На пороге прошлого

Глава 10

Теперь я в точности знала, что такое дорога шамана. Она и вправду оказалась коротка. Танияр намеревался запрячь Тэйле, но мама его остановила.

– Возьми, что приготовили, ногами дойдем, так быстрей.

И вроде бы совершенно безумная и иррациональная фраза была логична и полна смысла. Впрочем, в ту минуту мне было вовсе не до анализа того, что говорят рядом. Я предавалась малодушию и переживаниям, отчего-то надеясь, что всё уладится как-то само собой. Совершенно глупые мысли, но я была испугана и вместо здравых рассуждений всё вспоминала Агыль, ее стоны и красные от натуги глаза.

И пока я заново переживала событие, произошедшее еще прошлой зимой, мой супруг успел забежать в дом и вернуться с моим саквояжем, где лежали вещи для меня и для ребенка. Я не знала, на сколько мама оставит нас у себя, но понадеялась, что не больше пары дней. Однако даже в том тумане, в каком плавало мое взволнованное сознание, яркой звездой вспыхнул вопрос:

– Книга?!

– В саквояже, жизнь моя, не переживай.

– Ты восхитителен, – улыбнулась я и опять скривилась: – Вроде и не больно, но неприятно.

– Скоро станет и больно, – «успокоила» меня мама.

– Тогда поторопимся, – произнес Танияр.

Мы направились по пустой улице Иртэгена и как-то незаметно оказались возле ворот, и вроде бы сделали всего один новый шаг, но ворота вдруг оказались у нас за спиной. А вскоре наш харат и вовсе скрылся из виду. Да, вы поняли верно – мы решили называть нашу столицу харатом. Пусть и деревянная, но размером превосходила тот же Ленсти в Аритане, где меня едва не объявили воровкой и где я нашла гостеприимный приют у дочерей Левит. Так что уже некоторое время за Иртэгеном закрепилось наименование «харат».

Но вернемся на дорогу шамана, а она уводила нас всё дальше, хоть шаг наш был не скор. Однако спустя всего несколько минут мы уже шли по мосту через Куншале, а когда сошли на землю, то за спиной осталось пастбище. Что до поселения, где жила Агыль, ставшая моей незримой спутницей в последние дни, то его мы не увидели вовсе, потому что всего через несколько шагов показалась граница священных земель.

Мне вдруг подумалось: «Пройдем ли мы так же быстро и степь?» Но тут же поняла, что вопрос не имеет смысла. Когда нужна помощь, дорога стелется до самого дома шамана, а значит, и мы через несколько минут будем уже у мамы.

Это магистра Белый дух не пускает на священные земли. Откуда бы ни был выстроен переход, портал откроется на границе. И это тоже было понятно и закономерно. Шаману дорогу открывал Создатель, и только Он решал, кому сократить путь там, где находилось Его святилище. Впрочем, тут я в выводах могу и ошибаться, и причина иная. Это уже не столь важно.

Из размышлений вырвал вой турыма, раздавшийся неожиданно близко. Посмотрев вперед, я увидела в двадцати шагах от нас чернеющий в сумерках силуэт дома моей названой матери.

– Ого, – произнесла я.

– Как ты, свет моей души? – заботливо спросил Танияр.

– Пока не больно, – ответила я.

– Я рядом, – ободряюще улыбнулся супруг, и я с благодарностью погладила его по предплечью.

Уруш, успевший выбежать нам навстречу, радостно запрыгал передо мной, но я только покачала головой и виновато улыбнулась:

– Ты уж подожди немного, дружок, я пока не стану к тебе наклоняться.

– Иди, – буркнула турыму мама, отпихнув его ногой.

Она первой поднялась по ступенькам и, войдя в дом, сразу же направилась к очагу, чтобы раздуть огонь. Я подошла к лежанке, на которой когда-то спала, и растерянно огляделась. Что мне делать, я не представляла, и никто не спешил объяснить, что от меня требуется.

Танияр, поставив рядом со мной саквояж, поцеловал, одарил ласковой улыбкой и направился к шаманке.

– Что делать, вещая, скажи.

– Воду принеси, – велела мама. – Потом в котел налей и повесь над огнем. Больше ничем не поможешь. – Затем обернулась ко мне: – В лихур сходи обмойся. Там я рубаху приготовила, надень ее.

– У меня есть рубаха… – начала я, но Ашит отмахнулась:

– Твоя красивая, мою не жалко. Переоденься.

– Как скажешь, мама, – кивнула я, не став спорить.

После вздохнула и направилась в лихур, а шаманка добавила мне в спину:

– Ничего, кроме рубахи, не надевай, только кейги.

– Хорошо, – снова кивнула я и скрылась за кожаной занавесью.

Войдя в лихур, я привалилась к стенке и мучительно покривилась, а после, погладив живот, наконец призналась себе – я не сильная и не выносливая. Мне уже не нравилось, что происходило со мной.

– И это только начало, – проворчала я. – Скорей бы рассвет.

Усмехнувшись, я покачала головой и, отлепившись от стены, начала раздеваться. Чтобы отвлечься, подумала о магистре. Он ведь хотел быть рядом, но даже не узнал, что у меня начинаются роды. Вышло всё как-то быстро, даже в чем-то похоже на бегство.

Танияр только и передал через Балчута и Улбаха, что мы отбыли в священные земли. Элькос в это время продолжал развлекать благодарную публику, показывая людям то, что они просили. Он даже не видел, как мы уходили. Я оборачивалась, даже махнула рукой, когда казалось, что хамче глядит в нашу сторону, но он так и не заметил. А потом я подумала, что это даже неплохо. У магистра появилось время, чтобы заняться своей личной жизнью, а мне поможет мама, если, конечно, это потребуется.

– Хоть бы не потребовалось, – протяжно вздохнула я и погрузилась в воду по плечи.

Она была теплой – камни, поддерживавшие воду горячей долгое время, начали остывать. Возможно, мама так и рассчитала, раз знала, что мы окажемся у нее еще до окончания праздника. А может, и нет, в любом случае ощущения были приятными, и мне даже подумалось, что я чувствую себя лучше. И вылезать совсем расхотелось.

Пока я нежилась в лихуре, открылась дверь, и до меня донесся голос Танияра:

– Где Ашити?

– Там, – ответила мама, явно указав на завесу.

А потом послышался звук шагов, и дайн вошел в лихур. Он приблизился ко мне и присел на корточки рядом с углублением, в котором я млела от удовольствия. Супруг протянул руку и провел по моим волосам.

– Больно? – спросил Танияр.

Улыбнувшись, я отрицательно покачала головой:

– Хорошо.

– Хорошо? – Он в недоумении приподнял брови, а после улыбнулся. – Пусть будет хорошо. Тебе помочь?

– Я большая девочка, – отмахнулась я. Однако подумала и добавила: – Если только выбраться отсюда. Опасаюсь, у меня могут возникнуть трудности.

– Я рядом, – заверил супруг.

Он еще некоторое время смотрел на меня, а после отошел к скамейке и устроился на ней, ожидая, когда я перестану блаженствовать и решу покинуть приятную теплую воду. Я не спешила. Поглядывала на мужа из-под ресниц и привычно любовалась его чертами.

– Пусть наш сын будет похож на тебя, – произнесла я с улыбкой. – Такой же мужественный и красивый. А еще сильный и смелый.

Танияр ответил теплой улыбкой, а после отрицательно покачал головой.

– Мужественный, сильный и смелый, как я, но красивый и умный, как ты, – сказал супруг. – И пусть у него будут такие же восхитительные волосы, как у тебя. А глаза, так и быть, синие. Но дочери подари зеленые.

– И белые волосы, – добавила я. – Чтобы она напоминала тебе о нашем знакомстве.

Танияр вернулся к углублению с водой, присел на корточки и ответил:

– Мне не надо напоминать. Я помню каждый день, который ты была рядом. – Он провел по моей щеке тыльной стороной ладони, с минуту смотрел, храня молчание, а после произнес: – Все-таки Элькос молодец.

Должно быть, лицо мое вытянулось и в глазах отразилась оторопь, потому что супруг рассмеялся. Я и вправду была изумлена. Только что мы говорили о наших детях, потом дайн и вовсе был ласков, а молодец вдруг Элькос.

– Я говорю об этих его иллюзиях, – пояснил Танияр. – Хорошая задумка. Теперь ты не просто пришлая, ставшая своей, а выросла на глазах иртэгенцев. Они видели тебя совсем малышкой, в раннем отрочестве, повзрослевшей девушкой и такой, какой ты пришла в Белый мир. А еще они увидели твоих родных и людей, которые были рядом. Ты больше не загадка, свет моей души, но так лучше. И если однажды кто-то спросит о дайнани, айдыгерцы обязательно расскажут то, что увидели сегодня, а это намного больше, чем «признанная дочь вещей, которая пришла издалека». Теперь ты стала ближе и понятней. Да, Элькос молодец.

Я согласно кивнула, а после пожала плечами:

– Возможно, магистр не вкладывал подобного смысла. Он всегда относился ко мне с глубочайшей симпатией, даже называет дочерью. Может случиться так, что ему и вправду просто хотелось поделиться своими воспоминаниями.

– Его иллюзии имели строгий порядок и показывали определенный образ подрастающей девочки, – возразил Танияр. – Нет, Ашити, он не просто показывал какие-то моменты из твоей жизни, магистр знакомил людей с их дайнани, и она им понравилась. Я этому рад.

– Я тоже, – улыбнулась я, но тут же поморщилась.

Боль вернулась, и, кажется, она стала сильнее. Вода больше не приносила удовольствия, зато появилось желание полежать. Более не затягивая, я взяла приготовленный мамой пучок мыльной травы и принялась за дело. И пока я мылась, Танияр отошел к лавке, на которой лежало полотно для вытирания. После развернул его и замер, ожидая, когда потребуется его помощь.

Наконец я протянула к нему руки, и супруг помог мне выбраться из углубления, после накрыл полотном и на миг прижался грудью к моей спине.

– Всё будет хорошо, жизнь моя, не бойся.

– Иначе и быть не может, когда ты со мной, – улыбнулась я.

А потом мне подумалось, что Элдер никогда не был рядом с моей сестрицей во время ее родов. В моем родном мире мужчинам не полагалось смотреть на жену в момент ее уязвимости, дабы не смущать ее и не ощутить разочарования самому. Муж целовал супругу, благословляя, и удалялся. Дома не покидал, но находился в другой части, куда не доносились звуки из опочивальни, где рожала дама.

Элдер, к примеру, уходил в мастерскую и писал картины. Правда, были эти полотна отражением его волнения и переживаний, оттого смотреть на них было жутко. Не оттого, что плохо написаны, напротив, восхитительно, но образы выходили неприятными. Я лишь один раз взглянула на картину, появившуюся после первых родов Амбер, и в последующую ночь меня мучили кошмары. Более таких полотен я не рассматривала.

В Белом мире было проще. Мужчинам не предписывалось, где ожидать появления своего дитя. Тот же муж Агыль был рядом и ушел только после того, как Ашит велела не мешать, но вернулся, едва послышался детский плач. И вот тут было единственное правило, о котором я рассказывала своим родным: отец должен был огласить имя, которым представлялся ему ребенок… ну, или дать имя. Тут как посмотреть. Если же отца не было дома во время появления младенца, то тот оставался безымянным до возвращения родителя. А если отец погиб, то звали каана или старейшин, чтобы послушали и огласили.

Мне было еще проще. Мой супруг был рядом и не намеревался покидать меня до тех пор, пока всё не закончится.

– Так любопытно, – произнесла я, усаживаясь на лежанку.

– Что любопытно? – спросил Танияр.

– Какое имя скажет наш сын?

Дайн пожал плечами, и мне подумалось, что он никаких имен не придумывал, и оттого стало любопытнее в сто крат: вправду ли мужчина слышит то, что говорит ему малыш, или же имя всплывает в голове в тот момент, когда он смотрит на ребенка?