Санитарная рубка
- Автор: Михаил Щукин
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2024
Читать книгу "Санитарная рубка" полностью
41
«Бекишев, «Беркут», Караваев…» На каждые три шага приходилось по три слова. Одолевая в темноте глухую дорогу, опасаясь, чтобы не сбиться с нее, Богатырев повторял и повторял про себя, словно хотел намертво и навсегда вбить в память: «Бекишев, “Беркут”, Караваев…» Он не испытывал сейчас ни злости, ни отчаяния, ни чувства неисполненной мести, владело им лишь одно — холодное спокойствие. Оно появилось, когда Богатырев, попрощавшись со Светланой и клятвенно пообещав ей, что обязательно появится в самые ближайшие дни, вышел из избенки и на узкой тропинке снова обжалился крапивой. Но в этот раз почти не заметил злого укуса, лишь взмахнул рукой, поднимая ее повыше, и ночная прохлада остудила зудящую кожу. А заодно остудила и комок отчаяния, стоявший в горле. «Убью. Найду и грохну, хоть кровь из носа!» И стал спокойно уверен, что обязательно исполнит этот приговор.
А иначе — как дальше жить?
К утру выпала роса. Брюки по колено были мокрыми, когда он выбрался на поляну и увидел в наступающем рассвете темный приземистый дом, в котором не маячило даже слабого огонька. Дошел до крыльца, наклонился, чтобы выжать брюки, и различил сзади едва слышные шаги. Дернулся, выхватывая из-за пояса пистолет, но голос Малыша опередил:
— Тихо, свои. Не пальни сдуру.
— Чего сразу не остановил, как на поляну вышел?
— Да плохо издалека видно, вот и разрешил подгрести поближе, чтобы уж наверняка удостовериться. Живой, целый?
— Как видишь. Живой и даже не поцарапанный. Закурить есть?
В руках Малыш держал карабин «Сайга». Привычно закинул его за плечо, поправил ремень и сунул руку в карман за сигаретами. Все делал неспешно, обстоятельно и даже сигарету из пачки сам вытащил, протянув ее Богатыреву. Чиркнул зажигалкой и сообщил, будто речь шла об обыденной мелочи:
— Мы с Фомичем круглосуточный пост теперь выставили, через три часа меняемся.
— Карабин-то где добыл?
— В магази-и-не купил, — тоненьким голоском сообщил Малыш. — Как полноправный член общества охотников все бумаги могу предъявить.
— Ладно, я тебе на слово верю. Ты меня не назначай, вздремну маленько,
— Поспи, поспи, я пока службу
Уснул Богатырев мгновенно, даже мокрые брюки забыл выжать. Но едва его тронули за плечо, он сразу вскочил на лавке. Стоял перед ним Фомич, за ним маячила Анна, а в окна ломилось яркое солнце, доставая искрящимся светом до самых дальних углов.
— Здоров ты спать, боец, — хмыкнул Фомич. — Мы тут от любопытства мучимся, а ты сопишь в обе дырки, как говорится, хрен по деревне… Рассказывай.
— Подожди, дай умоюсь…
Рассказывал он уже на крыльце, чтобы Малыш, находящийся в это время в карауле, тоже услышал. Рассказывал коротко и четко, будто докладывал вышестоящему начальству. Выслушали его молча, только Фомич вздохнул:
— Раскурочают мою машинешку, как пить дать. Ладно, не жили богато и не фиг начинать. Давайте решать, как нам отсюда выбираться теперь.
Ситуация, как все понимали, складывалась аховая: выбраться из Первомайска без транспорта было невозможно, не пешком же до города добираться, да и на транспорте могут перехватить на выезде; идти на автовокзал, чтобы уехать на автобусе, тоже не вариант — наверняка их там ждут. И здесь в доме отсиживаться опасно: если взялись искать, то рано или поздно все равно сюда заявятся. А еще, вдобавок ко всему, возникал простой вопрос: ну, добрались до Сибирска, икону с собой привезли, а дальше — куда? Ясно же, что в покое их не оставят, будут искать и в городе.
— Вот всегда у меня так! огорченно вдруг воскликнула Анна. — Когда надо быстро думать, я как глупею сразу. Или еще хуже — забываю, о чем раньше думала. Только сейчас вспомнила…
По делу говори, — перебил ее Богатырев.
Сейчас, Николай Ильич, сейчас. По делу. У Алексея Ильича была однокурсница, Семенова Мария Степановна. Лет шесть назад она в монахини ушла, кафедру бросила, докторскую собиралась писать — все бросила. Теперь настоятельница Приобского женского монастыря, мы с Алексеем Ильичом в прошлом году к ней ездили. Она все поймет. И укрыться там можно, и икона будет в безопасности. Другая область, не Сибирская, место глухое, к ним даже дороги нормальной нет.
— Та-а-к, — протянул Фомич. — Приобское. Бывал там на охоте. Медвежий угол. А деревня как раз на Оби стоит. Ну! Кто первый сообразит…
Малыш поднялся со ступеньки во весь свой рост, перекинул из руки в руку карабин и осторожно приставил его к крыльцу. Чего тут КВН устраивать, ежу понятно. Отсюда напрямую до Оби километров пять. Там лодка у меня есть, на рыбалку ездил. В лодку сядете — и вниз по течению, прямиком до Приобского. Собирайтесь. Я только ключ найду…
— А вдруг лодку угнал кто-нибудь? — усомнился Богатырев.
— Не угнал. Она у меня замаскирована. Чего сидите? Сказал же — собирайтесь.
— Подожди, — остановил его Фомич. — Я здесь останусь, а Николай с Анной пусть собираются.
— А с какого… загуляли? — удивился Малыш.
— С такого. Сказал — остаюсь, значит, остаюсь. Подробности — письмом.
Спорить никто не стал. Богатырев понимал, что Фомич чего-то не договаривает, но не любопытствовал и не расспрашивал. Поднялся с крыльца и пошел собираться.
У Малыша нашелся большой рюкзак, в который сложили все бумаги Алексея, а сверху небольшой целлофановый пакет с хлебом, луком и вареными яйцами. Богатырев забросил на себя этот рюкзак, подошел к Фомичу и протянул ему руку:
— Спасибо. Извини, что хлопот тебе наделали. Получается, что я должник твой.
— Расплатишься, на том свете угольками, когда меня за грехи жарить будут. Анну береги. Прощайте, ребята.
Он долго еще стоял возле крыльца, провожая Малыша, который широко шагал впереди, Анну с иконой, идущую за ним следом, и Богатырева с рюкзаком, замыкавшего маленький строй. Когда они скрылись бору, сел на свое прежнее место на крыльце и раздумчиво протянул:
— Та-а-а-к…
Фомич, действительно, не все рассказал Богатыреву, Анне и даже Малышу. Вчера, когда стрелял по скатам иномарки, успел разглядеть, что на переднем сиденье, рядом с водителем, сидел Димаша Горохов. Ошибиться не мог, потому что слишком хорошо запомнил эту физиономию. Тогда, два года назад, сибирские омоновцы жестко взяли группу бойцов из ленинской группировки, которые приехали собирать дань в «Долину нищих» — так называли авторынок в пригороде, где народ продавал и покупал подержанные автомобили. Дань собирали по полному беспределу: вытряхивали из продавцов и покупателей наличку, несговорчивых лупили битами, а заодно, для устрашения, расхлестывали в крошево лобовые стекла стареньких «жигулей», «москвичей» и уазиков. Фомич, когда подъезжали к «Долине нищих», отдал своим подчиненным короткий и неофициальный приказ: «Мордой в землю!» Так ленинских и положили — мордами прямо в грязь, потому что накануне целый день шел дождь и все расквасил.
Когда мокрых и перемазанных в жидкой глине ленинских бойцов уже запихивали в автозак, подъехала иномарка, из нее выбрался Димаша Горохов, в развалку подошел к Фомичу и пообещал большие неприятности. Слушать его Фомич не стал, сказал, что, если через минуту тот не уедет, будет сидеть в автозаке вместе со своими братками. Димаша благоразумно уехал. Но обещание свое выполнил.
Уже через день две сибирские газеты под разными заголовками, но за одной подписью Леонида Кравкина напечатали статьи, в которых все было перевернуто с ног на голову. Получалось, что это омоновцы напали на мирный бизнес, избили ни в чем неповинных граждан и без всяких оснований, без предоставления адвокатов загнали их в автозак, где продолжали избивать и угрожали расправой. «Цепные псы озверевшего Фомича» — кажется, так называлась одна статья. А вторую Фомич не читал. И хорошо, что не читал, иначе разозлился бы еще сильнее и наговорил бы начальнику УВД Черкасову намного больше резких слов. Он не стал молчать, когда узнал о том, что все задержанные в «Долине нищих» по-тихому были отпущены едва ли не с извинениями. Черкасов орал на него, приказывая замолчать, но Фомич строптиво продолжал говорить, до тех пор, пока не сказал все, что накипело на душе.
Дальше последовало увольнение по выслуге лет и скорые проводы на отдых.
Сейчас можно было и рукой махнуть, как говорится, дела давно минувших дней… Но увидел вчера Димашу будто старую болячку ржавым гвоздем ковырнули. Заболела, заныла — до ломоты зубовной. Поэтому и остался Фомич в доме, никуда из него не тронулся, затаив надежду: а вдруг Димаша здесь объявится? Вот тогда, без погон, без начальства, без всяких обязательств, без боязни за найденную наконец-то икону, без опасений за Анну, вот тогда можно будет и потолковать посреди соснового бора.
Без лишних свидетелей.
Фомич вынес из дома автомат, оставленный ему Богатыревым, положил его себе на колени и весело выговорил:
— Так-так-так.