Главред: назад в СССР 4

Глава 20

Оглядел зал. Десятки глаз — недоверчивых, откровенно злых, тлеющих искорками надежды. Лед тронулся, привычная стабильность пришла в движение, и людям страшно. Вот о чем я должен помнить, не записывая никого во враги.

— Сразу напомню, если вдруг кто не знает или забыл, — я продолжил. — Меня зовут Евгений Семенович Кашеваров, я редактор районной газеты «Андроповские известия». А потому я буду говорить о перестройке с точки зрения прессы.

— Наговорил уже, — послышалось откуда-то из средних рядов. — Полтора десятка человек под капельницами…

— К порядку, товарищи! — зычно одернул неизвестного Краюхин, но я жестом попросил его постоять в стороне.

— Хочу напомнить, — спокойно заметил я, — что в больнице под капельницей оказался и я сам. Вот только выписался и сразу приступил к своей работе в непростой для страны час. Да, нововведения пугают. И да, существует риск удариться в крайности. Но для чего тогда нужны мы с вами? Коммунисты, комсомольцы, главы месткомов, профсоюзные лидеры? Для чего нужны мы, журналисты? Как раз для того, чтобы грамотно вести страну и людей к светлому будущему…

— В светлое будущее уже никто не верит! — усмехнулся директор молокозавода, сидящий во втором ряду.

Жалко, хороший дядька, крепкий хозяйственник, а туда же. Едва запахло переменами, сразу в кусты, где разбит лагерь тех, у кого всегда «все пропало».

— А напрасно, — я улыбнулся в ответ. — Будущее создает не правительство, не партия… А люди. Мы с вами все и каждый в отдельности. Чиновники руководят, милиционеры ловят преступников, врачи лечат, учителя учат. А журналисты — рассказывают и объясняют все простым языком. Вовремя реагируют на любую угрозу. Мы говорим про гласность… Вы боитесь, что люди бросятся очернять действительность? Так я вам отвечу, что народ только рад читать правду. Объективную правду — не когда есть лишь черное с белым, а когда пытаются разобраться. Показать все точки зрения. И не боятся признаться в ошибках. Например, Чернобыль. Трагедия? Да! Неприятно об этом говорить? Тоже да! Но разве заметание трагедии под коврик в коридоре помогло победить радиацию? Разве цензура вылечила ликвидаторов?

Зал зашумел. Я сейчас говорил на больную тему, потому что у многих были знакомые или даже родственники тех, кто участвовал в противоаварийных работах. Но это сработало — они слышали то, о чем знали сами, просто боялись признаться.

— И что теперь? — спросил Кравченко, первый нарушивший молчание после моих слов. — Официально давать слово тем упырям, которых вы пригрели в редакции?

— Выбирайте, пожалуйста, выражения, товарищ, — улыбка мгновенно слетела с моего лица. — Те, кого вы называете упырями, быть может, гораздо более искренны, чем некоторые из здесь присутствующих.

Зал зашумел. Кто-то возмущался, кто-то неуверенно захлопал.

— Люди, которые искренне желают стране процветания, могут не быть атеистами, — я продолжил, и шум с гамом постепенно затихли. — Они могут не быть коммунистами и комсомольцами. Более того, они могут верить в летающие тарелочки и геопатогенные зоны. Но при этом они могут быть гораздо большими коммунистами, нежели те, кто завел партбилет ради карьеры или потому что так надо было.

— Да это же враг! — заорал все тот же Кравченко. — У него попы в газете печатаются! Сколько тебе заплатили, иуда⁈ Куда тебя пригласили? В Вашингтон? В Лондон?

— Очень жаль, — медленно и негромко начал я, и пышущий гневом председатель колхоза неожиданно замолчал. — Очень жаль, что для вас быть врагом — это желать счастья своей стране.

— Правильно! — со своего места, опять меня удивив, вскочил директор молокозавода. — Заткнись, Кравченко! Мы еще ни в чем особо не разобрались, а уже критикуем! Давайте, в конце концов, разберемся, что нам дает эта перестройка? Что делать-то теперь надо?

— Евгений Семенович?

Признаться, я думал, сейчас начнется бедлам, особенно после выкриков Кравченко с дядькой-молочником. Вот только, похоже, моя фраза о врагах и родине всех отрезвила. Хотя я, если честно, специально ничего такого не задумывал. Не люблю просто таких, как этот Кравченко. В прошлой жизни услышал хорошую фразу: пакетное мышление. Не помню, кто первый так сказал, да и не столь важно. О чем речь — есть люди, которые не способны воспринимать реальность во всей ее полноте и противоречивости. И таких можно встретить в любой компании, в любом политическом лагере или общественном движении. Для них тот же СССР — это сплошной ГУЛАГ и кровавый Сталин, а великие стройки и освоение космоса — это, мол, так, случайность и вопреки тирании. Или, наоборот, дореволюционная Россия — это рай на земле, где беспрестанно хрустят французской булкой. И случайность — это уже крепостное право, Кровавое воскресенье и русско-японская война.

Вот и скандальный председатель колхоза — яркий представитель этой когорты. Священник печатается? Предатель! Старину любишь? Ретроград! Про Чернобыль пишешь? Паникер!

— Евгений Семенович, не молчите!..

Краюхин уже второй раз обратился ко мне, а я задумался и ушел в себя. Надо возвращаться. Первый секретарь предоставил мне право выступить, я начал, но споткнулся о волнении аудитории. И сейчас мне нужно просто вернуться к основной теме. Как раз-таки ответить на такой простой, но важный вопрос директора молокозавода. А точнее, всего нашего маленького пленума — просто дядька в валенках и резиновых калошах выразил мнение большинства.

Что делать…

— Что делать? — эхом повторил я. — Снова напомню простой рецепт. Работать. Каждый на своем месте. Я не могу и не буду учить вас, вы свое дело знаете лучше всякого. Могу говорить только за себя, с чего, собственно, я и начал. Сейчас, когда мы все обсудим и разойдемся, я поеду в редакцию и буду планировать сразу две газеты. Основную, «Андроповские известия», и вечернюю. Вторая выйдет уже послезавтра, а это значит, что мы с Зоей Дмитриевной Шабановой поменяем всю структуру номера, чтобы рассказать людям о перестройке. Нормальным живым человеческим языком. Что можно делать, как и когда. Что поменялось и чем это хорошо. Или же, наоборот, плохо. Скрывать и замыливать не будем. Зато будем благодарны вам — всем и каждому! — за ваше активное участие. Если каждый не просто будет выполнять свою работу, но и рассказывать нам, журналистам, о новом опыте. Что получается, где вам ставят препоны, в чем вы, может, сами запутались. Гласность — это ведь не только головная боль, но и наше новое общее оружие, чтобы сделать жизнь лучше.

Снова молчание. Если прислушаться, можно уловить звук вращающихся в мозгах шестеренок — вспомнилась старая шутка.

— И что, прям писать будете? — недоверчиво уточнил скандалист Кравченко. — О нас, о моем, например, колхозе?

— А почему нет? — удивился я. — Мы же все-таки районное печатное издание, как раз и рассказываем читателям обо всем, что происходит на территории. И раньше писали, и теперь будем. Только уже с позиции перестройки. Можем даже отслеживать, как у вас идет переход на новые рельсы… Как многосерийный репортаж. А скоро у нас еще аудиогазета запустится, более того, киностудия снимает обучающие короткометражки. Инструментов много! Главное, не бояться и не стесняться ими пользоваться. И вот вам пример…

Я поискал в зале глазами главу районного треста ресторанов и столовых. Властную и влиятельную даму.

— Алия Зякировна, — я обратился к ней, и весь зал, снова как будто школьники собрались, посмотрел на нее. — Помните, мы обсуждали с вами аудиогазету?

— Помню, Евгений Семенович, — отозвалась Нигматуллина. — Все, что мы тогда обсуждали, в силе. Если вы об этом.

— Не только, — подхватил я. — Смотрите, товарищи. Очень скоро в ресторанах, кафе и столовых нашего города будут звучать аудиозаписи популярных статей. Интервью, репортажи и острые дискуссии на разные темы.

Присутствующие оживились и принялись что-то обсуждать вполголоса. Кто-то из соседей Нигматуллиной даже стал, по-видимому, уточнять детали, но Железная Леди Андроповска отмахнулась, глядя сейчас только на меня.

— Представьте себе, — я продолжил. — Мы берем какой-то постулат перестройки… Ту же гласность, к примеру. И выпускаем не только традиционную газету, но и аудио. С привлечением экспертов, возможно, делаем это не сразу, а по следам публикации. Как вы наверняка знаете, в наших изданиях существует практика обратной связи. Это не только обычные письма, к которым все привыкли, но и читательское голосование. Оно хорошо показало себя, так что и этот инструмент, я уверен, поможет нам всем. Читатели будут сообщать, чего им не хватило, что осталось непонятным… А мы все эти вопросы соберем и ответим.– Прямо как Всесоюзное радио! — догадался мужчина в круглых очках и с вытянутым лицом. Кажется, это заведующий орготделом райкома. Не помню фамилию, да и неважно это сейчас.

— Именно! — подтвердил я. — У нас обязательно появится собственная радиостанция и даже свое телевидение, — на этих моих словах Краюхин одобрительно усмехнулся. — Но это дело небыстрое, а пока мы создали аналог.

— Хороший аналог, мне нравится, — одобрил загорелый мужик с пышной курчавой шевелюрой и модными в это время усами щеточкой. — А это только в Андроповске планируется? Дело в том, что нас в поселке Лесозаготовителей тоже столовая есть, и она к тресту относится…

— Алия Зякировна, товарищ правильный вопрос поднял, согласны? — я тут же переадресовал предложение Нигматуллиной и, дождавшись ее утвердительного кивка, продолжил. — Нет, мы не будем ограничиваться Андроповском. Во всех сельсоветах, где есть организации треста, я предлагаю оформить подписку на аудиогазету. С нашей стороны — тиражирование необходимого количества кассет…

— Думаю, мы сможем выделить необходимые средства, — я посмотрел на Краюхина, и тот сразу понял, на что я неприкрыто намекаю. — Кроме того, часть финансов редакция сможет получать в виде оплаты подписки.

— Отлично, спасибо, Анатолий Петрович, — поблагодарил я. — Еще мы готовы распространить аудиогазету на все предприятия, сельские клубы и библиотеки. Чем шире охват, тем лучше…

— Это что, мы платить еще за это должны будем? — вновь возмутился Кравченко, видимо, только сейчас осознав, о чем говорил первый секретарь.

— Разумеется, — спокойно ответил я. — Вы же платите за подписку на обычную бумажную газету. И на ряд областных и всесоюзных изданий. Подготовка аудиогазеты не менее, а то и гораздо более сложна. Нужно время, технические носители и, разумеется, расширение штата сотрудников.

Первый секретарь вновь усмехнулся, поняв, что я снова напомнил о пополнении редакции новыми журналистами.

— И вот еще, — я оглядел зал, с удовольствием отметив горящие от любопытства глаза. — Городской кружок юных кинематографистов совместно с театральной студией РДК готовит обучающие ролики… Короткометражки. Сейчас мы их протестируем в андроповских залах, но потом сможем развозить копии по сельсоветам. Главное, чтобы техническая возможность крутить их была…

— У нас кинопроектор в колхозе есть! — выкрикнул кто-то, его поддержали.

— Машину выделим!

— Мы тоже хотим!