Зарница

Шаров повернулся в сторону взрыва и покачал головой.

— Учения? Не должны ведь… не знаю… Ребята, срочно собираем вещи. Срочно!

Все похватали сумки и почти бегом направились по проселочной дороге, которая, изогнувшись мимо двух изб и длинного сарая, похожего на хлев, снова нырнула в лес. Однако теперь идти было легче.

— Мне страшно… — тихо сказала Лена. Теперь она держала Витю за руку и не отпускала ее ни на секунду.

— Все будет хорошо. Не бойся. Скоро уже часть, ты же слышала, что сказал Илья Андреевич, — ответил он.

Она замотала головой. И было понятно — что нет, не выйдут, она в это не верила. Они безнадежно заблудились, хотя — как это возможно в двадцатом веке, с картой, компасом, практически рядом со столицей СССР — было совершенно непонятно.

А еще более непонятно — почему их до сих пор не нашли.

Вдали снова грохнуло, но этот раз еще более отчетливо, а затем грохот вдруг стал непрекращающимся, хаотичным, будто бы действительно, где-то на западе, по Минскому шоссе началась самая настоящая бомбежка. И хотя никто из них не знал, что из себя воочию представляет бомбежка, разумеется, все смотрели многочисленные художественные фильмы и кадры кинохроники, где такие моменты показывали с максимальной достоверностью.

— Это же не то, о чем я думаю? — спросила дрожащим голосом Лиза. И не дожидаясь ответа, она тихонько заскулила: — Ребята… Денис… она прижалась к Крутову… что это? Мне очень, очень страшно…

Шаров нахмурился. Ему ничего не было известно о проводящихся где-то под Москвой учениях подобного масштаба. Хотя конечно, никто ему не был обязан докладывать, но обычно об учениях с применением боевой техники и авиации заблаговременно оповещали и даже трубили — например, так было в 1981 году, когда проводили учения «Запад-81», «Щит-82» — это те, о которых он слышал и читал в «Красной Звезде» и «Правде». Даже в «Советском спорте» периодически публиковались заметки с указанием спортсменов, как правило, армейцев, участвовавших в учениях.

— Решили объединить «Зарницу» с настоящими войсками, — послышался голос Червякова. — Но как-то больно уж близко к нам… не могли подождать, пока мы закончим… — он помолчал, ковыряясь в зубах спичкой, потом неожиданно спросил: — А почему вы догнали того мужика?

Шаров сверкнул глазами, подумав, что хулиган прав — нужно было бросить все и во чтобы-то ни стало догнать странного типа, одетого в какое-то тряпье. А теперь что? Поздно говорить…

— Решил вас не бросать…

— В следующий раз не останавливайтесь, я присмотрю за ними, — сказал Червяков.

— Ты точно присмотришь… — сплюнул Шаров себе под ноги.

Начинало темнеть. Мрачные избы, окруженные перепаханными огородами с торчащей ботвой, сараями и хозяйственными постройками, со следами копыт животных, точно жилые, но почему-то брошенные — их присутствие на территории воинской части производили странное впечатление — было одновременно жутко и любопытно. Кто такое вообще мог допустить? Может быть, это учебные макеты для отработки навыков десантуры или подготовке действий диверсионных отрядов в тылу врага? Он не знал ответов, но ничего лучшего в голову не приходило.

— Идем, — бросил он ребятам. На придумывание правдоподобных версий у него уже не осталось сил, да и желания тоже. Он хотел поскорее попасть в часть, а там — хоть потоп. Трибунал, милиция, дело, выговор, окончание спортивной карьеры — все что угодно, лишь бы выбраться отсюда. И вывести ребят.

Самое большое опасение внушал Червяков. От него можно было ожидать любых выходок. Даже толстый неуклюжий Марченко и полуслепой Крутов выглядели более надежно, не говоря уже о девчонках. Те вообще держались молодцом, да и по сборной легкой атлетики он знал, что девушки в команде более эмоционально стабильны.

И все же, ситуация скользила по наклонной, медленно выходила из-под контроля. Еще немного и… нет, он не сдастся, но силы будут на исходе.

Шаров отбросил скверные мысли, сделал пару глубоких вдохов как перед важным, требующим полной самоотдачи стартом и шагнул вперед.

Они волочились по проселочной дороге, постоянно озираясь и оглядываясь.

Внезапно он понял, что далекий гул и взрывы прекратились и стало бесконечно тихо. Так тихо, словно бы кто-то одновременно выключил в доме все работающие телевизоры, радиоприемники и магнитолы — так бывало, когда изредка случались проблемы на подстанции и район, где он жил, погружался в темноту и тишину.

— Как тихо, — сказала Лена, взглянув в небо, затянутое серой вуалью.

— Когда мы уже придем? — не то спросил, не то простонал Денис, потирая виски.

— Скоро, — ответил ему Давид. — Уже рядом.

Чуть левее, в глубине леса послышалось журчание. Возможно, это был тот самый ручей, вдоль которого они шли к озеру.

— Этот ручей течет прямо позади штаба, — сказал Шаров, снова достав карту. — Там труднее идти, зато точно выйдем. Давайте к спустимся к нему и посмотрим.

Они свернули и быстро вышли к воде, хотя в этом месте ручей был похож на небольшую речку метра два с половиной шириной, берега которой поросли осокой и мелким кустарником.

Вдоль правого берега змеилась едва заметная тропка. Молча группа направилась по ней, но не пройдя и двадцати метров, Шаров вдруг остановился.

— Тихо! Смотрите!

— Что? Там кто-то есть? — послышался позади него шепот.

— Там кто-то… вроде кто-то рыбу ловит…

Они прокрались еще метров пять и, затаившись за большим кустом, увидели, что в небольшом изгибе ручья, на возвышающемся бережку сидит девочка лет тринадцати и сосредоточено смотрит на поплавок на натянутой течением леске.

Она была так увлечена, что буквально ничего не видела и не слышала вокруг. Рядом с ней лежал старый «взрослик» — велосипед темно-синего цвета. Выглядел он так, словно достался ей от деда.

Шаров сделал еще шаг, под ногой треснула ветка и девчушка резко повернула голову.

Взгляды их встретились. Шаров заметил в ее глазах немое удивление, испуг, а еще — любопытство. Она словно была шокирована, увидев в лесу группу одетых в спортивные костюмы школьников.

— Эй, не бойся, — Шаров поднял обе руки, показывая, что не причинит ей вреда. — Мы из города.

В ней явно шла борьба. С одной стороны она хотела вскочить и немедленно пуститься наутек, с другой — это значило бросить удочку, велосипед и трепыхающийся в темной холщовой сумке улов.

«Но чего она может бояться в родной стране?» — подумал Шаров. Даже если они заблудились и каким-то образом вышли за пределы части, оказавшись поблизости от одной из деревень в области… чего ей бояться? Пресловутого Моцарта? Она вряд ли даже он нем слышала.

— Меня зовут Илья Андреевич, я руководитель школьного отряда «Зарницы», — сказал он, показывая на ребят, показавшихся из-за его спины.

Увидев среди них двух девочек, рыбачка слегка успокоилась.

Она смахнула прядь волос со лба, вытащила из воды удочку и положила ее рядом с собой.

— Зарница? Это что такое? — спросила она, выражаясь немного странным говором и рассматривая их как каких-то внеземных пришельцев.

— Ты не знаешь, что такое «Зарница»? — спросил Шаров.

Лена и Лиза переглянулись.

Червяков скептически покачал головой.

— Деревня, — прошептал он насмешливо.

— Нет, никогда не слышала.

Можно было предположить, что она шутит или пытается их разыграть, — так бы и подумал Шаров, но глядя в ее голубые распахнутые, абсолютно невинные глаза, он отбросил эти мысли.

— Это пионерская военно-патриотическая игра, когда…

— Так вы пионеры? — она с сомнением покачала головой.

— Конечно! — Петя Марченко извлек из кармана куртки красный галстук. — А как же⁈

Вид красного галстука, кажется, ее слегка успокоил, хотя она по-прежнему, кажется, была готова вспорхнуть в любое мгновение, словно испуганная птичка.

— А… почему вы не эвакуировались? Все дети… все школьники давно эвакуировались, а вы почему…

Ребята переглянулись.

— Это зачем? — спросил Витя. — Из-за учений что ли?

Она взглянула на него испуганно, но ничего не ответила.

— Как тебя зовут? — спросил Шаров. — Почему ты сидишь одна?

Девочка пожала плечами.

— Я Катя Орлова. Живу в деревне Сосновка… тут недалеко. Папа ушел на фронт… а больше у меня… никого нет… в детдом я не хочу. И… — она шмыгнула, — надо где-то еду брать. В деревне совсем ничего нет.

Ее худое изможденное лицо дрогнуло.

Шаров почувствовал, что реальность ускользает от него с ужасающей скоростью. Ребята, потрясенные ее словами, молчали.

— Это такая шутка у тебя? — первым подал голос Червяков. — Какой еще фронт? Афган что ли?

Девочка поджала губы.

— Что еще за Афган? Вы что ли хотите меня разыграть? Почему вы так странно одеты?

Шаров почувствовал, что сердце его ушло в пятки.

— Что значит, странно? Мы на «Зарнице», спортивные костюма, кеды, шапочки, сумки. Про какой фронт ты говоришь? Куда ушел твой папа? — он чувствовал, что с трудом задает эти вопросы, понимаю всю их нелепость.

— Ну вот что! — девочка вдруг вскочила и принялась сматывать леску на деревяшку. — Что значит, какой фронт? Вы что, с Луны свалились? Всех мужчин, у кого нет брони, забирают на войну с фашистом! — Глаза ее сверкнули. — Всех! В нашей деревне никого не осталось!

— С фашистом? — Шаров растерянно оглянулся на ребят. — С каким фашистом? Война давно закончилась, — он покачал головой. — А сейчас идет «Зарница», но это не война. Никто никого не призывал, мы сами тут…

Девочка, назвавшаяся Катей, положила смотанную леску в сумку, подняла велосипед, привязала бамбуковое удилище к раме, затем повесила сумку на руль.

— Вы слышали бомбежку? — вдруг спросила она. — Немец уже под Малоярославцем! Утром я пряталась в кустах возле дороги и подслушала, что говорят бойцы, которые туда шли! И вы… если вас увидит милиция, вас сразу арестуют за бродяжничество!

Воцарилась тишина. Все смешалось в голове Шарова — «Зарница», бомбежка, немцы, бойцы, эта девочка…

Вперед на полшага вышел Давид. Глядя на странную лесную незнакомку, он сделал ей знак рукой, потому что она вот-вот была готова сорваться.

— Подожди.

Его мягкий голос заставил ее обернуться.

— Ну что еще?

— Слушай… какой сейчас год?

Она посмотрела на него как на полоумного, качнула головой, светлая прядь снова легла ей на лоб.

— Вы точно с Луны свалились. Сорок первый. Тысяча девятьсот сорок первый. Четырнадцатое октября сегодня.

Давид оглянулся на Шарова. Тот смотрел на девочку немигающим взглядом.

— Какой-какой год, повтори? — хрипло переспросил Шаров.

— Сорок первый, — снова сказал она, словно объясняя урок невнимательному ученику.

— Этого не может быть… — произнес Шаров.

Но глядя на Катю Орлову, на ее велосипед, вдыхая странную лесную тишину, наступившую после ожесточённой долбежки, вспомнив избушки, их долгую извилистую дорогу, озеро, взрыв гранаты, — все до того момента, когда часы на его руке остановились, он вдруг понял, точнее осознал шестым чувством: она не врет.