…

– Ты, я смотрю, сама поднаторела в любви? – спросил Хидео игриво.

Теперь, когда он признался Лили в том, что чувствовал, ему стало легче с ней общаться. Все-таки она милая.

Лили слегка покраснела и инстинктивно попыталась остудить пылающее лицо холодными ладонями.

– Нет, не совсем, – пролепетала она, а потом неловко рассмеялась. – Я пока не знаю. Не спрашивай ничего, ладно?

– Как скажешь, – Хидео отвел взгляд от ее блестящих влагой глаз и улыбнулся.