Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 17

После ужина супруги и сыновья пожелали хозяевам спокойной ночи и ушли в свои покои. Нянька и монахиня увели мальчиков в их спальню, а барон и баронесса остались в своей. Горничная помогала Элеоноре Августе раздеваться возле зеркала, Томас приносил господину таз с водой, а Гюнтер унёс его одежду, чтобы почистить или постирать.

А баронесса при этом ему говорила:

— Дорогой супруг, а отчего же вы не сказали, что сестрица ваша даёт пасхальный бал?

— Я и сам о том узнал лишь по приезду, — Волков умылся с мылом и стал обмывать шею, грудь и подмышки.

— И она мне про то ничего не писала, — продолжала баронесса. — Могла бы написать пару слов по-родственному.

В этих речах слышался укор, но вот направлен он был не по адресу. Однако оправдывать Брунхильду генерал не спешил, день выдался непростой, ему было просто лень говорить про это, но супруга его не унималась и продолжала.

— А сами-то вы на бал пойдёте, наверное? — едко интересовалась у генерала жена.

— Мне нужно там быть по делам, — нехотя ответил тот.

— А когда вы собирались писать мне, что приехали в Мален? — интересуется супруга.

— Я закончил все дела и завтра собирался устроить себе почтовый день. Вам бы я написал первой, — барон закончил с мытьём и взял у Томаса полотенце.

— Может, сестрица меня стыдится? — продолжала Элеонора Августа всё с той же своей неприятной едкостью. — Может, она меня не хотела звать на бал?

— С чего бы ей вас стыдиться? — Волков морщился, ему был неприятен весь этот разговор.

— Ну так вы видели её! Истинная графиня! — баронесса говорила это так, как будто её муж был в этом виноват. — И молодой граф тоже хорош, учтив, пригож, не чета нашим сыновьям, — женщина бросает на мужа недобрый взгляд, — они при дворе в ласке принца жили, мы, поди, для них деревенщина.

— Я бы предпочёл всю оставшуюся жизнь прожить в нашей деревне и при дворе вовсе не появляться, — говорит Волков и ложится в постель. И чтобы хоть чуть улучшить настроение жены, добавляет: — Курфюрст за дело моё в Фёренбурге даровал мне дом в Вильбурге.

— Дом⁈ — воскликнула жена и тут же кинулась на кровать к мужу. — А что за дом? Хорош?

— Хорош тем, что есть, — отвечает ей генерал. — Комнат мало, для прислуги места нет, конюшни малы… Но жить там можно. Мебель я какую-то купил. А вот посуды нет, простыней нет, перин…

— А сам-то дом каков? — женщина лезет к мужу, обнимает его аккуратно, чтобы не разбередить рану. — Сам-то дом красив?

— Ну, неплох, — отвечает ей барон, — на хорошей улице стоит.

— Ох, как то хорошо может быть. Поедемте туда, господин мой, — жена прижимается к нему, гладит по щеке, даже закидывает на него свою ножку. — Ах, как хочу я в Вильбург. Хочу дом посмотреть, всё купить для него, опять же сыновей при дворе представить. Вы же сможете взять нас во дворец, когда принц позовёт вас туда? И дворец бы мы посмотрели. Вы ведь при дворце часто бывали? На балах, на обедах.

На этом благодушие генерала и закончилось, он говорит жене весьма твёрдо:

— Принц позовёт меня ко двору, когда пожелает на новую войну отправить, а мне его войны уже до желудочных колик обрыдли, и двор Его Высочества я больше видеть не хочу. Насмотрелся уже. Можно будет съездить в Вильбург по осени, после урожая, сыновьям столицу показать, вам по лавкам походить, но ко двору ездить да на обеды к принцу набиваться у меня желания нету.

Но жена от его слов огорчилась всего на мгновение, а потом продолжает:

— Ну и хорошо, съездим по осени, а ко двору я могу и без вас съездить, авось принц примет родственницу.

Волков смотрит на неё осуждающе, но ничего не говорит, а баронесса оправдывается:

— Ну надо же сыновьям показать двор.

— Уж чего-чего, а двора им точно видеть нужды нет.

— Ах, как вы не правы, — мечтает баронесса, закатывая глаза к потолку. — Говорят, там такие балы! Такие обеды. Дамы в таких нарядах. Говорят, лучшие рыцари все там, там и турниры лучшие, и все так хорошо танцуют. Не то что в этом закопчённом Малене, где одни кузнецы да купчишки… Вот хорошо бы было, если бы герцог подтвердил вам чин генерала и дал при дворе содержание, а лучше уж дал чин маршала…

Тут уже барон не выдерживает, скидывает с себя ножку жены и говорит холодно:

— Душа моя, злите вы меня, ибо глупости вашей предела нет.

— А что? Что? — жена лезет к нему, обнимает и целует его. — Отчего вы так злитесь. Оттого, что при дворе состоять не желаете? Так и ладно, это я только помечтать хотела. А сыновьям покажем дворец, и того будет достаточно.

Она запускает крепкую ручку свою под мужнее исподнее, целует его не единожды в щёки, в губы и шепчет сладострастно:

— Не злитесь на дурость мою, не отталкивайте меня, сердце моё, я без вас с Рождества, жду вас, жду, уже истосковалась.

Вся его страсть, весь его любовный пыл перегорел в этой комнате ещё час или два назад, когда тут, присев на этой кровати, задирала юбки обворожительная графиня; он бы и сейчас хотел видеть тут её, а не жену, но жена по законам людским и божьим имела право на его внимание. И хотя то, что некрасива она, и не мила, и пахнет от неё совсем не так, как от Брунхильды, но генерал не отталкивал её. Жена, данная Богом, всё-таки. Куда от неё деться?