Кровавое Благодаренье

* * *

Высадили нас до восхода солнца, у пустынного берега самого северного острова архипелага, богобоязненно окрещенного в честь Святого Давида. «Ливьятан» всплыл с подветренной стороны, и надувная «шлюпка» пару раз сгоняла с корабля на сушу.

Командир подлодки козырнул нам напоследок, скрываясь в люке. Минута — и срочное погружение. А наша «туристическая группа» осталась топтать розоватый песок вдоль узкой ленточки пляжа.

Когда-то Бермуды зеленели сосновыми лесами. Человек, как водится, вырубил их, но вот нам удалось постоять в тени чудом уцелевшей рощицы, вдыхая наперебой йодистый запах моря и вкрадчивый хвойный аромат.

На субмарине мы переоделись в гражданское, и нам торжественно вручили рюкзаки, а еще документы — потертые, «ношенные» паспорта с двухспальным английским лёвою. Между страниц с печатями виз выглядывали сложенные авиабилеты.

— Точно, кино про шпионов! — веселился Боярский, разглядывая свое фото в паспорте. — Майкл Браун… Ладно, согласен! Я эту паспортину сохраню на память!

— Forward march! — перебила его Рута, и упруго зашагала, показывая пример.

— Кадима! — ухмыльнулся Видов.

«Правильно, — подумал я, — пора иврит осваивать…»

Мы перевалили несерьезные горушки по набитой тропе, и вышли к синему проливу. По ту сторону разлегся остров Сент-Джордж, международный аэропорт находился как раз там, а два клочка суши связывала дамба.

Нам даже топать не пришлось — парочка микроавтобусов «Тойота», обклеенных рекламой для рыбаков и дайверов, домчали «туристов» до пункта назначения.

Неширокие проливы, мелкие лагуны… Безлесные, будто стриженные горы… Разлохмаченные пальмы… Скромный, одноэтажный терминал… И «Боинг» в строгой синей ливрее «BOAC».

Ровно через час лайнер взлетел в ясное небо. Под крылом накренилась длинная запятая Бермуд, вписанная в волнистую лазурь, и пропала.

Тот же день, позже

Лондон, Хитроу

Самолет мягко коснулся бетонной полосы, сотрясся, будто вздрогнул, и покатил, гася скорость. Громыхая, как исполинский фен, медленно подвалил к терминалу.

— Англичанки… — покривился Харатьян, глядя на щебечущих стюардесс. — Аэрофлотовские куда симпатичней.

— Эт-точно! — резко кивнул Боярский. — Слушайте, а теперь-то куда?

— Рута знает, — весомо сказал Видов, и пошагал к телетрапу. — Кадима!

Наши рюкзаки выглядели идеально — ничего лишнего. Мыльно-рыльные, одежка, обувка… Причем всё не бедное, и по нашим размерам. Выгладить — и хоть на светский прием.

В общем, таможню и паспортный контроль мы прошли без заминки. Я спрятал синюю книжицу в карман куртки, подхватил багаж…

И тут ко мне подошли два накачанных лба, блондин и брюнет — в костюмчиках, при галстучках, сразу напомнив мне ребятишек из «девятки».

— Мистер, вам придется пройти с нами, — вежливо прогудел лоб с кудрями радикального черного цвета, и оба взяли меня под руки, да так, что не трепыхнешься.

Я видел, как застыла Рута, как рванулся Ливлат, но мрачный Амир удержал его своей лапищей.

— Was ist los? — мой голос сковало ледышками. — Ich bin ein deutscher tourist!

Белокурая бестия усмехнулась, пробасив на добротном русском:

— Вам всё объяснят, мистер Гарин.

— Только без глупостей, — добавила бестия цыганистая.

— У тебя сильный акцент, чернявый, — не удержался я.

— Мы работаем над произношением, — равнодушно прогудел лоб.

Они провели меня по каким-то пандусам, спускаясь вниз, к паркингу, и усадили в самый настоящий «Роллс-Ройс».

«Всё чудесатее и чудесатее…»

В Лондоне я плоховато ориентируюсь, но вроде бы меня отвезли куда-то в Челси. Лимузин миновал вычурные кованые ворота, и притормозил перед лестницей — ее сторожили два каменных льва.

Дворик между крыльями особняка, выстроенного буквой «П», был тщательно прибран и ухожен — щетинистая травка на газоне идеально скошена, гранитная брусчатка вымыта с шампунем, шеренги одинаковых елочек выстроились по стойке «смирно».

Конвоиры учтиво провели меня в дом. Поднимаясь по ступеням, я прикидывал шансы на побег. Шансов не было.

Мальчуганы, что вели меня, тренированы и хорошо натасканы. Всё, что я мог — это ударить с выплеском энергии. Но парнишек-то двое…

Допустим, мне удастся проломить светленькому ребра. И что толку? Темненький тут же врежет строптивому русскому, да так, что не сразу очнусь. А оно мне надо?

Вывод какой? Терпеть под девизом графа Монте-Кристо: «Ждать и надеяться». Ждать, пока представится удобный момент. Надеяться на друзей и товарищей.

— Сюда, мистер Гарин, — учтиво поклонился блондин, пропуская меня в небольшую, светлую комнату.

Я спокойно вошел, и толстая дверь за мной закрылась. С глухим лязгом.

Раздраженно фыркнув, я обошел узилище. Старинный диван с фигурной спинкой, два кресла ему под стать. Столик а ля Чиппендейл. Хорошая копия Гейнсборо на стене, оклеенной дорогими шпалерами. Два окна в мелкую расстекловку — одно выходит во двор, другое — на улицу. И можно спорить на что угодно, рамы тут стальные. Как решетки.

Я глянул на неширокую улочку, мощеную каменными плитами. На той стороне слипались стенами три или четыре особняка. Вдоль узких тротуаров вымахали раскидистые деревья с подстриженными кронами. Листья на обкорнанных ветвях только распустились, и что за порода — не понять. Вроде, клены…

Под «вроде, кленом» остановился мужчина в расстегнутом плаще. Костюм ладно сидел на нем, выдавая дорогого портного, а лаковый блеск туфель указывал на то, что и они индпошива. Поля мягкой шляпы прятали лицо, но вот прохожий развернул скрученную трубкой «Таймс», и поднял взгляд. Я узнал Ливлата.

А он узнал меня — недаром же уткнулся в газету.

Наверняка прятал довольную улыбку!

Делая вид, что озабочен новостями, Цион убрел прочь, перелистывая брехливое издание.

Мое настроение живо пошло вверх, как ртутный волосок градусника, опущенного в горячий чай.

Там же, позже

Блондин ловко сервировал мой столик, соблюдая полузабытый файв-о-клок. Пара булочек-скоунзов, масло, джем и маленькие сэндвичи с рыбным паштетом. В отличие от большинства британцев, я остался верен традициям…

А в половине шестого всё та же белокурая бестия, только малость обескураженная, впустила ко мне советского вице-консула.

Это был кругленький, веселенький человечек маленького росточку, очень подвижный и юркий. Он двигался постоянно, даже когда занял кресло — перебирал ногами, открывал свой кожаный портфель о двух замках и снова закрывал, потирал ладони, барабанил пальцами по фигурному подлокотнику, азартно водил головой, оглядывая мою камеру… то есть, комнату, или, хотя бы, шевелил пышными бровями а ля Брежнев.

— Здравствуйте, меня зовут Иван Иванович, я представитель советского консульства в Великобритании, — начал он бодрым тенорком, и заговорщицки подмигнул. — Думаю, помещение прослушивается, но нам ведь скрывать нечего, верно? Скажу сразу — ваши товарищи подняли большой шум, они отказались вылетать в Москву… или в Тель-Авив, пока вас не освободят!

— Приятно слышать, — улыбнулся я, ощущая теплоту, как от рюмочки коньяка.

— Скажу сразу — это вовсе не похищение, как утверждали ваши друзья в интервью щелкоперам из «Гардиан». Вас задержала служба «МИ-6» по… скажем так… по убедительной просьбе из Вашингтона. Американцы требовали вашей экстрадиции по совершенно надуманным предлогам, пока товарищ Эгон Кренц лично не позвонил президенту Картеру, и не поинтересовался, на каком основании задержан гражданин ГДР Михаэль Шлак… — Иван Иванович хитро усмехнулся. — В общем, Михаил Петрович, суета затеялась неслабая. Не буду излагать детали, лучше перейду к главному. М-м… Вы знакомы с Михаилом Браиловым? Скажу сразу, — перебил он сам себя, — меня отчасти посвятили в подробности известных вам дел и миссий, засекреченных под грифом «Особая папка. Закрытый пакет»… Признаюсь, я впервые в жизни столкнулся с подобным уровнем секретности! М-м… Так как?

— Да, я знаком с Браиловым, — спокойно ответил я.

— А, скажите… — вице-консул зорко глянул мне в глаза. — В тех областях науки и техники, которые вам… м-м… хорошо знакомы, Браилов имеет вес?

Не отводя взгляда, он подсунул мне карточку с коротким текстом: «Помещение прослушивается! Необходимо представить Браилова, как классного специалиста!»

— О, да! Конечно! — внушительно заговорил я. — Михаил Браилов — профессионал высочайшего класса! Признаюсь, когда я навестил Михаила в Новосибирске, то даже позавидовал его креативным способностям — мою громоздкую установку Браилов уменьшил вдвое, и по размерам, и по весу, а мощность при этом возросла на треть!

Суетливо вытащив коротенький, сточенный карандаш, Иван Иваныч начеркал: «А на самом деле?»

Перехватив огрызок, на грани которого уместилось выдавленное «ТАКТИКА», я выписал большой нуль. Успокоено кивнув, вице-консул затянул:

— Впечатляет… Ну, что ж, Михаил Петрович… Американцы предложили нам сделку. Они согласны простить вам некоторые… м-м… недоразумения, произошедшие ранее, а заодно и те, что имели место в последние недели… Скажу сразу — они хотят обменять вас на Браилова! — перевернув карандашик резинкой вниз, он взялся ожесточенно стирать написанное. — Если вы согласны, обмен произойдет послезавтра на границе ФРГ и ГДР, на мосту через Эльбу.

— Согласен, — вытолкнул я, и мило улыбнулся.

Среда, 24 апреля. День

На границе между ФРГ и ГДР

Во вторник я умаялся скучать — бродил по комнате туда-сюда, а всех развлечений — думать и есть. Лопать и соображать.

Зато в среду всё завертелось с самого утра. Меня вывезли на какой-то аэродром, и посадили в белый «Дассо-Фалькон». Кроме блондина с брюнетом, со мной летела еще пара военных в штатовской форме, молчаливых и вялых. Видимо, не опохмелились.

Сели мы в Гамбурге. Размяться, как следует, не успели, как подкатили три черных «Мерседеса». Пересадка.

Гнали не особенно. За окнами мелькали аккуратные домики, аккуратные заборчики, аккуратные деревца… Даже лужи поражали своей педантичной размеренностью.

Ближе к границе машины сбросили скорость, а вот уже и ажурное плетение моста Эльббрюкке зареяло.

«Щит и меч!» — дернул я уголком рта.

Миновав посты и очередь вагонообразных фур «Совтрансавто», «Мерседесы» вкатились на мост и притормозили недалеко от белой поперечной линии. Граница. Фронтир.

Сошлись Запад и Восток…

С «нашего» берега подъехали три черных «Чайки» ГАЗ-14.

— Выходи, — буркнул цыганистый агент МИ-6.

— Auf Wiedersehen! — бросил я на прощанье, негромко клацнув дверцей.

Признаюсь, слабость в ногах чувствовалась. Кончалась моя затянувшаяся Одиссея, вот-вот переступлю заветную белую черту…

Из «Чайки» вышел Браилов, и я сжал зубы. Почти на самой границе мы остановились. Шурша плащом, Мишка смотрел с вызовом, с некоей глумливой опаской.

— Инна погибла, — выцедил я. — Ее убил твой связник.

— Сама виновата, — Браилов равнодушно шевельнул плечом.

По всем канонам жанра мне полагалось глянуть на него с холодным презрением, и молча топать до своих. Ну, нет…