Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 20

Ехали на двух каретах в сопровождении шести верховых, двое были от Волкова и четверо — люди Кёршнера. Ещё на подъезде к главной городской площади кареты поехали медленно из-за большого количества людей, что собирались на улицах. Люди были одеты празднично. Тут были и трубачи, и барабанщики. А ещё барон стал отчётливо чувствовать запах жаренного на огне мяса. То повара городские готовили на улице жаркое для черни, уже крутили где-то на вертелах целые туши коров и свиней. Резали большими тесаками пшеничные хлеба, сыры и колбасы, выбивали днища у огромных пивных бочек.

— Всё как в былые времена! — сообщила ему баронесса. Она была возбуждена и выглядывала в окно кареты. — Так при батюшке было, когда он давал пасхальные балы.

А на главной площади не протиснуться от карет, все видные горожане, а также многие сеньоры из окрестностей приехали по приглашению графини. Генерал слегка волновался, что на бал приедет мало кто из первых персон графства, но тут он успокоился: кроме городских нобилей, многие, многие гербы из земельной знати были тут. Не побоялись сеньоры раздражения фамилии Маленов, приехали. Графиня, несомненно, набирала в графстве всё больший вес. И он прекрасно понимал, что в этом её успехе он сам играет не последнюю роль. Его военные успехи и расположение к нему принца были большим подспорьем Брунхильде.

Входы в ратушу задрапированы полотнищами в цветах Маленов. А у входа ещё и знамёна с гербами рода свисают. Барон по достоинству оценил сие.

«Правильно, правильно. Отныне все в городе должны знать: графиня Брунхильда и её сын, десятый граф Мален, — первые в этом роду, и они дадут фамилии новую ветвь. Их ветвь теперь будет зваться Малены-Эшбахты… Если, конечно, выживут».

Подошла их очередь, и они стали выходить из карет. У входа в ратушу на красных коврах встречают гостей разодетый в парчу Хуго Фейлинг и бургомистр Ольбрехт, который надел на себя богатую соболью шубу с тяжёлой золотой цепью поверх неё.

А между ними, ростом едва ли не выше их, стояла Брунхильда. В платье из благородной темно-серой парчи, расшитом серебряным узором, в котором легко угадывалась тонкая работа мастериц славного города Ланна. А на голове у неё высился рогатый «месяц» старинного головного убора, которые уже почти никто не носит, подчёркивающий высокий статус женщины.

Фамилию Эшбахтов тут принимали с подчёркнутым радушием, Фейлинг и бургомистр кланялись барону и баронессе, а графиня, на правах родственницы, так сначала расцеловала Элеонору Августу, а потом целовала «брату» руку, а он целовал ей щёки.

— Ах, что это у вас за удивительное платье, дорогая сестра, — заметила графиня наряд баронессы. Причём эту фразу она произнесла и без намёка на издёвку или лукавство. Словно платье «сестрицы» и вправду ей понравилось. Но генерал не поверил в чистосердечность этих слов.

«Удивительное платье? В каком смысле удивительное? Нет… Брунхильда насмехается над женой. Не иначе!».

— Ах, что вы, это платье… Оно просто пустяк по сравнению с вашим, сестрица, — Элеонора Августа млела и краснела от шеи и до ушей от счастья, что её наряд заметила и признала дама, хоть и бывшая, но фаворитка Его Высочества, сколько лет прожившая при дворе.

Волков вошёл в здание ратуши. Всё было убрано и украшено, повсюду цветные полотнища и гербы Маленов. На столах стояли кувшины из дорогого красного стекла.

О! Красивые бокалы. Большие блюда. И три десятка музыкантов рассаживались на балконах. Уже пробовали свои инструменты, ели и пили перед долгой работой. Атлеты и акробаты, шуты также находились в огромной зале.

Ему одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что графиня ему немножко… врёт. Уж больно хороши были столы, хороша посуда, чтобы стоимость этого бала могла уместиться в тысячу талеров. Две, а то и три тысячи, и это не считая жаркого, что жарилось для простолюдинов, не считая пива и колбас.

А к нему и его жене уже бежал распорядитель бала, любезный и разодетый в самые пёстрые и яркие одежды, немного противный тип. Он стал указывать генералу его место. И, конечно, его место было лучшее, находилось оно за центральным столом, что стоял на небольшой возвышенности. Кресло Волкову досталось по правую руку от кресла графини, о чём ему с придыханием сообщил распорядитель. Другое место рядом с Волковым предназначалось, естественно, баронессе. И та радовалась, как девочка, которая достигла брачного возраста и в первый раз приглашена на бал.

Барон и баронесса фон Рабенбург заняли свои места при помощи лакеев и распорядителя. И баронесса сразу стала рассматривать и трогать всё, что было на столе перед нею.

— Посмотрите, какие у графини стаканы, — восхищалась Элеонора Августа. Она схватила красивый высокий бокал и вертела его в руках. — Видно, она их из Вильбурга привезла. У нас таких не сыскать, хоть неделю ищи.

— Эти стаканы из Ланна, — заметил барон.

— Вот я так и подумала, что не наши! — тут же сказала баронесса и прибавила: — Я очень хочу такие. Вы мне купите? Может, как-нибудь съездим в Ланн, заодно проведаем вашу племянницу.

— Я обязательно вам куплю такие, — обещал ей барон. — Но после того, как закончу строить замок.

— Ах, этот замок! Как он уже надоел! — воскликнула баронесса, ставя стакан на стол. — Сколько лет уже строим его, столько сил и денег у нас отнимает. Словно камень на шее.

Всё это было сказано с каким-то скрытым упрёком, словно она выговаривала ему, что замок он строит слишком долго. И что он виноват в том, что строительство съедает все доходы от имения на много лет вперёд. Генерал бросает на неё нехороший взгляд. Но вслух ничего ей не говорит. Хотя эти её слова его задевают. И он просто отводит глаза.

«Вот гусыня! Совсем у неё мозгов нет».

Словно не помнит, что сама же, глупая, упрекала его сотню раз, что их дом в Эшбахте — просто хибара, что жить в нём невыносимо, и тут же высказывает ему за то, что он строит для неё новый роскошный дом на берегу реки в живописнейшем месте.

Волков поморщился. Жена появилась совсем недавно, и трёх дней не прошло, а он уже сыт ею. А она, как будто не видит его настроения, кладёт свою руку на его руку, склоняется к нему ближе, улыбается и что-то шепчет ему ласковое, какую-то чепуху, но он не разбирает слов. И думает о том, что лучше бы на месте жены сидела Брунхильда. Лучше бы… Или даже Бригитт. А эта женщина… Она сейчас его только раздражает… А ещё генерал так и не забыл, что она задумывала. Не забыл своего позора. И её любовничка мерзавца Шоуберга, изрубленного и висящего с вывернутой головой на заборе его дома, как сейчас видел. Он ничего из прошлого не забыл. А она всё продолжала говорить, и говорила про то, как рада, что попала сюда, и как ей было тоскливо без мужа.

Он же слушал её в пол-уха и обрадовался, когда в ратуше появился его сосед, барон фон Фезенклевер с женою. Тот, найдя генерала глазами, тут же помахал ему рукой, и Волков поднялся со своего места и стал вылезать из-за стола.

— Куда же вы? — удивилась Элеонора Августа, прервав наконец свою болтовню.

— Вон наш сосед пришёл, нужно с ним переговорить о делах, — отвечал барон супруге.

— Ах, конечно же, у вас опять дела! — баронесса, кажется, обиделась. — А я даже на балу буду сидеть одна, как вдова.

Барон фон Фезенклевер был старшим братом канцлера Его Высочества, и ему с генералом было о чём поговорить. Сеньоры обсудили своих крестьян, которым сколько ни дай, а они всё равно стараются сбежать в кантоны, и грабежи на реке. И реакцию горожан и сеньоров на эти происшествия. Причём Волков чувствовал, что Фезенклевер разделяет его позицию в этом вопросе и считает, что в первую очередь против разбойника должен выступить город, а не сеньоры.

Но больше всего они обсуждали перемены при дворе. И близкую отставку канцлера. Эта тема была для обоих близка и малоприятна.

В общем, проговорили сеньоры, стоя у стены ратуши, довольно долго. Пока рядом с ними не появилась графиня и своим появлением, хоть и ненавязчиво, но прервала их беседу. Фон Фезенклевер раскланялся с нею и ушёл. А «брат» и «сестра» остались в первый раз за день наедине. За то время, что сеньоры разговаривали, огромное помещение почти заполнилось самыми видными людьми графства и города, и теперь Брунхильда осматривала своих гостей и с некоторым волнением отмечала:

— Ну что ж, почти все из званых пришли.

— Можешь считать, что бал удался, — заверил её Волков. — Теперь всё будет зависеть от твоих поваров и твоего вина. Ну, и от твоих музыкантов.

— Ах, об этом я не беспокоюсь, Хуго собрал поваров лучших в графстве, а вино я сама пробовала, всё хорошее. А вот епископ…

— Ах да, забыл тебе сказать, он просил передать, что не придёт.

— Не придёт? — удивилась графиня.

— Пост, — пояснил генерал. — До пасхи ещё три дня.

— Раньше, когда супруг мой устраивал бал, епископ приходил.

— То был другой епископ, — генерал тоже рассматривает гостей, которые уже почти расселись, и спрашивает «сестрицу»: — А что, родственников со стороны мужа ты не приглашала?

Она смотрит на него с удивлением.

— Надо было обязательно прислать им приглашения, — продолжает генерал нравоучительно.

— Они бы всё равно не пришли… Наверное… — разумно предполагает Брунхильда.

— Скорее всего; и то было бы вам на руку, — говорит ей барон. — Они не пришли бы, а вы бы всем собравшимся сообщили, что надобно подождать, пока они придут. Часик посидеть за столом. Всё-таки они ваши родственники. Вот гости, важные гости, лучшие люди графства, сидели бы и ждали, пока Малены соизволят явиться. С вашей стороны это было бы проявлением вежливости. Но, уверяю вас, такое высокомерие и заносчивость Маленов никому из присутствующих не понравились бы: с какой стати мы все должны их ждать? — он поглядел на красавицу, которая слушала его с большим вниманием, и закончил: — Умение располагать к себе людей, умение завоёвывать друзей у вас есть, а вот умению настраивать своих друзей против своих врагов вам ещё нужно учиться.

Графиня всё то запомнила, а потом и спрашивает:

— Вдруг они пожаловали бы?

— И то вам было бы на руку, посадили бы за столы самые подлые, у входа или у кухни, чтобы все видели их теперешнее место.

— Так они склоку затеяли бы, — сразу предположила красавица.

— И это было бы к вашей выгоде, так всем стала бы видна их дурость и склочность, а ещё бы вы взяли на всякий случай людей добрых, которые их в случае бузы вытолкали бы взашей и с позором. И тогда все присутствующие поняли бы, что вы теперь тут сила, а они отныне здесь никто.

А графиня смотрит на него с укоризной и говорит:

— Давеча была я у на ужине у Кёршнеров и у вас, отчего же вы мне про то всё не рассказали?

— Я думал, что ты, при дворе сколько лет прожив, и без меня все эти мелочи знаешь, да и не до того мне тогда было, я о другом думал, — отвечает Волков. — Я и сейчас о том думаю.

— И о чём же вы думаете, братец? — спрашивает красавица.

— Думаю, есть ли тут хоть какая-то комнатёнка, где я мог бы тебе по-быстрому подол задрать, — отвечает он улыбаясь. — Раз уж в прошлый раз не получилось.

Графиня морщится, как от кислого, и говорит ему с заносчивостью красивой женщины: