В унисон

Тогда рушится его иллюзорная идиллия. Тогда всему приходит конец.

– Хидео, я понимаю, что тебе сложно принять увиденное, но посмотри на это с другой стороны: если ты не будешь разговаривать с людьми, то твои же мысли сожрут тебя. Ты уже выглядишь неважно, но все может стать еще хуже, поэтому прошу тебя, не закрывайся от других. Иногда лучший выход в борьбе с таким ужасом – это найти настоящие его причины.

– Предлагаешь мне вновь на кровь посмотреть, Куро Иори? – вспылил Хидео.

Генджи вздрогнул. Его глаза расширились, а зрачки, казалось, стали едва заметны.

– Что? – с трудом выдавил он.

– Оу, ты уже совсем забыл свое имя?

– Нет, Хидео… я не…

– Мне надоела эта бессмысленная кличка, Куро-сан. Какой смысл вечно прятаться за ней? Ты же сам понимаешь, что однажды перерастешь ее. Что будешь тогда делать?

– Т-ты что несешь…

Генджи побледнел, как мертвец, и судорожно сжал руки в кулаки. Хидео смотрел на друга ясным, пронзительным взглядом – никакого удовлетворения от наблюдения за чужими ранами он не испытывал, но так у него хотя бы была возможность надавить на больное место Генджи, чтобы заставить его почувствовать что-то похожее на ощущения самого Хидео.

Следом его взгляд упал на раскрытую книгу «Записок».

«Люди уродливой наружности, которые в темноте производят приятное впечатление».

– Я повторяю, – отчеканил Хидео жестким приказным тоном. – Что ты будешь делать дальше? Так и будешь цепляться за свою детскую травму, как будто она поможет тебе оставаться неуязвимым перед новыми трудностями? Пойми, Куро-сан, не все люди могут притворяться равнодушными ко всему, как ты! Нельзя судить всех по себе!

Генджи тяжело поднялся и, не глядя больше на Хидео, ушел, так и не произнеся ни слова в свое оправдание.

Весь пунцовый от распаленного гнева Хидео вскочил на ноги и быстрыми шагами прошел на кухню, где стояла мама и готовила травяной чай. В чашку, предназначенную для сына, она подсыпала успокоительное.

С раздражением взяв ручку чашки одним пальцем, Хидео увидел беспокойное лицо матери. Она напряженно рассматривала его, пытаясь по внешнему виду сына понять его мысли и чувства.

«Голос кукушки».

– Нет, не смотри на меня так, – сказал Хидео.

– Как так?

– С жалостью, мам. Я уже много раз говорил, что со мной все в порядке.

– Как знаешь, – пробормотала мать, с видимым безразличием пожимая плечами и уходя в свою комнату.

Хидео остался. После многочисленных тревог и волнений было приятно знать, что остался хотя бы один человек, который не пытается залезть Хидео в душу (а если и пытается, то не с такой ярой настойчивостью, как все остальные).

«Шум водопада».

Он еще раз взглянул на ароматный травяной чай, и, не колебаясь, осушил чашку залпом.