Смутные тропы

***

Сухостой в огне трещал и брызгал смолой, рыжие искры фейерверком взлетали в воздух. Я прихлебывал кофе с отчетливым привкусом цикория и молчал. Те, кто сидели рядом, тоже молчали. Люди — потому что устали, немертвые — потому что были мертвы. Скорбными столбами маячили они за спинами живых родственников, и сквозь дым я ощущал отчетливый запах разлагающейся плоти. Только дочка Делахеев сидела рядом с матерью, прижавшись к мягкому боку. В том месте, которого касалось ее лицо, уже расплывалось влажное пятно. Делахеи долго тянули с отъездом. Сейчас мать пудрила дочь и старательно завивала ей волосы на бумажечки, надеясь скрыть локонами следы гниения. Один раз она даже надела на девочку капор, но слишком туго затянутая лента врезалась в щеку, и мягкая плоть разошлась, как старая рыхлая губка. Нельзя так долго тянуть с немертвыми. Нельзя. Но разве же людям объяснишь?

Пегий Волк бесшумно вынырнул из молочного сумрака, похлопал меня по плечу.

— Схожу осмотрюсь вокруг.

Я, не оборачиваясь, кивнул. Когда-то мне было интересно, как человек превращается в волка. Я отходил от костра и смотрел, как Пегий Волк неторопливо раздевается, аккуратно складывая дешевые холщовые штаны и рубашку, как натирается жиром, смешанным с пеплом и травами. Старческое дряблое тело от этого начинало лосниться и пахло едко и опасно. А потом индеец становился на четвереньки, отклячив тощий зад, и кувыркался назад. Не знаю, как он при этом не ломал спину. Вот тут-то оно и происходило. Начинал кувырок человек, а заканчивал — волк. Ничего, в общем, интересного. Разве что кто-то любит смотреть на голых стариков.

Большой Том достал губную гармонику и подул в нее. Звук, пронзительный, как крик, взлетел в серое небо. Миссис Делахей вздрогнула. Сидящая рядом девочка не пошевелилась, в ее широко распахнутых немигающих глазах отражался огонь. Большой Том заиграл. Сначала грустное — «Жду тебя», потом веселое — «Моя Салли Ли». Рози попробовала было подпевать, но под пристальным взглядом пастора замолчала. Бывают же такие люди. И сами не веселятся, и другим не дают.

Я достал флягу и потряс ее, проверяя, сколько там еще осталось. Судя по звуку, больше половины. Уж мне-то радость пастор не испортит. Я отхлебнул виски и зажмурился, смаргивая слезы. Когда я открыл глаза, рядом со мной сидел здоровенный волк. Он облизал седую морду и раззявил пасть, вывалив длинный розовый язык. Клыки у него были желтые и тупые, шерсть на холке линяла и вылезала неопрятными клочьями. Даже в своей второй шкуре Пегий Волк был стар.

Гармошка взвизгнула и заткнулась. Четыре пары глаз в ужасе таращились на волка. Да уж, чертов индеец обожает эффектные появления. Я пихнул его в теплое меховое плечо.

— Иди, чего расселся. Не порть людям отдых.

Этот проклятый краснокожий хуже пастора.