...Или будет?

Глава 21. Выбор, которого нет

Алексис

— Метка пропала! Открой мне портал в Эльогар, срочно! — схватил я отца за рукав.

— Идём! — ответил он, и перед нами расплылось знакомое марево.

Дворец немилосердно тряхнуло снова.

— Не упустите короля! — крикнул кто-то, но меня король больше не волновал.

Он уже труп, просто пока об этом не знает. Безопасность Ани, матери, детей и домочадцев — вот что было сейчас важнее всего.

Портал вывел нас на моховую лужайку перед парадным крыльцом. Здесь трясло гораздо сильнее. Люди столпились на пустой полянке и с тревогой переговаривались. Эльогар пока устоял, но по фасаду пошла диагональная трещина.

Отец сразу же кинулся к матери, обнял её и жавшихся к ней мальчишек.

— Исбела, вы в порядке?

— Да! Вывели всех.

Земля под ногами дрожала и вибрировала.

— Утихат, стал быть, — задумчиво проговорил Анен, глядя на здание.

Я огляделся, но жену не увидел.

— Где Аня? — сипло спросил я. — Она что, погибла?

— Нет, Алекс, ты что! — воскликнула мама. — Сегодня с утра она, не посоветовавшись ни с кем, начала Обряд Очищения. Она в доме, в хилкуте. Мы решили, что внутри конструкции ей ничего не грозит. А вытаскивать её посреди обряда было бы слишком опасно! Мы решили достать её, когда всё закончится.

— Нельзя обряд прерывать! — важно кивнул незнакомый седобородый старик.

— В какой она комнате? — спросил я.

Нас снова тряхнуло, со скрежетом по боковой стене имения зазмеилась трещина, осколками осыпались окна. Внутри здания противно пищал сейсмический артефакт.

— В большой гостиной. Алекс, ей ничего не грозит! В хилкуте абсолютно безопасно. Да она, скорее всего, даже не очнулась ещё. Ты же знаешь, порой Обряд Очищения длится больше суток…

Внутри дома что-то с треском обрушилось.

— Внутренние стены? — с тревогой спросил отец, глядя на дом.

— Скорее всего. Несущие конструкции обязаны устоять, — уверенно ответила мама.

Я быстрым шагом двинулся внутрь.

— Алекс, но там опасно!.. — позвала мама.

— Ты сама только что сказала, что конструкция устоит.

Переходя на бег, я нацелился на окна гостиной. Идти через входную дверь и находиться в здании лишние минуты не хотелось. Сквозь одно из разбитых окон я забрался внутрь и ужаснулся состоянию дома. Одна из стен лежала прямо на хилкуте, прижав к нему крышку. В воздухе стояла кирпичная пыль.

— Аня? — заорал я.

Из деревянной махины послышались приглушённый стон и стук.

Здание тряхнуло ещё раз, пол задрожал, сервант забился об стену, стулья заездили по свободной части пола, а стена, что лежала на крышке, растрескалась. Я запрыгнул сверху и доломал кирпичную кладку. Она разломилась пополам и рухнула. Поднялся столб пыли. Я откинул куски стены, что мешали открыть хилкут, в сторону, взялся за ручки и потянул. Тяжеленная крышка едва скрипнула, почти не поддавшись.

— Анечка, помоги, — просипел я, напрягая все силы.

Но крышка осталась неподвижной.

— Алекс?! — раздался потерянный сдавленный голос жены.

— На счёт три толкай крышку вверх, — скомандовал я в щель.

Здание снова тряхнуло, сервант со звоном завалился вперёд, брызнули осколки стекла.

— Раз, два, три!

Я напрягся изо всех сил, потянул вверх, и почувствовал, как изнутри давит Аня. Крышка вдруг резко поддалась и откинулась, я едва успел вынуть ладони из ручек, иначе переломал бы пальцы.

Аня села внутри, измазанная чёрной жижей, испуганная и голая. Я стащил с себя кафтан и выдернул её из хилкута. На влажном теле Ани тут же осела каменная пыль. Закутав в кафтан, прижал жену к груди и потянул к окну, но не успел — ещё один толчок выбил пол из-под ног и обрушил на нас стену. Я отшагнул в сторону, но поздно — по спине горячим наждаком прошлись осколки кирпича, кожу засаднило, но Аня не пострадала, успел прикрыть её собой. Схватил жену в охапку и утащил на подоконник, следя, чтобы босые ножки не коснулись осколков стекла.

Спрыгнул вниз и поволок Аню прочь от дома, который лихорадило землетрясением.

— Стой! — воскликнула она. — Дети!

— С ними всё в порядке.

Помог жене вдеть руки в рукава, застегнуть кафтан и снова прижал к себе, пока она не сопротивлялась.

— Я думал, ты погибла…

— Я так испугалась! — всхлипнула она, вцепившись в меня.

И разревелась.

Погладил по влажным облепленным строительной пылью волосам и предложил:

— Отправимся в Иртовиль? Ты не пострадала? Видений нет? Голова не болит?

Она отрицательно замотала головой, размазывая слёзы по грязному лицу. Я не удержался и коротко поцеловал её в висок.

— Папа, эвакуируешь маму, Аню и детей в Иртовиль? — спросил я, когда мы подошли к домочадцам. — А ещё нам нужно осмотреть другие здания, проверить, нет ли пострадавших.

— Всё это я возьму на себя. Детей и воспитателей перекину чуть позже, — сказал отец. — Сил на портал для всех не хватит. Ты сам ранен, тебе необходимо обработать ссадины на спине.

«Воспользуйся моментом и помирись уже с женой!» — мысленно добавил он.

Перед нами возникло марево портала, и я утянул Аню за собой, пока она не успела возразить. Портал вывел нас прямо в мои покои в Иртовиле, и я сразу понёс дрожащую жену в ванную комнату.

— Очень испугалась? Всё хорошо. Землетрясения бывают, хоть и редко. Видишь, сюда толчки даже не докатились, наверное, — успокаивающе приговаривал я, засовывая растерянную и ещё одетую в кафтан Аню под тёплые струи воды. — Давай сначала смоем грязь, Василёк.

— Что? — срывающимся голосом спросила она. — Алекс, что ты сказал?

— Василёк, я всё вспомнил, и очень хотел бы с тобой поговорить. Но это очень долгий разговор получится.

— А на спине что?

Аня развернула меня к себе спиной, но там уже почти не осталось следов от ран. Адреналин от страха потерять жену встряхнул так, что я чувствовал себя почти бодрым, усталость отошла на дальний план, а остатки заёмных сил из накопителя Тарниса помогли залечить порезы и царапины.

— Мойся, я пока принесу халат, — сказал я, кладя полотенце рядом с бортиком ванны.

Но на белоснежной пушистой ткани остался грязный след от пальцев.

— Не надо, я же хочу чистый халат, — фыркнула Аня и принялась снимать с себя мой кафтан, медленно его расстёгивая.

Я честно хотел отвернуться. Планировал не смотреть и оставить её одну. Намеревался не давить и не приставать… Но руки потянулись сами. Я коснулся восхитительно нежной кожи на бедре и поднял на Аню виноватый взгляд.

— Давай сначала поговорим… — сипло предложил я.

— Давай. У меня к тебе очень много вопросов, Алекс. Очень много. Например, вот один. Ты рассказывал мне правду о себе и моей беременности перед Обрядом Единения?

— Рассказывал, — ответил я, завороженно помогая смывать тёмную жижу с прекрасной белой кожи Ани.

— А почему я этого не помню?

— Ты сама так решила. Когда я тебе всё рассказал, ты жутко разнервничалась. Гормональный фон изменился, и ты с самого начала беременности на всё стала реагировать очень… эмоционально, — ответил я машинально, следя, как её тонкие пальчики намыливают живот и грудь. — И когда мне нужно было идти, ты категорически не захотела меня отпускать. Переживала. Я несколько раз объяснял, что уйти всё равно придётся, потому что мне не нравился твой мир. И магия ослабевала. И для детей лучше было бы расти здесь, в Мундаре. Ты предложила сразу отправиться вместе, но я решил, что это слишком опасно. Хотел сначала разведать обстановку самостоятельно. Но ты никак не хотела меня отпускать. Думаю… думаю, что тебе так подсказывало чутьё. Но я тогда решил, что раз ты не маг, то можно не прислушиваться к твоей интуиции. А зря. Она у тебя очень сильная, Василёк.

Аня села в ванну, и я помог смыть пыль с тонких светлых волос.

— Разденься и сядь сюда ко мне спиной, — повелительно попросила жена и продолжила: — И что ты сделал, Алекс?

— Мы разговаривали. Даже поругались. Потом помирились. Ты лежала у меня на плече и сказала, что тебе было бы проще меня отпустить, если бы ты ни о чём не знала, и что теперь ты слишком сильно волнуешься и переживаешь. Мне твоё состояние тоже не нравилось. Ты действительно слишком сильно нервничала, и я просто не мог тебя оставить одну в таком состоянии, ещё и беременную. Но и не идти я тоже не мог.

— И? Что ты сделал дальше? — спросила Аня, намыливая мне плечи.

— Ты предложила подчистить твои воспоминания, оставить только память о самом обряде. Тебе эта идея очень понравилась. Я пытался отговорить, но ты тогда не на шутку заупрямилась.

— Мама говорила, что во время беременности я вела себя невыносимо. И Олеся тоже так считает. Но я не помню, чтобы дело было настолько плохо.

— Я застал только самое начало. Первый месяц. Но да, ты… была сама не своя. Мы договорились, что я снова расскажу тебе и про беременность, и про обряд, и про мой мир, когда вернусь. А пока ты останешься в счастливом неведении, как ты это называла. Так как ни способностей, ни защиты у тебя нет, да и сама ты хотела «вернуть всё, как было», вмешательство удалось. Несмотря на то, что менталист я слабый, ты открылась настолько, что всё получилось. А потом я не вернулся.

Пальцы на моей спине замерли, а потом двинулись вверх до основания шеи. И принялись отмывать волосы. От удовольствия я закрыл глаза и немного откинулся назад.

— Почему ты не вернулся? Ты уже знаешь?

— Да. Но мне проще будет показать, чем объяснить. Если ты не против.

— Нет, конечно. Я бы очень хотела знать.

Я повернулся и посмотрел в невероятные глаза цвета неба.

И поделился с женой всем тем, что узнал за последние дни.

Анна

Даже не знаю, что меня потрясло сильнее — чувства или воспоминания Алекса. То, что он показывал, поразило настолько, что я долго хватала ртом воздух, когда он разорвал контакт.

А потом прижала его к себе и расплакалась. За него. Вместо него.

После чёртова Обряда Очищения я была сама не своя — все подавляемые раньше желания рвались наружу. Помириться с мужем. Завести ещё одного ребёнка, пока не поздно, а то мальчишки совсем взрослые стали, и скоро я буду им совсем не нужна. Задушить Ксендру, закопать и посадить сверху яблоню. А сорт яблок назвать ксендровкой. Или шлёндровкой, по настроению.

Вместо того, чтобы сдержанно поговорить с Алексом, как планировала, я обнимала его обеими руками, сидя на нём в ванной. Голая. Если я таким образом давала ему выбор, то он был только из одного варианта.

— Василёк, прости меня за всё, что я сделал не так. И не прогоняй, пожалуйста.

Его взгляд изменился. Глаза снова стали такими, как я их помнила. Никакого холода, отчуждения, вызова. Только вина и нежность.

— Не буду, — всхлипнула я. — В смысле, прогонять не буду, а прощать буду. Я тоже вспомнила кое-что. Но обрывками.

— Удивительно, что вообще вспомнила спустя столько лет.

— Но ты же вспомнил…

— Под воздействием чувств, которые противоречили заданным установкам, внушение дало сбой. Оно вообще сбоило, и временами я то охладевал к тебе, то, наоборот, проникался чувствами. Это было сложно. И с Ксендрой было тоже самое. Я то бесился, то не чувствовал ничего, то сгорал от любви. Вот меня и лихорадило. Прости, что тебе досталось столько боли.