Письма царской семьи из заточения

Вечером 7 марта государь собственноручно составил свое прощальное обращение к русской армии, датированное 8 марта. Как известно, Временное правительство запретило его распространение.

В эти последние дни пребывания государя в Могилеве между Ставкой и Временным правительством велись переговоры о свободном проезде его в Царское Село, свободном там пребывании и беспрепятственном отъезде за границу через Мурманск. Отрекаясь от престола, государь сделал со своей стороны все от него зависящее, чтобы помочь своим преемникам справиться со стоящими перед ними задачами. Он подписал указ о назначении князя Львова председателем Совета министров, назначил Верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, назначил командующим войсками Петроградского военного округа генерала Корнилова, выдвинутого Думским комитетом, и обратился ко всем русским людям с призывом поддержать новую власть. В ответ на этот благородный жест государя уже 7 марта Временное правительство, продолжая делать лживые заявления, вынесло на секретном заседании постановление о лишении свободы государя и государыни, в нарушение данных обещаний и гарантий.

В день отъезда из Могилева, 8 марта, государь прощался с чинами штаба. Напряжение было настолько сильным, что многие не могли сдержать рыданий; несколько человек упало в обморок.

Утром в этот день в Могилев прибыли члены Государственной думы Бубликов, Вершинин, Трибунов и Калинин. В телеграмме главы Временного правительства князя Львова сообщалось, что они будут сопровождать государя в Царское Село, как главу государства, отказавшегося от власти, и что их командировка означает проявление внимания к государю. Это была бессовестная ложь. Как только государь сел в поезд, эти лица объявили ему через генерал-адъютанта Алексеева, еще накануне осведомленного об истинной цели их приезда, что он арестован. Наступил момент отъезда. Государь стоял у окна и смотрел на провожавших. Когда поезд тронулся, генерал-адъютант Алексеев отдал честь императору, а когда перед ним проходил вагон с четырьмя думскими революционерами, прицепленный последним, он подобострастно снял фуражку и низко поклонился этим первым конвоирам царя-мученика на его крестном пути к подвалу Ипатьевского дома.

Начало февральской смуты совпало с заболеванием августейших детей корью. Первым заболел наследник цесаревич Алексей Николаевич, заразившись от своего приятеля Макарова, кадета одного из петроградских кадетских корпусов, где свирепствовала эпидемия кори. Когда государь император уезжал в Ставку, в среду 22 февраля/? марта, наследник уже лежал в постели с высокой температурой. Почти одновременно, в четверг, заболела великая княжна Ольга Николаевна, на следующий день – великая княжна Татьяна Николаевна, а через несколько дней, в самый разгар беспорядков в Петрограде, заразилась великая княжна Анастасия Николаевна. Это не было обычное – более или менее легкое – детское заболевание. Болезнь протекала у них весьма бурно, при температуре выше 40 градусов. В эти тревожные дни только великая княжна Мария Николаевна служила опорой матери и помогала ухаживать за больными. Она заболела последней. Положение наследника было очень серьезным из-за его хрупкого здоровья. У великой княжны Ольги Николаевны держалась очень высокая температура. У обеих младших великих княжон корь осложнилась опасной формой воспаления легких. К счастью, к этому времени великая княжна Татьяна Николаевна встала первой на путь выздоровления.

Болезнь августейших детей, конечно, не могла не отразиться на ходе происходивших событий. Государыня, всецело отдавшая себя уходу за больными, полностью вышла из строя. Что же касается государя императора, то беспокойство о здоровье детей и страх перед опасностью, угрожавшей семье со стороны мятежников, ложились на него тяжким бременем именно в тот момент, когда от него требовалось наивысшее напряжение сил для принятия самых ответственных решений. Утратив способность передвижения из-за болезни детей, августейшая семья оказалась прикованной к бунтующей столице. Если бы ее величеству и августейшим детям удалось вовремя покинуть Царское Село и выехать навстречу государю, если бы в эти судьбоносные дни царская семья не была разлучена, ход истории мог бы принять иное направление.

О событиях, происходивших в Петрограде, государыню осведомлял министр внутренних дел Протопопов. Общий тон его докладов был успокоительным и совершенно не соответствовал действительности. Он преуменьшал серьезность положения, но, когда опасность стала очевидной, он растерялся и оказался не способным принять необходимые решительные меры.

Вечером 28 февраля взбунтовался Царскосельский гарнизон. Толпа мятежников направилась к Александровскому дворцу, который охранялся надежными частями. Угроза приблизилась вплотную. Защитники дворца заняли боевую позицию. Столкновение казалось неизбежным. Тогда государыня, опираясь на руку великой княжны Марии Николаевны, вышла из дворца, чтобы предотвратить кровопролитие. Но и в эти критические минуты она заботилась не только о безопасности своей семьи, но стремилась предупредить братоубийственную схватку. Она стала обходить верные войска и обратилась к солдатам с призывом сохранять спокойствие и не открывать огонь первыми. Появление императрицы внесло успокоение. Убедившись в готовности дворцового гарнизона исполнить свой долг, мятежники не решились на него напасть. Обе стороны вступили между собой в переговоры. Возбуждение улеглось, и решено было установить нейтральную зону.

1 марта, когда государь находился в пути, и два следующих дня, когда он был задержан в Пскове, будучи отрезанным от внешнего мира, были самыми мучительными для императрицы. Тем не менее не только в первые дни смуты, но и после отречения, она продолжала сохранять мужество и наружное спокойствие. Она всегда тяжело переносила разлуку. За время пребывания государя в Ставке, в течение полутора лет, она написала ему несколько сот писем. Но на этот раз грозное стечение обстоятельств – болезнь детей, бунт в Петрограде и, наконец, непосредственная угроза Александровскому дворцу – требовало от государыни крайнего напряжения ее физических и душевных сил. Отсутствие вестей от императора, вынужденное бездействие и полная беспомощность еще более ухудшали ее тяжелое душевное состояние. «Страдания государыни в эти дни смертельной тревоги, – говорит П. Жильяр, – превосходили всякое воображение. Она дошла до крайнего предела человеческих сил, и из этого последнего испытания она вынесла то изумительно светлое спокойствие, которое потом поддерживало ее и всю ее семью до последней минуты их земной жизни».

Известие об отречении государя достигло Александровского дворца во второй половине дня 3 марта. Сначала оно было принято как ложный слух. Государыня вызвала к себе великого князя Павла Александровича, и только после разговора с ним, узнав некоторые подробности, она склонилась, наконец, перед очевидностью. В письме от 4 марта ее величество писала государю: «Только сегодня утром мы узнали, что все передано М(нше), и Бэби (наследник Алексей Николаевич) теперь в безопасности – какое облегчение!»

Вскоре стало известно, что 3 марта великий князь Михаил Александрович отказался вступить на престол впредь до того, как Учредительное собрание, созванное путем всеобщего голосования, установит «образ правления и новые Основные законы государства Российского». Великий князь был так же жестоко обманут, как и его державный брат. Подписывая этот незаконный и юридически безграмотный акт, составленный бесчестными людьми, великий князь, не отдавая себе в этом отчета, превысил свои права, отменив Основные законы, и фактически упразднил монархический строй. Вместе с этим, не отрекаясь формально от престола, и лишь условно отказываясь «воспринять верховную власть», он прервал цепь престолонаследия и тем самым парализовал всякую возможность реставрации. Императорская Россия рухнула в бездну. Восемь месяцев спустя матрос Железняк разогнал «Учредилку», вышвырнув вон ее председателя, а захватившие власть большевики не только положили конец историческому строю Российского государства, но уничтожили и национальную Россию.

5/18 марта, около полуночи, Александровский дворец впервые посетили представители новой власти. Это были: вновь назначенный командующий войсками Петроградского военного округа генерал Корнилов и военный министр Гучков, ненавидевший их величества. Оба были разукрашены огромными красными бантами с широкими ниспадающими лентами. Их бесцеремонное появление в столь поздний час во дворце, где находились больные дети и измученная императрица, не имело никакой определенной цели. Корнилов в резкой форме потребовал видеть «бывшую царицу». Государыня встретила их с холодным презрением – стоя, молча, не подавая руки. Непрошеные посетители растерялись и через несколько минут удалились. По-видимому, это была первая разведка.

Наследник цесаревич Алексей Николаевич со своим псом Джоем на балконе Александровского дворца в Царском Селе.

Сентябрь 1914 г.

Арест государыни был совершен в тот же день, что и арест государя императора: в среду 8/21 марта. Он был приведен в исполнение уже приезжавшим в воскресенье, вместе с Гучковым, генералом Корниловым. На этот раз он явился в 10 часов утра, с пятью офицерами и новым комендантом Царского Села. Государыня, одетая в платье сестры милосердия, приняла их наверху, в детских комнатах. Подавленный величественным спокойствием императрицы, Корнилов, смущенный и растерянный, начал в сбивчивых словах объяснять причину своего приезда, но государыня, прервав его, сказала: «Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?» Тот смешался еще более и, наконец, произнес: «Так точно». Всем находившимся во дворце придворным чинам и служащим было объявлено, что все те, кто не желает подвергаться тюремному режиму, должны покинуть дворец до четырех часов. Затем по приказу Корнилова было вынесено из дворца знамя Сводного Гвардейского полка, и верные части, несшие охрану дворца, были заменены разнузданной солдатней. Начальником караула был назначен полковник Кобылинский.

До этого дня августейшие дети ничего не знали о происшедшем перевороте, но продолжать скрывать от них жестокую правду было невозможно. Великих княжон государыня осведомила сама, поручив Пьеру Жильяру объяснить положение его августейшему воспитаннику, наследнику цесаревичу. Выслушав известие об отречении государя, наследник сильно покраснел и взволновался, но не сказал ни одного слова о себе, не сделал ни единого намека на свои права как наследника. «Еще раз я убедился в скромности этого мальчика, которая не имела равной себе, так же как и его доброта», – пишет П. Жильяр, вспоминая эти трагические минуты.

На следующий день, 9/22 марта, прибыл государь. На Царскосельском вокзале четыре революционных депутата Думы, конвоировавшие его в пути, передали свои полномочия полковнику Кобылинскому. Государь проследовал в Александровский дворец. Из многочисленных приближенных, приехавших в том же поезде, только один гофмаршал князь В.А. Долгоруков пожелал сопровождать его величество. Остальные разбежались в разные стороны, проникнутые чувством страха. Так начался Царскосельский период заточения царской семьи.