Сочинения

Сидящу саранчу стадами,

Как будто в Волге стерлядей. –

Всё тщетно! – враг всё презирает.

Кому ж судьба предоставляет

Воздать врагу достойну месть

За оскорбленну россов честь? –

Какие храбрые кащеи

Толикий подвиг совершат?

Никто, как Х...... Орфеи.* –

Они без копьев и без лат,

Вооружёны лишь смычками,

Кларнетом, скрипками, басами,

В кафтане или в епанче,

Подступят храбро к саранче,

И в миг расставивши пульпеты,

Оркестром полным проскрипят –

И паки, паки повторят

Симфонию, потом концерты:

Исчезнет саранчи упорство,

Накажется её презорство;

К спасенью ей лишь два пути:

Оглохнуть должно, иль уйти!

_____________

Отрывки из письма приятеля моего, странствующего в чудесном птичьем мире

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не знаю, почему здесь вздумалось Природе

Разумны существа по-птичьему одеть:

Прилично ли уму под перьями потеть?

Сей гордый господин, любимый небесами,

Покоиться привык у нас под колпаками!

Не должен ли, скажи, краснеть бессмертный дух,

Когда по плоти он сыч, филин, иль петух? –

Но что! … не будем мы указывать натуре,

И об умах судить не станем по фигуре:

Разумней, подлинно, иная здесь сова,

Чем с носом греческим французска голова!

Великие умы летают здесь стадами,

И славны мирными и бранными делами.

Там храбры коршуны воздвигли птичий Рим,

Когтисты римляне гроза врагам своим;

Здесь хищны замыслы проникнув ястребины,

Витийствуют скворцы за вольность и Афины;

С покляпым носом там наёжился Невтон,*

И, мудростью гордясь, топырит крылья он;

Здесь филин – Ришелье, иль Питт глазища жмурит,*

И ставя сеть царям, коварну рожу хмурит.

Толики здесь умы и доблести цветут,

Однако в мире сем не ангелы живут.

Пройдём мы все миры, рассмотрим все народы,

Увидим, что везде есть жалкие уроды!

Вот, например, идёт, надувшися, Павлин:

При здешнем он дворе имеет знатный чин;

Такую заслужа высоку царску милость

Чрез толь обманчиву наружности красивость,

Гордиться мог бы он сиятельным хвостом,

Но нет! он хвастает прескаредным умом.

А вот шестёркою промчалася ворона,

Имея гордый вид немецкого барона,

И подлинно, её знатнее в мире нет:

Придворным конюхом её был славный дед!

Ба! вот ещё сова нарядная тащѝтся:

Возможно ль филину богиней не прельститься!

Какая выступка! какой на ней убор!

На всех пылающий она бросает взор;

Такие красоты̀ в Москве, в Париже редки,

И пред совой должны смиряться все кокетки.

Вот кстати и журавль за модницею вслед

На длинных толь ногах в большой пустился свет:

Он легче воздуха, непостоянней ветра,

И ролю важную играет петиметра.

Влюбляться – долг его; повесой быть – закон;

Занятие – игра, похожа на бостон.

Но вот падучею страдает жалкий кобчик.

Ах! как кобенится сей бедненькой господчик;

Не Карачун ли то с ланцетами стоит?*

Нет! Тетерев глухой пред кобчиком пыхтит;

И кобчик корчится пред знатностью глухою,

В надежде, может быть, учтивостью такою

Защиту, иль чинок, иль место получить,

Чтоб после снегирей и воробьев душить,

Сдирать без жалости с бессильных птичек кожу,

И, наконец, себя преобразить в вельможу! –

Ну! вот ещё урод: – ощипанный петух!

Повеса промотал и перье всё и пух;

Обрили петуха пиры, игра и мода,

И стал бесхвостый мот посмехом для народа.

Тьфу, пропасть! И ещё двух вижу чудаков:

Один задумчив, горд, и важен и суров;

Другой ужасную имеет образину.

О, Муза! помоги списать сию картину;

Стань грозно со щитом ты ныне предо мной,

Чтоб глупость мстительна не ранила стрелой.

Представь себе, мой друг, без лести и отважно

Сие позорище толь дивно и толь страшно,

Когда латынию напыщенный педант,

Превыше облака свой вознеся талант,

Встречается с другим ему противной секты;

С обеих вдруг сторон стремятся аргументы:

Тот Аристотелем сопернику грозит,

Схвативши Канта сей, противника разит;

Трещат софизмами начѝненны дилеммы,

Ревут по воздуху огромные системы,

Удару следует ужаснейший удар,

В героях множится свирепый, бранный жар;

Но оба вдруг снаряд логический теряют

И кулаками бой за истину решают;

Лежат растерзанны на части парики

И носятся власов напудренных клоки.

Но в птичьем мире нынь лютейша битва зрится:

Педанты диспутам должны здесь поучиться.

Один боец – краса индейских петухов;

Другой – честь филинов и цвет всех мудрецов.

Как пред Троилом взгляд сверкал Ахиллов зверский,

Так взором филину грозит петух индейский;*

Он, растопырившись, прегордо хвост несет,

Вращаясь, крыльями описывает свет;

Синеет рожа вся, трясётся нос мясистый,

Кричит на филина: «Вы все, все атеисты!» –

Неистово взглянул тут филин на него:

«О, харя синяя! и ты бранишь того,

Кому в подсолнечной учёностью нет равных!

Уже ль ты не читал трудов моих преславных?»

Петух так филину изволит отвечать:

«Как смеешь, рыжий враль, столь гордо помышлять,

Чтоб для твоих трудов хотел я тратить время:

Что может сочинить совино глупо племя!

Я в диссертациях то ясно доказал,

И в комментариях о том же толковал,

Что филины, сычи и все прегнусны совы

Не могут никогда быть славны богословы».

Подпрыгнул филин вдруг: рогатый филосо̀ф

С надутым мудрецом терять не хочет слов,

И с шумом началась меж птиц учёных драка,

И филин и петух задорнейший клевака,

С размаху налетев, крылом друг друга бьют,

И без пощады в зоб и в голову клюют;

С них перья падают и кровь течёт ручьями;

Но филин, пользуясь преострыми когтями,

Кичливого врага сломил, сразил, попрал,

И ставши на него, победу прокричал!..

_____________

II. БАСНИ

Живописец

Был живописец славный,

Рафаилу в искусстве равный,*

И очень, очень не дурак;

Но сердцем жалкий был простак:

Уж до того он совести держался,

Что даже знатным льстить боялся!

А кто сие почтёт за грех?

Спросите вы у всех. –

Сей добрый человек хотел себя прославить,

И чем же? Вздумал он представить

Пороки все и глупости людей.

Судя по мастерству, он сущий чародей.

Нельстива кисть его что ни изобразила,

Одушевила.

Картину кончивши, тотчас

Он выставил её народу напоказ;

Но лишь её узрели,

Кокетки обомлели,

У плута волос дыбом стал,

Лжец трепетал,

Грызть ногти начал скряга,

Грозил указами сутяга,

Кобенился пред живописцем франт,

И Катилиною назвал его педант.*

Пылая в сердце мщеньем,

Порочные кричат художнику с презреньем:

«Ты пасквиль написал,

Честь нашу обругал;

В картине сей хотел смеяться ты над нами». –

«Бог с вами! –

Художник отвечал: –

Я глупость и порок изобразить желал,

А вас не трогал я, да я вас и не звал:

Уродов можно ли вам сравнивать с собою,

Когда красавцы вы душою?» –

Но мастер сей не мог себя тем оправдать;

Хоть умные его взялися защищать.

Но их немного было,

И всё витийство их глупцов не убедило. –

Художник отдан был под суд,

Который сжечь велел его прекрасный труд.

Так будет всякому, кто только дар имеет

И льстить пороку не умеет.

_____________

Орёл и Стрелок

«Не тронь меня! – Орёл вдруг крикнул на Стрелка. –

Дерзнёт ли выстрелить по мне твоя рука?

Орлов и римляне, и греки уважали,

Священными они нас признавали!» –

«То были римляне! – Стрелок Орлу сказал, –

А ныне люд умнее стал;

Не очень о твоей заботится породе:

Теперь уж не орлы, а попугаи в моде».

_____________

Ласточка и Колокол

На башне Колокол висел,

И там же Ласточка гнездилась.

На Колокол вдруг птичка рассердилась:

«Уж ты мне уши прозвенел.

В соседстве жить с тобой моих сил недостанет». –

«Молчал бы, Ласточка, охотно для тебя,

Но что ж? Звонарь меня

За длинный мой язык всегда насильно тянет».

А ты, Глупон, зачем ты подымаешь крик,

Ужели и тебя кто тянет за язык?

_____________

Откупщик и Харон

Узревши тень с огромным пузом,

Харон вдруг ахнул и вскричал:

«Боюсь, чтоб с сим тяжёлым грузом

И сам я в Стиксе не пропал.

Откуда ты и что такое?

Скажи, дебелая душа,

Ты, видно, что-то непростое,

Ты кардинал или паша!» –

«Кто б ни был я, но вы не стойте,

Об этом смею вас просить,

Ввалиться в лодку мне позвольте:

Я должен в Тартар поспешить.

Скажу, старик, вам откровенно:

Хочу прожект Плутону дать,

И я надеюсь, несомненно,

Ваш перевоз на откуп взять.

Всегда сим планом занимаясь,

Я в меру толст, покоен был,

Богатства многого лишаясь,

О том при смерти не тужил.

Какие знатные доходы

Легко здесь можно получать:

Сюда толпятся все народы,

Итак, со всех мы можем драть!

Британцу скажем мы и галлу:

"Нам чисты деньги оточти",

А господину камчадалу:

"Ясак мехами заплати".

Теперь вы служите без платы,

Не правда ли? Но у меня

Вы скоро будете богаты

И столько же почти, как я;

Не рубище на вас дурное,

Не сей засаленный колпак,

Нет, будет платье дорогое

И пить вы станете арак».

Харон угрюмый, дикий, строгий,

Смекнул и в первый раз запел,

Не мудрено: мужик убогий

Надежду к счастью возымел.

Он жирной тени поклонился,

И с ней как можно скоро плыл,

Плывя, Юпитеру молился,

Чтоб груз его он сохранил.

_____________

Море и Река

Надулось Море пред Рекою,

Ревёт: «Что значите, вы, реки, предо мною?

Я с важностью теку по безднам, по скала̀м,

И с шумом в ярости стремлюся к облакам...» –

«А мы, – Река в ответ, – не столь шумим волна̀ми,

Но нашими вода̀ми

Питается земля,