Мама, папа, я и Перестройка

4.2

– Нет, ты представляешь, – рассказывала она деду за ужином несколько часов спустя. – Сперва к богу потянулся. Дальше оказалось, он читать уже умеет! А потом уговорил меня зайти в магазин, где, оказывается, только что выбросили в продажу белые нитки! Там ещё даже очередь выстроиться не успела! Я подозреваю, что Андрюшка – вундеркиндер!

– Да ну, глупости. Просто совпало.

– А вот и не совпало! Сердцем чую: это не случайно! У него есть способности.

– Способности у всех есть, да, Андрюшка? – Отозвался философски дед. – Другое дело, надо ещё вырасти, чтобы понять, какие именно из них тебе достались. А читать я тоже начал в шесть.

– Вундеркиндерам не надо вырастать, – сказала бабушка. – Их по-особенному воспитывать надо, а не грести под одну гребёнку со всеми, как в наше время делали! Между прочим, ты бы тоже это знал, если бы прочитал ту статью в «Огоньке», которую я тебе тогда подсовывала! Шире надо на вещи смотреть! Прогрессивнее! А то закоснел в своём материалистическом мировоззрении как мамонт и думаешь, что лучше всех всё знаешь!

– Да про этих вундеркидов я давно знаю! – Ответил дед. – Тоже мне, новость! Их ещё в пятидесятые в МГБ разводить пытались, чтобы против ЦРУ потом использовать! Мне Анатолий Степаныч рассказывал.

– Ну вот. А от нас как всегда всё скрывали, – резюмировала бабушка. – В общем, ты как хочешь, а к ребёнку надо будет приглядеться. Он у нас несколько месяцев не был, а так измениться успел, повзрослел прям!

– Ну так что же, растёт! – Сказал дед. – Толковый, весь в меня, Андрюша, да? На прочитай-ка! Что написано?

Он сунул газету мне под нос.

– Настучу хуш сызду касс, – прочёл я по слогам, стремясь вернуть себе реноме нормального шестилетки.

– Сызду касс! – Дед рассмеялся. – Про хуш никому не скажи, смотри! Тут написано «На встречу двадцать восьмому съезду КПСС», понял? Видишь, Машка, никакой не вундеркинд, обычный парень!

Бабушка хотела сказать что-то недовольное в ответ, но тут зазвонил телефон. Аппарат висел тут же, на кухне.

– Алло! – Сказал дед, снявший трубку.

Несколько секунд он что-то слушал, а потом как закричал:

– Хватит звонить! Что за шутки дурацкие?! Вы думаете, кто тут, спекулянты?! Мандаринщики?! Я милицию вызову, ясно?! Нашлись шутники!

– Это кто? – спросил я не без страха после того, как он в раздражении бросил трубку и вернулся к нам за стол.

– Да придурки какие-то! Второй раз уже звонят, машину какую-то предлагают! Якобы я объявление где-то повесил, что с рук покупаю! Понятия не имею, что это за идиотские розыгрыши! Что я им, миллионер подпольный, что ли?

– Почему миллионер? – Не понял я. – Ты же хочешь машину купить? Они, что, какую-то роскошную предлагают? Иномарку?

– «Иномарку»! – Усмехнулся дед. – Ишь, слов-то понабрался в детском садике! Я не знаю, что они там предлагают. Я нормальный человек и коплю на то, чтобы купить нормальную машину у государства по нормальной государственной цене!

– Машина с рук, Андрюша, это очень дорого, – пояснила бабушка. – Сам-то подумай, кто будет продавать свою ласточку, в очереди на которую числился много лет? Если только за огромные деньжищи! За такие могут покупать только грузины-мандаринщики или кооператоры-спекулянты.

Вот я лохонулся! Полез помогать, называется! Это ж надо быть таким болваном! Одно слово: шестилетка! Сунулся не в своё дело, так перед этим даже мозгой не пошевелил, в реалии эпохи не врубился! Тьфу, дурила!

– А что, если из органов звонили? – Спросил дед внезапно.

– Ну тебя! Какие ещё органы?

– Обычные. Я думаю, взялись за спекулянтов! Вон, слышала во «Взгляде», что за деньги у них крутятся? Эти хапуги себе миллионные зарплаты выписывают в своих кооперативах и хоть бы хны! Вот Гдлян и Иванов их так и ловят. Звонят кому попало, предлагают купить что-нибудь роскошное и тех, кто согласился – хвать за шиворот!

– Но мы же не узбеки... И потом, этих Гдляна и Иванова съезд ещё летом изобличил в нарушении социалистической законности...

– Ну а это, что, не нарушение?! – Дед кивнул на телефон. – Изобличай, не изобличай, а такие у них нынче методы! Выполняют план, как могут! И доказывай потом, что ты не узбек...

– Батюшки! – Охнула бабушка. – Думаешь, это из-за того, что я тогда швейную машину продала?..

– А я откуда знаю? – Буркнул дед. – Говорил же: не верь этой «гласности»! Народ начнёт болтать чего попало, тут болтливых и повяжут! Как в Китае! Зря они, что ли, с Китаем-то, вон, задружились? И с торговлей всей такая же ловушка! Спекулянты носы повысунут, кооперативов наоткрывают – да тут им и крышка! Увидишь!

Не знаю, как далеко завели бы деда его фантазии, если бы тут не раздался опять телефонный звонок.

– Чёртовы шутники! Ну, сейчас я всё им выскажу! – Взревел дед и кинулся к телефону.

Впрочем, через несколько секунд после свирепого «Алло» его тон поменялся на расслабленно-виноватый. Оказалось, в этот раз звонили не насчёт машины: это была тётя Зоя Буренкова, бабушкина подруга. Дед отдал трубку жене и вскоре ушёл в комнату к телевизору. Я остался на кухне, поближе к варенью, и сделался невольным слушателем разговора. Беседовали бабушка и Зоя обо всём: о Чумаке, о дефиците, о нитритах и нитратах, о летающих тарелках, о болячках; об испортившихся нравах молодёжи, которая взяла манеру трясти нечёсаными длинными волосами и всё время ждать каких-то перемен. Эта последняя тема логически повлекла за собой разговор о Наташке – младшей дочке тёти Зои, на которую та обожала жаловаться.

– Из училища хочет отчислится? С ума сошла! – Поддакивала бабушка. – Она за своего этого-то замуж-то собирается выходить? Или так позориться и будет?.. Ой, не говори, как можно слушать эту чушь, не понимаю! Огурец алюминиевый, ну! Наркоманы поют, одно слово! Про таких по телевизору недавно говорили, в вену колются... Твоя-то хоть не колется ещё?.. Проверь, проверь!

Я с грустью подумал о том, что, наверное, скоро тёте Зое уже не придётся жаловаться на дочь: в прошлой жизни я несколько раз видел бабушкину подругу живьём и знал, что её Наташка погибла – разбилась на машине, когда ехала с нетрезвыми друзьями ночью на какой-то рок-концерт. Подробностей я не знал. Помнил вроде только, что за рулём был её парень со смешным именем Виленчик, что случилось это, кажется, в начале девяностых, и что лет Наташке было вроде только девятнадцать. «Совсем не успела пожить моя лапушка», – рыдала тётя Зоя всякий раз, вспоминая о дочери. Но это горе ещё впереди. Сейчас она, кажется, с большим удовольствием перемывает кости своей «лапушке», выставляя её в самом неприглядном свете перед, в общем, посторонним человеком.

– На какой ещё концерт? – Спросила бабушка. – На ночь глядя! С ума посходили!

Я услышал это и напрягся. Не перепутал ли? Может, не в начале девяностых, а уже?..

Я вышел из-за стола, обнял бабушку, положил голову ей на грудь. Она меня погладила. В общем, приласкался, но не просто так: между делом максимально приблизил свои уши к телефонной трубке. Теперь я мог слышать слова тёти Зои.

– Да я тоже говорю ей: «Поезжай хотя бы утром!». Ни в какую. Сама знаешь: друзьям раз приспичило ехать, так и моя ни за что теперь дома не усидит уж! Через час за ней сказали, что заедут, сейчас вещи собирает.

– Я бы ей запретила, – заметила бабушка.

– Запретишь им нынче, как же! Дома, что ли, запирать? Они же все такие теперь пошли, что куда тебе! Если что не по ней – угрожает из дома уйти. Я ж боюсь, что если запрещу ей, так вообще дочь потеряю!

– Ну, Зоя, ну, не знаю... А друзья-то как, надёжные?

– Да те же, что обычно. Славка, Ленка... Да Виленчик этот тоже как обычно... Она ж без него никуда...

Моё сердце заколотилось. Да! Та самая поездка! Ни до Наташки, ни до её матери, мне, в сущности, не было никакого дела... Это с одной стороны. А с другой: не мог же я равнодушно смотреть на то, как погибнет ни в чём не повинная девушка! Выходило, что её судьба в моих руках. Я сознавал, что пророчества шестилетки не примет всерьёз ни один здравомыслящий человек, но при этом и чувствовал, что никогда не прощу себе, если не попытаюсь.

– Бабушка! – Затараторил я. – Скажи, скажи ей срочно! Пусть Наташку не пускает! Пусть хоть в комнате запрёт, хоть что угодно! Если поедет, она разобьётся, ты слышишь?

Бабушка удивлённо уставилась на меня:

– Андрюшка, ты о чём?

– Я серьёзно, бабуля! Мне... – Я помедлил, сочиняя приемлемую легенду. – Мне сон был! Как будто Наташка с Виленчиком ехали на рок-концерт и разбились! Скажи тёте Зое!

Бабушка чуть-чуть поудивлялась, поморгала, но потом сказала в трубку:

– Слушай, Зоя... Слышала ты про так называемых экстрасенсов?.. А про вундеркиндов не слыхала?.. У меня, похоже, внук такой... Ага! Сам читать научился. И к богу сам тянется... Нет-нет, мы не крестили, да ты что, мы не такие!.. А ещё он мне сегодня предсказал, что магазине нитки белые выкинут! Ага! Представляешь! Ухватила пять катушек, и без очереди!.. В общем, феномен! Так вот знаешь, что он мне сказал насчёт Наташки...

И бабушка пересказала подруге моё «пророчество».

Не знаю, удалось или не удалось её убедить. Я решил, что сделал то, что должен был и, устав слушать бабскую болтовню, пошёл к деду в гостиную. Там сел в уголок и стал складывать дом из конструктора: в детстве у меня никогда не получалось достроить его до конца, так что я решил проверить, помогут ли мои сорокалетние мозги теперь решить эту задачку.

Дед смотрел программу «Время». Он хмурился при сообщениях о брожениях в Югославии и конфликте в Западной Сахаре; когда же сообщили, что Венгерская социалистическая рабочая партия переименовалась в просто «социалистическую», без рабочей, и объявила о переходе на рельсы социал-демократии, дед вообще пробормотал: «Нехорошо!».

– Почему? – Спросил я.

– Ну неправильно это, – сказал дед туманно.

Его внимание уже было поглощено репортажем о праздновании 40-летия ГДР. В телевизоре показывали движущиеся под торжественную музыку танки, которым махали ручками Хонеккер, Горбачёв, Ярузельский, Чаушеску и ещё какие-то типы, чьи фамилии мне не запомнились. Потом показали демонстрацию, размахивающую портретами генсека и кричащую по-русски: «Перестройка! Горбачёв!». Дед расплылся в улыбке:

– Вот! – Сказал он. – Немцы понимают, что за нас держаться надо! Вон они как любят нас, смотри-ка! А то дураки говорят, будто там демонстрации антисоветские. Ничегошеньки подобного! Вон, видишь?

Я кивнул. На экране мелькнули кадры того, как кричащих «Перестройка» демонстрантов бьёт полиция. Дед сказал, что если в ГДР и есть антисоветские элементы, то их совсем мало и скоро совсем обезвредят.

– В общем, скоро всё закончится, Андрюша, не волнуйся, – заключил он.

На чемпионате по шахматам снова кипели страсти. А я понял, что конструктор несобираемый, потому что в нём явно нет части деталей.