Продавец

Глава 7

Ловя взгляд серых глаз я слышу «Господи», я слышу «Василина», я слышу «Это ты», я слышу «Прости меня, прости», когда уже не вижу глаз, а вижу только затылок и чувствую сильную хватку рук вокруг моей талии. Я понимаю, что лоб продавца упирается мне в живот, а сам он стоит на коленях, бормоча что-то, похожее на молитву, из которой знакомыми кажутся только слова «Василина» и «Прости».

Я читала несколько книг, где поверженный герой-любовник стоял на коленях перед своей дамой сердца, и даже смотрела какой-то фильм, но я никогда не представляла себя на месте этой дамы. К тому же, антураж для съемочной площадки был сомнительным — одно постельное белье, колыхающееся на утреннем ветру чего стоило, но я не могу поднять своего героя-любовника с колен, потому что он только крепче держится и жарче шепчет:

«Прости меня»

«Прости меня»

«Прости»

Пока в ужасе я не понимаю, что стою посреди двора, где прошло мое детство, в маленьком городке, передо мной на коленях стоит красивый мужчина, а я все еще остаюсь маленькой провинциальной девочкой, которая не понимает, что делать в такой ситуации.

Без сомнения, что-то внутри меня ликует, но неприятие ситуации в целом побеждает, когда я практически визжу:

— Встань!

Я слишком часто визжу в присутствии продавца… А должна бы вальяжно накинуть ногу на ногу, позволить сцеловывать ему пыль с моих туфель, но на мне даже не туфли, а резиновые сланцы с бабочками у щиколоток.

— Нет… — слышу я ответ, уверена, что мой живот расслышал ответ лучше.

— Егор, встань, люди смотрят.

— Плевать… — моему животу тоже плевать, было бы лучше, если бы он шептал моему уху, а не животу…

— Мне не плевать.

— Нет.

И снова.

«Прости меня»

«Прости меня»

«Прости»

Мне пришлось опуститься рядом с ним, не на колени, и встретиться с серыми глазами. И замолчать. Никогда прежде я не видела плачущих мужчин… слезы в серых глазах пустили мурашки по моему телу, я не могла оторвать взгляд от этих переливов, было что-то завораживающее в этом.

— Как ты нашел меня?

— У вас очень маленький город, — шепотом.

— Зачем ты приехал?

— Прости меня, Василина…

— Я не знаю, я не могу…

— Прости, Боже… Василина… я не… у меня… я не спал с Аленой… — а вот теперь глаза не смотрят в мои.

— Ты врешь, Егор, вечерники всегда врут.

— Вру… Прости меня… прости, — его руки безвольно висят вдоль тела, а тело так и не поменяло своего положения.

Я сижу рядом на корточках. И все это скорей смешно, чем грустно.

— Где твои вещи? — наконец интересуюсь я, вспомнив, что он проделал немалый путь, а законы гостеприимства никто не отменял в нашем маленьком городке.

— Нет… я просто сел на поезд……. не знаю, прости меня.

Резко вставая, я дергаю Егора за руку, заставляя встать.

— Давай я тебя накормлю, что ли, и не знаю… может тебе в душ надо или еще что-то, ты с дороги… у меня есть запасная зубная щетка, правда она розовая, все мои щетки розовые… а эту я еще не успела распаковать, так что, думаю, тебе она подойдет… — говорю я, ведя за руку продавца в дом моего детства, останавливаясь перед приоткрытой дверью, — пошли.

Наблюдать за молчаливым Егором на нашей небольшой кухне очень странно. По его глазам видно, что они плакали, но родители не задают вопросов. Папа через время выходит, потому что ему в очередной раз позвонили, быть педиатром в маленьком городке — это значит, что у тебя никогда нет выходных. А мама суетится, предлагая наперебой то одно блюдо на завтрак, то другое, и я уже начинаю сомневаться, что передо мной в действительности сидит мой высокий сероглазый продавец, а не Робин Бобин, который съел теленка на обед. Уверена, такая диета не пошла бы на пользу аппетитной заднице. Но мама есть мама, она всегда пытается всех накормить, так что Егор не может быть исключением и, хотя в маминых глазах читаются вопросы, она убеждена, что сначала гостя надо накормить, потом уложить спать, а потом уже можно и зажарить.

Я спрашиваю, где Вася и узнаю, что на даче с бабушкой и дедушкой. Настя сейчас сильно занята «текущими делами», и Егору тоже «не до этого». Из моего рта чуть было не вылетает «еще бы», я видела своими глазами эти «текущие дела», уверена, наличие подобных ног и груди, которая откровенно просвечивалась сквозь шифон платья, рождает подобное «не до этого», но вовремя поймала себя, заткнув себе рот.

— Ну-с, молодой человек, какие у вас намерения в отношении моей дочери, — спрашивает мой папа, вернувшийся на кухню, и я знаю, что он шутит, но мысленно пририсовываю ему ружьё и направляю на лоб продавца.

Немая сцена меня веселит, и я хихикаю, ловя на себе взгляд родителей, которые так же в ответ улыбаются.

Егор не улыбается.

— Серьезные, — я мысленно добавляю «сэр» и, хотя я знаю цену этим словам, мне все равно приятно, — если Василина позволит, — добавляет Егор. — Позже, — еще добавляет.

И меня задевает это «позже» в присутствии моих родителей, ведь это не я приехала к нему… мог бы и дальше играть роль героя-любовника в раскаянии. Я была настолько добра, что согласилась поделиться своей зубной щеткой и слышу в ответ «позже».

— Почему это позже? — спрашиваю я, потому что мне интересно знать.

— Действительно, почему? — спрашивает папа.

— У меня… суд…

— Что у тебя? — не выдерживаю я. — Суд? Какой суд?

— С Аленой…

— Подожди… что? — разве они не счастливы наконец-то. Ну, наверное, нет, раз он приехал ко мне и даже стоял на коленях, но суд… суд… и почему он стоял на коленях… и почему все запутывается так быстро, — что ты натворил? — наконец выдавливаю я.

— Она хочет вернуть родительское право.

— ЧТО? — тут я просто подскакиваю. — Какое право? Разве она не отказалась, я имею ввиду, разве это не делается один раз? — пока догадка не пронзает меня. — Ты отдаешь Васю…

— Нет! — звучит слишком резко, вздрагивает мама, молча наблюдавшая за нашим диалогом, — Она подала в суд на восстановление своих родительских прав.

— Разве это можно? — никак не укладывает в голове… возможно ли это.

— Ну, она осознала — «осознала» звучит, как плевок, она раскаялась — «раскаялась» звучит, как воронье карканье, резко и недобро, — она имеет право.

— А ты?

— Я не хочу для неё таких прав… Она попросту увезет Васю, если она вообще — и «вообще» звучит странно — ей нужна.

— Егор, но возможно ваша жена действительно осознала, — мама в курсе ситуации Егора, родители не знают, что случилось после, но про Васю они знают… и что мы «пробовали» тоже, — она проявляла интерес к малышке, шла на контакт?

— Нет.

— Послушай, ерунда какая-то, она уехала, её не было, не было… она лишена родительских прав. На каком основании она хочет их обратно? Так не делается!

— Делается…

— И каковы шансы у матери ребенка? — вмешивается папа.

— Мы оба одиноки, её доход превышает мой в несколько раз, но у меня стабильность, а она… кхм… модель, наши шансы равны… формально. В любом случае… она — мать, а девочке нужна мать, так говорят адвокаты, этим мотивируются наши суды… никто не оставляет ребенка отцу, если есть мать…

Ужас наваливается на меня. Вдруг я вижу, что под глазами продавца лежат тени, вижу, что он давно не стригся и, похоже, не брился уже дня три… Он немного сутулится, хотя никогда не был в этом замечен, и его руки рвут на мелкие кусочки салфетку.

— Что ты будешь делать? — шепчу я, потому действительно не понимаю, что можно сделать в такой ситуации.

— Я… не знаю, я увезу её… куда-нибудь.

— Это глупо…

— Наверное…

Мы остаемся на кухне одни, родители всегда знают, когда оставить меня одну или вдвоем, или втроем… они всегда знают, когда надо выйти.

— Зачем ты приехал, Егор? Разве ты не должен… не знаю, встречаться с адвокатом.

— Я не знаю, Василина, я не знаю. Просто прости меня. Не вернись, ты не вернешься, я знаю… просто прости или… ладно, — я смотрю на двигающийся кадык, — не прощай, я хотел тебя увидеть, Вася, — и он держит мою руку, ведя неспешный диалог наших пальцев, который я не хочу прерывать, — просто увидеть, я уйду сейчас… поезд через семь часов, я на вокзале посижу или еще где-нибудь, просто увидеть тебя, — пальцы разговаривают сами по себе… — просто увидеть, я приехал, чтобы увидеть тебя, Вася, и всё.

— Я не понимаю…

— Боже, Василина, я скучаю, ты так нужна мне, я просто хотел тебя увидеть… Я сам не знаю, как оказался на вокзале, в поезде, я приехал, потому что я скучаю, потому что хочу тебя видеть, это эгоистично и глупо, я эгоистичный и глупый ублюдок…

— Ты мог меня не застать, — и он действительно мог не застать, мы много ездим с Сережей, и часто я попросту не ночую дома, но мне не хочется говорить это продавцу, хотя видимо должна бы, просто ради мстительного удовольствия.

— Я знаю… я просто сидел там, не думаю, что я поднялся бы сам, на самом деле. Наверное, побыть в одном городе с тобой — уже хорошо? Я знаю, это звучит странно…

— Ну… наверное, — я пока не могу определиться, как это звучит и что это значит для меня, знаю, что для нас это не значит ничего.

Его пальцы продолжают играть с моими пальцами, я не могу себя заставить убрать свою руку от его и, похоже, в этот раз меня не смущает наличие у него правой руки, что кажется странным, но не удивительней присутствия самого обладателя этой руки на кухне моего детства. Когда руки этого обладателя порывисто прижимают меня к своему телу, практически вжимая меня, и я замираю, забывая как дышать, а только слушаю и считаю:

«Прости меня»

«Прости меня»

«Прости»

Через время, так и не покинув объятий Егора, я знаю, что это неправильно, но я всего лишь слабая женщина, а его руки такие горячие, я слушаю все, что происходило за этот месяц. Про иск, про адвокатов, про шансы, которые катятся к нулю…

Пока не задаюсь вопросом, все ли сделано? Всегда должен быть план Б. Или С.

Или путь отхода, все что угодно.

— А если бы ты был женат? — задаю я вопрос в то же время, когда он только приходит мне на ум.

— Не знаю, наверное, это было бы лучше, полная семья… Но я Не Женат.

— Паааап, — кричу я, — у начальницы ЗАГСА, или как она там, есть дети? — спрашиваю я, когда он заглядывает на кухню.

— У неё есть внуки.

Отлично, в маленьких городках с помощью хорошего педиатра можно решить почти все вопросы и этот тоже.

— Сегодня суббота, договорись с ней о регистрации моего брака, я выхожу замуж!

— Нет, — слышу я Егора.

— Что? — слышу я маму.

— Доченька, — слышу я папу.

— Почему нет?! Да! — отвечаю я Егору.

— Я выхожу замуж, сегодня, — отвечаю я маме.

— Ну, фиктивно, — поясняю я папе.

— Нет, нет, нет! — спорит Егор.

Какое-то время я смотрела на своего сероглазого продавца в замешательстве, у меня не большой опыт в подобных предложениях, возможно, это делается как-то по-другому, но его «нет, нет, нет!» меня обижает.

— Ты не хочешь на мне жениться? — мне только кажется, или на самом деле в моих словах слышны слезы…

— Нет, то есть да. Василина… я бы хотел… правда, послушай, я хочу этого, но не сейчас и точно не при таких обстоятельствах, не по этим причинам. Не так, Вася… Боже, я бы с ума сошел, если бы Васька вышла замуж так… Нет, Василина, это исключено.