Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 19

Они вернулись со множеством покупок уже ближе к ужину. Лакеи бежали вниз, ко входу, а поднимались по лестнице уже с тюками и свёртками. Клара Кёршнер была значительно старше баронессы. Может, потому относилась к покупкам спокойнее, а Элеонора Августа, давненько не выезжавшая из Эшбахта, была возбуждена и радостна. Первым делом кинулась к мужу делиться своей радостью, а заодно целовать его. И, расцеловав так, как будто он только что вернулся с войны, она стала щебетать:

— Ах, столько всего пришлось купить; хорошо, что Клара поехала со мной, я и половины тех хороших лавок не видела, которые она мне показала, — она была счастлива и вся светилась. — Пойдёмте в наши покои, я покажу вам, что купила.

И хоть генерала сейчас больше интересовал ужин, он согласился.

А там, усевшись в кресло возле кровати, смотрел, как горничная торопливо помогает его жене раздеться, чтобы та потом смогла начать показ нового платья. И Элеоноре Августе не пришлось его даже надевать, едва служанка развязала ленты свёртка, а генералу было уже всё ясно.

«Эх, надо было поехать с нею».

Впрочем, он вовсе не был уверен в том, что нашёл бы тут, в Малене, в далёкой от всех столиц провинции, что-то достойное жены известного в округе человека и боевого генерала.

«Нужно было её свозить в Вильбург, а лучше, конечно, в Ланн».

То, что купила себе на бал баронесса, не было похоже ни на то фривольное и очаровательное, что носят красотки при дворе, ни на то серьёзное и роскошное, что носила сейчас Брунхильда.

То было тяжёлое платье из хорошего сукна горчичного цвета, расшитое и отороченное чёрными кружевами. Яркое и провинциальное. Как раз для провинциалки, которой раз в год удаётся выбраться на бал.

«Впрочем, не многого ли я от них хочу? Разве госпожа медвежьего угла и купчиха могли купить что-то лучше?».

И вот это почти жёлтое платье было водружено на неказистую, коротковатую и широковатую фигурку его супруги… И тогда барон заволновался. Не на шутку. Женщина улыбалась и спрашивала его:

— Ну, дорогой супруг. Как вам?

А платье не сидело на ней… никак…

«Какая там Брунхильда? Какая там ещё София фон Аленберг? Моей коровёнке перещеголять хотя бы торговку потрохами с маленского рынка! Уж лучше бы она обернулась в конскую попону!».

— Ну, душа моя… — требует ответа Элеонора Августа, вертясь перед супругом и так, и этак. — Что скажете?

Волков ёрзает на своем кресле и потом произносит:

— Дражайшая супруга, а не кажется ли вам, что оно вам не по фигуре?

— А, это я знаю, — отвечает баронесса, крутясь то в одну сторону, то в другую. — Оно мне велико… — она глядит в зеркало, что поднесла ей горничная, — Клара уже послала за портным и белошвейками, уж за ночь они управятся, и оно сядет как надо.

— Ну что ж… — генерал вздыхает. — Хорошо, — и тут же спрашивает: — А вы с собой из дома никаких других платьев не взяли?

— Взяла, так оно старее того, в котором я приехала, — отвечает супруга. — Я, как узнала, что вы в Малене, так стала собираться, чтобы успеть в город до того, как ворота закроют. Торопилась.

Генерал уже начал смиряться с тем, что жена завтра на городском балу будет выглядеть ужасно. Что ж тут поделаешь, деньги-то уже потрачены. Да и времени ехать покупать новое платье уже нет.

Про себя, в душе́, генерал машет рукой.

«Ну и во славу Господа. Ей этот страх Божий нравится, и пусть. Не буду её разочаровывать. Вон как радуется. Ну а завтра на балу как-нибудь перетерплю».

— А вот смотрите, какое я нижнее купила, — жена уже сняла страшное платье и, разоблачившись перед мужем до естества, надела платье нижнее. И эта одежда была куда лучше верхней. Отличная ткань, расшитый узором подол, удачный покрой.

— Жаль, что на бал нельзя идти в этом, — говорит генерал с сожалением.

— Вам нравится, да? — жена кидается к нему и обнимает, она так рада, что у него нет сил сказать ей правду об этом её новом платье. А она уже из какого-то мешочка достаёт чулки, их две пары, пара шёлковых чёрных и пара светлых, почти белых. — А вот смотрите, что я ещё купила.

А потом она ещё что-то показывала ему, и туфельки бальные, и башмачки, и берет, и лёгкую фату с замысловатой шапочкой, и ленты, и платки, и перчатки.

Он удивляется тому, как много она всего купила. И тут одна мысль приходит барону в голову:

— Сердце моё, а сколько же вы за сегодня потратили?

— Ох, — она садится на кровать напротив него, подбирает подол и начинает надевать чёрные чулки, а служанка ей помогает. — Даже и не знаю, я и не считала серебра…

Её ножки в чёрном шёлке выглядят более стройными, и она говорит служанке:

— Туфли подай.

И пока служанка надевает ей на ноги туфли, барон опять её спрашивает:

— Так сколько вы сегодня потратили, душа моя?

— Ой, говорю же вам, я и не считала, — отвечает баронесса, пританцовывая на паркете, выделывая всякие па, словно готовилась к завтрашним танцам. — Что-то у меня было, а что-то я у Ёгана взяла перед дорогой.

Но всё это не кажется барону убедительным.

— Взяли у Ёгана? И сколько же он вам дал?

— Я уже и не помню, он вам сам скажет, — она не хочет об этом говорить, женщина счастлива, ей сейчас не до этих глупостей.

— А у госпожи Кёршнер вы деньги сегодня просили?

— Ничего я у неё не просила, — сразу, и теперь уже серьёзно, заявляет Элеонора Августа и добавляет: — но, кажется, она за меня где-то что-то доплачивала.

Новые долги. Генерал вздыхает; в общем-то, он так и предполагал.

Ругать он её не стал, последние несколько лет стройка выжимала из него всё серебро, которое он только мог добыть, а те деньги, что перепадали семье, баронесса в первую очередь тратила на сыновей. Пусть хоть теперь немного порадуется. Всё равно сотня или две талеров для него мало что решали.

А после ужина она долго не приходила в спальню, они с Кларой уединились на женской стороне дома, так как приехал портной Кёршнеров, и теперь он занимался платьем баронессы.

«Господь всемилостивый, пусть у него хоть что-нибудь получится».