Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 43

Скорее всего, фон Готт сам был виноват в том, что его поранили, — было такое подозрение у барона. Ведь не просто так этот задира оказался у дверей именно тогда, когда там была молодёжь Маленов. Мог бы подождать, пока они выйдут, и тогда сам пойти к дверям. Но теперь говорить о том смысла не было. Может быть, это даже хорошо, что Малены напали на его человека прямо в ратуше. Нужно было обязательно о том распустить слухи по городу, дескать, у этого подлого семейства ничего нет святого, могут и в ратуше напасть, а могут даже и в храме. С них станется. Хорошо, что рана оказалась пустяковой, простой порез. Тем не менее прямо у ратуши распоротый колет и окровавленную руку фон Готта видели многие городские бездельники, торчащие у ратуши из любопытства. Также они видели, как графиня, не успев уехать, выскочила из своей кареты и стала собственным платком перевязывать руку оруженосцу барона. А тот, словно бравируя своей раной, поглядывал по сторонам с самодовольной улыбочкой, мол, вы видите, кто мне перевязывает руку? Графиня и красавица!

Волков замечал взгляды зевак и слышал, как те перебрасывались словами: «напали», «Малены», «Эшбахты». А тут как раз из ратуши стали выходить сенаторы на обед и всякий чиновный люд, и они тоже присоединились к обсуждению случая.

К генералу подошёл Хуго Фейлинг и сказал:

— Барон, приглашаю вас и людей ваших к себе, будут перепела и вырезка с розмарином, ваше любимое вино, заодно обсудим дело. Стол уже накрывают, перепела жарятся, вырезка томится. Нашу победу надобно отпраздновать.

— Я буду вскоре, — обещал Волков, — лишь заеду к епископу, а вы берегите графиню.

— Непременно, — обещал Фейлинг.

И они разъехались. Барон, как и обещал, поехал с фон Флюгеном, с фон Готтом и Карлом Брюнхвальдом к епископу. И застал того за унылым постным обедом из варёных бобов с соусом из ржаной муки и какой-то постной рыбы.

Отец Бартоломей пригасил всех пришедших господ к столу, но Волков, уже думая о вырезке и перепелах, конечно, отказался.

— Не буду вас отвлекать, святой отец, прошу вас лишь о деле простом.

— О чём же вы просите, дорогой барон?

Тут генерал позвал к себе фон Готта и, когда тот подошёл, показал епископу его руку, обмотанную платком, на котором проступали кровавые пятна.

— Малены! — сразу догадался отец Бартоломей, едва взглянув на окровавленный платок. — Сегодня же вы решали с ними свою тяжбу в городском совете.

— Малены, — кивал генерал. — Вы хорошо осведомлены, святой отец.

— И что же произошло?

— Напали на моего оруженосца прямо в ратуше. В ратуше! — воскликнул Волков.

— Сенаторы приняли решение в вашу пользу? — снова догадался архиепископ.

— Да. Малены распустились, ни в чём не знают границ: грабят купцов на реке, нападают на неугодных средь бела дня. Неплохо было бы, чтобы вы публично осудили хотя бы это злодеяние. Иначе в следующий раз они станут нападать на людей и в храмах.

— Ваша просьба вполне резонна, сын мой, — согласился отец Бартоломей. Он покивал головой. — Такое поведение для людей богобоязненных недопустимо. Скажу об этом вопиющем случае на воскресной проповеди.

— О большем и просить не смею, — генерал приблизился к епископу, и тот подал ему для поцелуя руку.

— Сын мой, имейте в виду, — отец Бартоломей встал и обнял барона. — Имён в проповеди упоминать не стану, упомяну лишь случай.

— И того будет достаточно, святой отец, — согласился Волков. — Город и так будет знать, про кого ваши слова сказаны. Горожане уже об этой подлости говорят.