Смутные тропы

Глава 9

Каменистые, испещренные рытвинами пригорья были поганым местом. Беспокойники бродили тут постоянно, как вши по солдатской шинели. Бог его знает, почему их так сюда тянуло. Может, беспокойникам нравились виды, открывающиеся с высоты. А может, они были не так глупы, как кажется, и предпочитали поджидать фургоны там, где лошади не могли даже перейти на рысь.

Иногда мне везло, и караван проскакивал пригорья, так и не встретившись с беспокойниками. Но не в этот раз.

Первым беспокойников услышал бегущий рядом с моим конем Пегий Волк. Или унюхал. Дьявол этих индейцев разберет. Он заворчал, оскалил тупые клыки и задрал хвост, облезлый, как потрепанное боями полковое знамя.

— Далеко? — я прищурился, вглядываясь в вечные сумерки. Волк задумался, потом кивнул.

— Из ущелья успеем выбраться?

Волк помотал головой.

Беспокойники подойдут быстро. Это было плохо. Но в ущелье нет места для маневра. И это было хорошо. Когда беспокойникам не развернуться, они толпятся и толкаются, как овцы в загоне, сбивая друг друга с ног. И тут только успевай стрелять. Я успевал.

Тут нужно было хорошенько все взвесить. Я задумался, перебирая немногочисленные варианты. Караван был паршивым. Трое мужчин, не считая краснокожего и меня. Причем пастор горазд только молиться, а Делахей слеп, как крот. Я поднял руку, останавливая неспешно катящиеся повозки.

— Эй, стойте! Тпру! Разворачивайте фургоны поперек ущелья и выпрягайте лошадей! Стой, кому говорю! Заворачивай!

Том первым натянул повод, заставляя лошадь взять круто вправо. За ним выровнялись остальные. Трех фургонов хватило, чтобы перекрыть узкий проход, а четвертый, пасторский, остановился в стороне. Сначала я хотел загнать его вторым рядом, а потом передумал. Может, оно и неплохо, если хотя бы один фургон уцелеет. Черт его знает, что с остальными станется.

— Выпрягите лошадей и привяжите их подальше. Том, мистер Делахей, берите оружие и занимайте позиции за фургонами. Рози, ступай к пастору.

Рози насупилась, посмотрела на меня, потом на брата и, вытащив из-под тюфяка старый карабин, направилась к мужчинам.

— Рози!

— Я делаю что, что нужно. И ты, Морт, делай, что нужно.

Я покачал головой. У каждого свой путь в ад — и кто я такой, чтобы ставить на том пути препоны?

Пастор стоял рядом с женой, прямой как палка. Его губы беззвучно шевелились.

— Святой отец, вы бы взяли оружие. На беспокойников пуля вернее молитвы действует.

Пастор меня не услышал. Или не захотел услышать. Он шептал, зажмурившись, я видел движение глазных яблок под пергаментной кожей век.

Окинул взглядом круто взбирающиеся вверх пороги скал, я сдвинул на затылок шляпу. Ущелье — та же штольня. Камни внизу, камни по бокам. Только крыши нет. И хорошо, что нет. Ничего не обвалится.

— Поди сюда, мой краснокожий брат. Есть дело.

Волк сел радом, склонив голову набок. Одно ухо у него стояло торчком, второе, рваное, висело пожеванной тряпкой. Я расстегнул сумку и вытащил из нее связку динамитных шашек. Надо бы, конечно, их поперек ущелья по одной разложить, чтобы перекрыть весь периметр. Рассеяный взрыв в узком пространстве – страшное дело. Но времени уже не было. Да и шнура у меня не хватит — к каждой шашке хвост тянуть. Его всего-то четверть мотка осталось.

Я приладил к связке конец запала и протянул динамит волку.

— Вот, отнеси вперед и положи там, где камней побольше. А потом сразу назад.

Пегий Волк ухватил динамит за веревку и деловито подтрусил вперед. Бикфордов шнур тянулся за ним, как послед за выкидышем. Катушка у меня в руках начала быстро разматываться.

— Что вы делаете? — глаза у Тома были круглые, как блюдца, а голос ощутимо давал петуха.

— Шрапнель — очень полезная вещь. И по живым хорошо, и по мертвым.

— Но у вас нет шрапнели!

— У нас есть камни. Спасибо Господу за малые его милости.

Катушка у меня в руках остановилась. Я обрезал хвост, опустил его в траву и наступил ногой, чтобы не потерять. Вскоре из сумрака вынырнул волк и потрусил ко мне. Бока его часто вздымались. Я прислушался. Движущийся между каменными стенами ущелья воздух уже доносил до нас неторопливые шаркающие шаги. Беспокойники приближались. Голодные мертвецы шли к нам — и мы как могли приготовились к встрече.

— Пригнитесь! Спрячьтесь за бортами! Пастор, если от вас нет толку, лезьте под фургон. И оставьте в покое супругу — ей, в отличие от вас, бояться уже нечего.

Я закурил и начал считал. Слушал медленные, мерные, как обложной дождь, шаги, и считал. А когда голос внутри меня сказал «Ноль», я наклонился, поднял шнур, поднес его к самокрутке и затянулся. Запал вспыхнул, потрескивающий огонек весело заискрил, побежал прочь и скрылся в жухлой траве. Шаги звучали еще секунду, другую, третью — а потом нас ударило волной плотного горячего воздуха и накрыло грохотом взрыва. Холстину с фургонов сорвало, разметав обрывки по чахлым кустам на склонах. Каменный град хлестнул борта, рядом со мной упала на землю оторванная рука, обернутая в поношенный, затертый на манжете рукав. Истлевшие пальцы слепо ощупывали землю, перебирали камешки, как загаженную мышами крупу.

Я пинком отшвырнул мертвую руку в сторону.

— А теперь огонь! Не тратьте патроны зря — цельтесь в голову!

После взрыва сухой треск выстрелов казался почти тихим. Беспокойники выныривали на нас из мглы — и падали, образуя странное подобие бобровой запруды. Они ложились друг на друга, молчаливые и равнодушные, некоторые еще продолжали шевелиться, медленно и бессмысленно перебирали конечностями, словно плыли в глубокой воде. Вал мертвых тел стремительно рос, но следом за первой накатывала вторая, а потом третья волны. Мы стреляли и стреляли, почти не целясь, а мертвецы все шли, медленно и неуклюже, с каким-то обреченным упорством. Один двигался прямо ко мне. Лицо у него разворотило, нижней челюсти не было, вместо нее зияла дыра гортани, из которой свешивался черный язык. Беспокойник шел, подергиваясь, его переносица была точно у меня в прицеле, лоб качался туда-сюда над мушкой. Я спустил курок, и голова брызнула мутной слизью, а тело еще сделало пару шагов до того, как упасть на землю.

— Так! Молодцы! Огонь!

Рози, бледная и сосредоточенная, быстрыми уверенными движениями передергивала затвор. Гильзы золотыми искрами летели на землю и кувыркались в пыли.

— Огонь! В голову! Добейте дохлых ублюдков!

Воздух в ущелье наполнился смрадом гниющей плоти и кислым пороховым дымом. Беспокойники все валили и валили из сумрака, и я уже тревожно ощупывал оставшиеся патроны, когда уловил краем глаза странное движение. Пастор, оставив фургон, вышел на линию огня. Маленький, тщедушный, в болтающейся сутане, он походил на огородное пугало, которому водрузили на голову круглую шляпу. В руках у пастора был «смит-энд-вессон». Дуло ходило туда-сюда, как хрен у пьяного, пытающегося поссать на стену. Пастор трясущимися руками поднял револьвер. Глаза у него были круглые и абсолютно безумные.

— Ну! Отче! Это не хер, чтобы дрочить!

Пастор нажал на курок и тонко взвизгнул, как смертельно раненый заяц. Он визжал и стрелял, а потом патроны в барабане закончились, он прокручивался вхолостую, сухо щелкая бойком о пустые гильзы, а пастор все визжал и визжал.

Беспокойники закончились тоже, словно этот высокий, ввинчивающийся в виски звук был могущественным заклинанием, изгоняющим бесов. Больше никто не выходил из мглы, постепенно затих грохот выстрелов, а пастор все визжал. Я подошел, разжал желтоватые скрюченные пальцы и вытащил из его рук револьвер.

— Все. Хватит. Все.

Пастор замолчал, уставившись на свои ладони, зачем-то потер их одну о другую.

— Не убий? — почему-то спросил он меня.

— Это как получится. И потом, вы же никого не убили. Все эти люди давно и бесповоротно мертвы. Вы поступили как должно — не оставили в беде страждущих. Это богоугодное дело. Жена гордилась бы вами.

Ссутулившись, пастор побрел прочь. Подмышки его потемнели от пота. Пару раз он запнулся о камни, но не упал. Пойдя к жене, пастор взял ее за руку и замер рядом. Я опять перестал различать, кто из них жив, а кто — нет.

Окончание рассказа - в бесплатном сборнике "Очень страшные сказки" на Призрачных мирах.

https://feisovet.ru/магазин/Сборник-рассказов-Очень-страшные-сказки