Происхождение имён рек и озер

Где жили бобры и джейраны?

Распространение различных видов животных и растений довольно хорошо известно современной науке. Однако в силу изменения климата и развития хозяйственной деятельности человека меняются (сокращаются или расширяются) ареалы отдельных видов в природе. Иногда же какое-нибудь растение или животное исчезает полностью или находится на грани исчезновения, если условия для его существования становятся крайне неблагоприятными. Известно, что количество видов животных и растений» заносимых в Красную книгу, постоянно возрастает. Поэтому особенно важно знать былые ареалы того или иного вида: ведь расселение этого вида будет успешно проводиться главным образом в тех областях, в которых издавна существуют естественные благоприятные условия для его обитания.

И вот здесь топонимика опять приходит на помощь. Если несколько веков назад были вырублены дубовые рощи, истреблены лоси или джейраны, в реках перестали водиться ракушки-жемчужницы и прекратилась добыча жемчуга, — память о прошлом не исчезает совершенно: об этом можно прочесть в исторических документах, услышать от старожилов. Но самыми надежными свидетелями прошлого являются географические названия.

В европейской части нашей страны когда-то повсюду обитали бобры, которые к началу нашего столетия были истреблены почти повсеместно, за исключением немногих мест в Белоруссии, Украинском Полесье и воронежской лесостепи [Кириков, 1966]. В документах, относящихся^ например, к Белоруссии XVIII в., упоминаются бобры, живущие по разным рекам, в том числе по Бобровой (Быховский уезд Могилевской губернии) и по Бобру (Борисовский уезд Минской губернии).

После того как бобры были взяты под охрану, их расселение стало производиться как естественным, так и искусственным путем. При создании Лапландского заповедника на Кольском полуострове были учтены данные гидронимики; названий, напоминающих о бобрах, насчитывается в этой области не менее 20. Причем принимались во внимание как русские, так и саамские названия, обозначающие бобра. Например, по сообщению известного исследователя топонимии Мурманской области и Карелии А. А. Минкина [1976], на Кольском полуострове существуют такие названия, как Маийявруай («Ручей Бобрового озера»), Верхний, Средний и Нижний Бобровые ручьи, впадающие в реку Чуну, Майвальтйок («Река бобрового владения») и др.

К 80~м годам XIX в. были истреблены последние бобры на Кольском полуострове [Семенов-Тян-Шанский, 4975] — в бассейнах рек Мончи, Ены и Туломы, а ведь в XVI–XVII вв. на многих речках существовали «бобровые гоны» и «ловища». Вновь стали разводить бобров в этих местах лишь с 1934 г. При переселении бобров из Воронежской области в Лапландский заповедник бобры самостоятельно разыскали одну из «бобровых» рек (не зря ее так назвали когда-то: видимо, там были прекрасные условия для обитания этих цепных животных). Одна бобровая семья прожила на речке целых 13 лет и ушла оттуда, как только на реке построили новую плотину.

Аналогичные особенности реакклиматизации бобров отмечались и в других районах Советского Союза. На Алтае, где прежде в большом количестве обитали бобры (об этом говорят и названия рек), они вновь были выпущены в 60-х годах и широко расселились по разным рекам, в том числе и по реке Бобровке, вблизи Барнаула [Мурзаев, 1979]. В лесничестве Суск на реке Бобровке Кастопольского района Ровенской области в 1935 г. было выпущено шесть канадских бобров, которые хорошо акклиматизировались, и по учету 1939 г. их насчитывалось уже около 60 особей [Арсеньев, Бородина, 1948].

И в Грузии бобры тоже когда-то были широко распространены, в настоящее же время они здесь не водятся. Названия вод, а также другие топонимы сохранили память о бобрах: например, в Южной Грузии, в районе Самцхе, одно из озер называется Сатахве — «место обитания бобров» [Хорнаули, 1979].

Ну а другие животные? Давно исчез горный тур на Русской равнине и в соседних европейских странах, а названий, напоминающих об этом животном, очень много. Например, в бассейне Савы их семь, в бассейне Днепра — восемь (река Турья, правый приток Припяти, озеро Турское Волынской области и др.).

Азербайджанские топонимисты Р. М. Юзбашев и Э. Б. Нуриев [1979] реконструировали былые ареалы обитания джейранов вдоль северного (Ширванского) побережья реки Куры. Ряд названий, в том числе и некоторые гидронимы типа Джейран булагы («Родник джейрана»), Джейранбатангель («Озеро, где утонул джейран»), показывают, что в северной части Азербайджана ареал обитания джейранов проходил вдоль северного побережья реки Куры, от границы с Грузией на западе до Апшеронского полуострова на востоке. А в настоящее время в Азербайджане джейраны сохранились лишь в заповедниках.

В Казахстане есть реки, в названия которых входят слова булан, кандагай («лось»). Например, имя одной из рек юго-западной части Казахского мелкопесочника Буланты означает «Лосиная река» [Сатимбеков, 1982]. В настоящее время лоси в этой местности не водятся: здесь полупустынная зона. Но прежде по берегам этой реки росли речные уремные лесные заросли. По сообщению Махмуда Кашгарского (XI в.), а также историков XIV в., лоси встречались на территории Казахстана и на них охотились. А название реки Текели означает по-казахски «Козлиные места». Действительно, прежде в этом районе Джунгарского Алатау в большом количестве водились дикие горные козлы, которые затем перекочевали на восток, в труднодоступные высокогорные районы [Байкенев, 1972].

Но гидронимы часто указывают не только на былые места обитания животных. На основании значения многих гидронимов можно изучать и современную зоогеографию — ареалы расселения того или иного вида. Так, названия, встречающиеся в бассейнах рек Нижней и Подкаменной Тунгуски, свидетельствуют о богатом животном мире Эвенкийского национального округа [Юргин, 1970]: реки Дюкунда («Выдренная»), Чипкаматкит («Соболиная»), Хороки («Глухариная»), Джелинда («Тайменевая»), Хаканангда («Большая Щучья»). Интересно заметить, что последний гидроним в переводе на русский язык следует понимать не как название большой реки (известное противопоставление «большой» — «малый» в названиях рек в зависимости от размера одноименных объектов), а как название реки, в которой водятся большие щуки (по-эвенкпйски слово хаканан означает именно «большая щука»). Поэтому название Хаканангда, на наш взгляд, точнее было бы перевести как «Река больших щук». Есть и название Гуткачар («Река мелких щук») от слова гуткэчэн — «маленькая щука». Для эвенкийских гидронимов вообще характерно крайне точное, детализированное указание на биологические особенности промысловых животных и рыб. Это свойство и самого эвенкийского языка, и многих других языков народов Севера: так подробно обозначать все то, что играло важную роль в жизни охотника и рыболова, кочевника тайги и тундры.

И в гидронимии других стран прекрасно представлена местная фауна. По данным О. А. Леоновича [1981], в Северной Америке многие гидронимы напоминают о диких животных, когда-либо обитавших на этой территории: Deer — «олень», Buffalo — «бизон», Beaver — «бобр», Antelope — «антилопа», Elk — «лось», Grizzly — «медведь-гризли», Racoon — «енот», Rabbit — «кролик», Otter — «выдра», Possum — «опоссум», Skunk — «скунс», Wildcat — «дикая кошка», Wolf — «волк» и др. В другой работе О. А. Леонович [1974] упоминает хорошо известный в топонимике факт: названия, указывающие на какое-то животное, часто встречаются не в центре района его обитания, а на окраине, в пограничной зоне. Так, Alligator River («Река аллигаторов») в американском штате Северская Каролина находится на крайней северной границе былого распространения аллигаторов.

Но не все так просто при анализе географических названий. Не всякий гидроним, содержащий корень или слово, обозначающие животное или растение, действительно отражает былое распространение данного вида р какой-то местности. Об этом следует предупредить читателя и предостеречь его от возможных ошибок, если он вздумает на досуге заняться этимологизированием названий, не имея специальной лингвистической подготовки.

Предположим, мы встречаем в Псковской области озеро Волкове. Это название совершенно не обязательно возникло благодаря наличию волков в окружающих лесах, хотя волки, несомненно, там обитают. (По признаку наличия волков можно было бы ожидать названия типа Волчье и т. п.) Название озера, скорее всего, своей формой (суффикс — о#, употребляющийся в фамилиях) обязано населенному пункту. И действительно, оказывается, что близ озера расположена одноименная деревня Волкове, а последнее название, в свою очередь, происходит от фамилии Волков. Личное имя Волк, от которого образована фамилия, и другие «зоологические» имена (Медведь, Баран, Кот) были обычны в древности на Руси.

Названия насекомых крайне редко присутствуют в русских топонимах. Поэтому, если мы встретим, например, речку Таракановку, не следует думать, что ее берега кишели тараканами или в деревне Тараканово на берегу речки было особенно много этих насекомых. А вот прозвище и личное имя Таракан в Древней Руси было. Безусловно, оба названия — Таракановка и Тараканово — происходят от соответствующей фамилии Тараканов.

Другой пример: речка Муравейка с деревней Муравьи. Конечно, название реки по форме производно от имени деревни. Но почему последняя была так названа? Здесь могло быть несколько причин. Во-первых, в окрестностях деревни действительно могли быть приметные муравейники. Во-вторых, многие жители деревни могли носить фамилию Муравьевы, а сокращенное прозвище от этой фамилии — Муравьи. Кроме того, название жителей могло возникнуть в соседних деревнях чисто метафорическим путем, тоже от прозвища — например, если жители данной деревни были трудолюбивы, как муравьи, и т. п.

И наконец, и само название деревни могло все же быть усечением названия реки, с соответствующим переосмыслением. Речка Муравейка могла быть названа так в том случае, если ее пойма низменная, с богатой луговой растительностью, с высокими травами. В фольклоре употребляется выражение трава-мурава: в русских говорах слова мурава и мур означают сочную луговую траву, дерн (кстати, древнерусское слово моровии, родственное обозначениям муравья в других индоевропейских языках, превратилось в муравей под влиянием слова мурава] хотя оба слова совершенно не связаны этимологически, сближению форм помогла действительность: муравьи живут в траве-мураве). Вспомним также поэму «Страну Муравию» А. Т. Твардовского, который создал близкий к фольклорному образ богатой и изобильной родной земли — мечты крестьянина:

Была Муравская страна,
И нету таковой.
Пропала, заросла она
Травою-муравой[3].

Таким образом, мотивы присвоения названия географическому объекту могут быть разными. Интересный пример «множественной мотивации» одного и того же названия приводит американский топонимист Дж. Стюарт [Stewart, 1975]. Топонимисты много усилий тратят на то, чтобы найти единственно возможное объяснение названию. Однако исторические факты часто говорят о двух или нескольких причинах появления названия. Так, в отчете о путешествии Р. Хокинса в 1594 г. хронист описал причину наименования Crabby Cove, маленькой бухты в проливе Магеллана, следующим образом: «Имя это проистекает от двух причин; во-первых, вода кишела мелкими красными крабами [crabs]; во-вторых, над водой бухты нависали, теснясь, скалы [crabbed mountains]; в-третьих, можно добавить, бухта эта доставила нам сомнительное удовольствие [crabbed entertainment]» [Stewart, 1975, р. 80]. Здесь следует заметить, что английское название бухты Crabby Cove можно перевести на русский язык только как «Крабовая бухта», или «Крабья», так как crabby означает именно «изобилующий крабами». Множественная мотивация и игра слов никак бы не ощущались в английском названии, если бы не сохранившийся документ.