Дочь прокурора

49

Лия

— Как ты, дочь?

Я обернулась на голос отца и инстинктивно отошла на шаг, когда он вышел ко мне на террасу.

Я не боялась его, ничего такого, просто после того, как он поступил со мной появился внутренний блок и ушло прежнее доверие.

— Нормально, жить буду.

Направила взгляд вдаль, на купающийся в обеденных лучах солнца город, а кожей чувствовала, что папа смотрит на меня. Точнее, на мои запястья, которые сегодня выглядели еще ужаснее. Синяки стали больше, отечнее, запекшаяся кровь покрылась коркой.

— Ты меня не простишь? — вдруг спросил он, вызывая волну фантомной боли за ребрами.

— Я не знаю как теперь вести себя с тобой, пап, — ответила честно, — Твои действия вчера пошли в разрез с моими представлениями о тебе, как о идеальном отце. Я всегда знала, что ты меня защищаешь, но вчера… ты будто сошел с ума. Готов был на ужасные вещи, и даже не попытался поговорить со мной.

Папа медленно выдохнул, и я увидела, как его руки легли на ограждение. Пальцы побелели, так сильно он сжал металлический ободок.

— Я пытался защитить тебя. Если бы я знал раньше, что Никита себе позволял, Лия…

— Дело не в Никите. Дело в твоем поведении, в том, как ты повел себя с Амиром. Столько лет я думала, что ты был жертвой, а оказалось все наоборот. Это ты подставил его, ты совершил поступок, за который мы всю жизнь расплачиваемся. Но при этом вчера, ты готов был поступить точно также снова.

— Я боялся потерять тебя, Лия.

— И поэтому позволил Никите меня отключить? Дал ему пример как можно вести себя со мной?! Вместо уважения ко мне проявил силу. Вместо того, чтобы сесть поговорить, закрыл мне рот.

— Прости, дочь, — голос, полный вины, вызвал ком у меня в горле. Никогда не думала, что мы с папой дойдём до такого, — Прости. Я был неправ. Я триста раз пожалел о том, что сделал. И если бы этот щенок… вчера с тобой… я бы себе вены вскрыл, потому что ты самое дорогое, что есть у меня.

Папа обошел меня, и я почувствовала, как его ладони легли мне на плечи. Крепко, даже отчаянно сдавили их.

— Не отворачивайся от меня! Я этого не вынесу.

Я зажмурилась. Впервые мне было настолько тяжело с папой.

— Я больше не знаю чего от тебя ждать. Как ты поступишь с Амиром, и…

— Никак. Мы теперь с ним в одной лодке. И хотя я хотел для тебя лучшего будущего, если ты счастлива, то будь с ним.

— Я была бы с ним, даже если бы ты был против.

— Я знаю. Но я не против. Ночью он доказал, что ради тебя пойдёт на что угодно. Он любит тебя.

А это знаю я. И большего мне не нужно.

Позади нас раздался стук в стекло, на пороге террасы показался Амир. Оглядел нас внимательным взглядом и ступил ко мне.

— Лий, собирайся, у нас запись к врачу.

— Хорошо.

В больнице у меня взяли анализы, прописали уйму кремов для заживления ран и даже произвели осмотр гинеколога. На последнем, я уверена, настоял Амир. И хоть мне сказали, что осмотр входит в первую консультация, конечно я знала, что это не так. Но для его успокоения все же согласилась на настойчивое предложение врача.

Анализы сказали будут готовы через несколько дней, и после лечения нужно будет сдать их повторно.

После поездки в клинику Амир по моей просьбе отвез меня домой. Я хотела собрать кое-какие вещи, потому что хоть мне и нравится носить его рубашки, а все же что-то своё будет не лишним.

Решение переехать к нему мы даже не обсуждали. Просто пока ехали в больницу Амир поставил меня перед фактом, что с сегодняшнего дня мы будем жить вместе, а я даже и не думала сопротивляться. Разве может быть что-то лучше того, чтобы просыпаться с ним в одной постели? Сгорать по ночам в его объятиях? И наконец, просто проводить вместе время? Время, которого у нас почти не было, но за короткий промежуток которого мы так глубоко проникли друг в друга.

Мама уже была дома, когда я приехала. Она тут же засуетилась вокруг, снова предложила мне пообедать, засыпала вопросами о том, что сказал врач, а когда я сказала, что переезжаю, то заметно сникла. И хоть отговаривать не пыталась, а всё же эта новость стала для неё шоком. Каждое последующее слово давалось ей с трудом. Надо отдать ей должное, мама действительно пыталась выглядеть стойко, и даже предложила мне помочь собрать вещи, но слезы и сиплый голос от меня ей спрятать все равно не удалось.

— Мам, прекращай, я жива, здорова, всё хорошо уже, — не в состоянии больше выдерживать её переживаний, я потянула ее на диван и крепко сжала руки, — и жить буду совсем недалеко! Мы будем видеться когда только пожелаешь.

Вот тут маму и прорвало. Видимость спокойствия исчезла, и она закрыла ладонями лицо.

— Я знаю, Лиюш, всё знаю. Но не прекращаю винить во всем Петра. Как же я теперь без тебя? Кому готовить буду? Кого встречать? Ты же всегда вот рядом была, а теперь отпускать тебя! Когда только так выросла? Ведь еще недавно была моей крошкой, прибегающей в слезах, если не получалось построить домик из лего.

Я рассмеялась и тут же сама тоже расплакалась.

— Приезжай ко мне почаще и будем вместе собирать лего! А вообще летом я думаю заняться приютом. Можем обустраивать его вместе! Амир сказал, что весь дизайн я могу нарисовать сама. Ты мне поможешь. Я ведь совершенно в этом не разбираюсь, а мы будем вместе обдумывать что нужно заказать, подобрать персонал, и всё всё-всё, м? Поможешь мне?

В глазах мамы заблестела надежда и она рывком притянула меня к себе.

— Обязательно! С удовольствием!

— А как ты сама? Утром вы с папой не разговаривали, — заметила я, осторожно отстраняясь.

— Я не могу с ним говорить. Не после того, как он вчера поступил с тобой. Я ведь после того, как они увезли тебя пыталась найти Амира. Но твой телефон был заблокирован, а пароль я не знаю. Пришлось искать в интернете. С Петром сильно поссорились, этот олух упрямый буквально не слышал меня. Я подумала, что правильнее будет поговорить, когда он успокоится. Но в трех организациях, которые должны были организовать нам перелёт, сказали, что по нашим документам мы никуда уехать не можем. Представляешь? Звягин у себя тоже пытался билеты купить, но тщетно. Петя потом понял, что это Шахин устроил, и пока он психовал и пытался найти выход из положения, я отправилась к нему в бар. А потом… — мама снова прижала меня к себе и тихонько запричитала, — поделом Никите. Даже не жалко его. И отца его гнусного тоже! Никогда не любила это семейство, а папа всё таскал меня к ним, и их к нам.

Мама еще долго освобождалась от тревог тем, что высказывала всё, что накопилось, а я просто молча слушала и понимала, что если бы давно поделилась с ней ничего бы этого не случилось.

Потом мы все же перекусили, и взялись за сбор вещей.

Я всегда думала, что их у меня немного, но как оказалось — ошибалась. Подтверждением тому служили два больших пухлых чемодана и еще одна спортивная сумка с обувью.

Я позвонила Амиру сказать о том, что готова ехать, и чтобы не ждать просто так, мама предложила выпить кофе.

Мы устроились на кухне с чашками и нашим с ней любимым латте. Слабая тоска сжала грудь, но я понимала, что это временно. С мамой ведь я не прощаюсь. Просто для меня наступает новый этап в жизни.

Как и привыкли, мы включили телевизор для фона, как делали всегда, когда общались, но экстренные новости заставили нас обеих прилипнуть к экрану.

Репортер говорил о том, что час назад в озере нашли труп сына городского прокурора Звягина Глеба Степановича. Его машина была исцарапана, а сзади вся покрыта вмятинами, будто на дороге за Никитой кто-то гнался и пытался снести в кювет. На теле обнаружено множество гематом, сломаны пальцы и…

Экран резко погас, и мама отложила пульт. Мы молча уставились друг на друга. Обе замерли, переваривая. Пульс медленно, но оглушительно стучал в висках.

Подрагивающие руки мамы накрыли мои, а по щеке стекла слеза. У меня же слез не было. Только страх за Амира вырос до гигантских размеров.