Добро заражённого города

Глава 10

Писарь выкинул окурок в огонь и обошёл лагерь. Соля поднимал тост за "тех, кого с нами нет". Инициатором был застолья Рыжий.

На ходу Писарь зашёлся кашлем, остановился и продолжил обход, пока не наткнулся глазами на очертания капкана. Лишь удачно упавший свет позволил ему заметить его. Он упёр руки в бока и задумался, прикидывая формулировки будущих приказов.

Парни навряд ли поддержат его инициативу укрепить лагерь на ночь глядя. С другой стороны, он исполнял обязанности командира группы, каждое его слово приравнивалось к слову Жигуля. Писарь, несмотря на обострившееся чувство опасности, источником которого, как он думал, была недостаточная плотность ловушек в лесу, развернулся и пошёл к пригорку. Лодочник вглядывался в бинокль куда-то в одну точку, иногда убирая окуляры от глаз.

— Что видишь? — на подходах спросил Писарь, пытаясь уловить хоть какое-то движение в замершей картинке мёртвого города.

— Кажется, кто-то двигался вон в том доме, который второй от дороги.

— Дай, — Писарь встал рядом и протянул руку к Лодочнику. Тот передал бинокль. — Какой этаж?

— Последний, самое правое окно.

Писарь какое-то время постоял с биноклем, концентрируясь на окнах пятого этажа. Ничего. Он вернул бинокль и, как только хотел сойти с пригорка, увидел движение у основания здания. Писарь снова взяв бинокль, не описывая увиденного Петру раньше времени.

— Увидел? — равнодушно поинтересовался Лодочник.

— Показалось.

Бинокль вернулся постовому.

— Как себя чувствуешь? — спросил Писарь.

— Не жалуюсь.

— А всё-таки?

— Лучше одних, не хуже других. По крайней мере, не просыпаюсь от своего же кашля.

— В этих местах это уже можно считать достижением, — подытожил Писарь.

— Ты сам-то как?

— Кашель. Терпеть его уже не могу.

— Всё первое поколение, что туберкулёзники. Жуть.

— Как думаешь, лекарство будет? — после небольшой паузы спросил Писарь.

— Бу-удет. Когда-нибудь потом. Но сам по себе кашель ничего не значит. Вон, Филин, жил-жил и умер. Никто не заметил, что кашель участился или ещё что-то. Просто в один день из-за боли не смог встать, — Лодочник пожал плечами, — бедняга натерпелся.

— Я бы не стал ждать лишний день и мучаться в конвульсиях.

Между ними воцарилось молчание. Привычную тишину прерывал шум застолья.

— Есть планы на завтра? — спросил Лодочник.

— Есть. Хочу парней выгнать в город.

— Обе группы? У нас же троих нет?

— Нет. Хочу три группы по одному.

Лодочник убрал бинокль от глаз.

— Думаешь, разумно?

— Да, — Писарь кивнул, — более чем. Я, Лысый и Рыжий. Ты с Солей здесь.

— Жигуль давно бросил отправлять разведчиков по одиночке. Хочешь к этому вернуться?

— Не сравнивай. Тогда были другие условия. Сейчас и оружия, и фильтров в достатке.

— Жигуль не одобрит.

— Мы с ним говорили по этому поводу. Слишком много людей просиживают без дела в лагере, а разведчики используются нерационально.

— Ну, всё будет на твоей совести.

— Поучи меня ещё, Пётр.

— Надеюсь про меня ты так не думаешь? — после паузы спросил Лодочник.

— Как не думаю? А. Нет, ты своё уже отработал. Да и в лагере ты полезнее, чем в Нилосске.

Пётр удовлетворённо покивал.

— Когда собираешься донести до них свои планы?

— Пусть пока отдохнут, они заслужили

Писарю не хотелось уходить к остальным. Он присел на корточки и посмотрел на время.

— Сколько? — спросил Лодочник, непонятно как заметивший движения собеседника.

— Полдевятого.

Исполняющий обязанности командира обернулся на бойцов и грузно поднялся. Откашлявшись, он двинулся к центру лагеря.

— Писарь, давай к нам. Следующий тост за тебя, — улыбнулся Рыжий.

— Заканчиваем, ребята. Завтра рано вставать.

— Да ладно, Писарь, ещё успеем. Давай отметим!

Призывно прозвучал тост: "За Писаря", — следом послышался звон бакалов. Один из них протягивали Вите. Он осмотрел группу и поставил прозрачную жидкость в стакане на стол.

— По палаткам, мужики. Отбой. Подъём в 4, выход в город в 5.

Смешки умолкали. Парни отставляли тарелки от себя кружки и тарелки.

— Не круто ли? — послышался голос Лысого.

Был бы возражающий Соля, Писарь бы отчитал его, припомнив все его недавние промахи. Про Лысого ничего существенного Писарь высказать группе не мог.

— Жигуль всё гордится нашим профессионализмом, мол, один "жигульский" троих "стеклянных" стоит. Но Стекло посылает 2 группы по 3 человека, а у нас не всегда и по две набирается. Мужики, у вас сумки полупустые, когда вы из разведки возвращаетесь, вам нужно больше времени в городе быть, — его речь была приправлена матом совсем чуть-чуть в местах, где это было уместно. Говорил он не так убедительно, как Жигуль, поэтому только из-за интонаций в его словах можно было усомниться. В "плюсы" Писарь записывал себе умение прикрикнуть, козырнуть опытом и показать свою правоту на контрасте с решениями командиров других групп.

— Два фильтра не хватит на 12 часов, Писарь.

— Знаю. Возьмёте по 4, 1 уйдёт в запас, на всякий случай. Подробности решим завтра, у меня есть прикидки. Собираюсь вам поплотнее, на пару улиц раскидать, чтобы, если что, так все стянулись, — замялся Писарь, понимая, что уже наговорил лишнего.

— Одной группой же пойдём? — не понимающе уточнил Лысый.

— Нет, по одному человеку, Лысый. На этом закончим. По палаткам парни. Рыжий, встанешь под утро на пост, я разбужу.

Группа осталась неудовлетворённой речью Писаря и он это видел. Благо, никто спорить не стал. Посуду он согрёб в одну кучу, вынул из своей палатки техническую воду и принялся отмывать тарелка, складывая редкие объедки в мусорный мешок.

Довольно быстро он закончил, поднялся, размялся и пошёл к постовому.

— Ну как дом? — равнодушно справился он на подходе.

— Пока стоит.

— Я про движение, Пётр.

— Какое движение? — Лодочник убрал от глаз бинокль и уставился на Писаря.

— Ты же говорил, движение было!

Несмотря на то, что Виктор повышал голос на Лодочника, тот всё равно смотрел на него, как на полоумного.

— Не говорил я такого, — спокойно ответил Лодочник.

— Перед тем, как мне пойти речь толкать перед мужиками? Ну? Вспоминай!

— Да не было такого. Ты подошёл, спросил, куда я смотрю.

— Ну?

— ...я сказал, что на здание.

— Ну?!

— Ты взял бинокль и уставился на него, сказал, что ничего не заметил.

Писарь шумно сплюнул.

— Ты же сам говорил, что в окне кого-то видел.

— Не говорил я такого, — тоже переходя на крик, продолжал спор Лодочник. Писарь замолчал на какое-то время, осматривая морщинистое лицо собеседника.

— Мне показалось, хочешь сказать?

Пётр молчал, не зная, что ответить.

— Писарь, тебе, наверное, поспать лучше, — вернувшись к прежнему тону, предложил Лодочник. Писарь, ещё раз смерив его взглядом, развернулся и ушёл к себе в палатку. Копошение в лагере прекратилось.

Лодочник ещё несколько секунд смотрел вслед напарнику, затем отрицательно помотал головой и приложил к глазам бинокль вновь. Это была тёплая ночь.

В доме Отца не было охраны, несмотря на статус, что и подметил Жигуль. Отец отмахнулся, сказав что-то про помощника, которого он отпустил сегодня и принялся готовить турку для кофе.

— Выпить кто хочет? — Отец зазвенел рюмками, доставая из холодильника коньяк. "Жигульские" сразу подметили электрификацию дома. — Генератор, — пояснил Отец, расставляя рюмки на столе. Все расселись по табуреткам.

— Я не буду, Батя, спасибо, — Купец вскинул ладонь на уровне живота. Отец, смерив "жигульского" взглядом, убрал одну рюмку, затем откупорил бутылку и разлил тёмное содержимое. В прозрачных рюмках коньяк зазывающе переливался янтарным цветом.

— Ну, будем, — продиктовал Отец, чокнулся со всеми по очереди и опрокинул рюмку в рот. То же сделали и остальные.

Помещение наполнилось запахом кофе.

— Ну, ещё по одной, под кофе, — Отец снова заполнил рюмки. Радист с Жигулём переглянулись. — Будем, мужики.

Кофе Отец всё-таки разлил по небольшим кофейным чашкам. Купец, улыбнувшись, посмотрел Жигулю в глаза, приподнимая небольшую чашку с крепким напитком. Гарик напряг губы, нахмурился и строго, но почти незаметно, помотал головой. Улыбка тут же спала с лица Купца.

— Хороший кофе, Батя, спасибо, — отозвался Купец после первого глотка.

— Зёрна. Пережаренный, — сматерился, затем закашлялся Отец. — Рассказывай, Жигуль, как с племянником прошло.

— Ничего внятного он не сказал, — на чистоту начал Жигуль, — про эти новые группы зелёных сказал, что безобидные. Что, мол, мы сами справимся.

Отец усмехнулся, покосился на бутылку, затем отодвинул её в сторону, положив на её место руку с платком.

— А про Володьку?

— Про Володьку ничего не сказал. Сказал, что людей набирает.

Хозяин дома отрицательно помотал головой.

— "Стеклянный" много на себя берёт, — через кашель сказал Отец.

— Володя-то? Да, 12 человек в группе держит, — уточнил Жигуль.

Отец наклонился к Жигулю.

— Скажу честно, его парней тут часто видят. И не на рынке или у администрации. В низине, где новички живут.

Купец нахмурился, так как в том месте ни только ни разу не был, но и дороги туда не знал.

— Хочешь сказать, он в зелью общается?

— Я говорю то, что знаю и что видел, Гарик.

— А Кипарис? Он знает об этом?

Вопрос Жигуля Отец встретил холодным взглядом.

— Мозгов как у макаки, — проматерился Отец, — думаешь, он бы держал у себя под носом бочку с порохом? Конечно, он обо всём знает и специально собирает людей для Володи, — Отец поднёс платок к губам и зашёлся кашлем.

— Если это правда... — рассуждал Жигуль, — чего он добивается?

— Видимо, у них какие-то тёрки с Володей Стеклом, — сложил Отец руки на груди, наконец откашлявшись и прислонился спиной к холодильнику. — Знаешь, я тут подумал, Жигуль. Никакой пользы присутствие Кипариса нам не несёт. У меня остались друзья и с погонами, и с повязками на руке.

— Это то, о чём я думаю? — Жигуль сложил пальцы пистолетом и сделал движение большим пальцем, держа руку на столе.

— Да.

— А среди "московских"? Ты не в лучшей форме.

— Его братьям не нравятся, что делает Кипарис. Будь их воля, всё было бы иначе.

— Ты с ними говорил, Отец?

— Нет. Поговори завтра с Жорой Платиной, застань его дома пораньше, часов в 5, он рано встаёт. Разговори его, но осторожно. Ни на что не подписывайся. Если он согласится, скорее всего, согласится и Одуван.

"Жигульские" допили кофе.

— Вы пошли? — спросил Отец, поднимаясь вслед с табуретки за Жигулём.

— Да. Спасибо за кофе и коньяк.

— К 5 или раньше, не забудь.

— Он у водокачки, рядом со старым магазином живёт?

— Да.

Они попрощались и тройка вышла из дома.

— Жигуль, точно хочешь в это встрять? — спросил Радист, идя чуть поодаль от командира.

— Кипарис не оставляет нам выбора, Радист. Если Папа говорит правду, то скоро будет одна группа, группа Стекла.

— А если это развод?

— Если Володя не при делах, во что я не верю и с Кипарисом они не договорились раздербанить город, то я умываю руки, — Жигуль остановился и развернулся к своим, чтобы это сказать, затем пошёл к машине.