Я тебя куплю

Глава 1. Железный аргумент

Камиль

Солнечный луч мерцанием отсвечивает от профиля медсестрички. Она любит солнце. Это невозможно не понять по тому, как ее угнетает дождь и холод. Сегодня она цветет, улыбается, просто радуясь хорошей погоде.

О чем же она думает, смотря в окно? Вспоминает детство? Просто наслаждается покоем? Или счастлива оказаться в больнице и снова быть полезной?

Она сумасшедшая до мозга костей. Какая адекватная девушка бросится на амбразуру, спасая киллера от правосудия? Додумалась найти свой телефон, через дядю Наиля связаться с матерью и через друзей выбить мне адвоката. Мне — тому уроду, что еще недавно приставлял пушку к ее голове, подверг ее смертельной опасности, угрожал, шантажировал, использовал. Я фактически лишил ее личности, растоптал мечты, уничтожил светлое будущее. Я ничем не заслужил ее снисхождения, но она продолжает заботиться обо мне.

Уезжает из клиники всего на пару часов по вызову Адель. Тщательно следит за моими процедурами, консультируется с лечащим врачом и скромно отворачивается, только когда мне делают уколы. Она обсуждает с дядей Наилем меню, чтобы я мог соблюдать рекомендованную диету. Сама делает перевязки, помогает мне разминаться на беговой дорожке, выводит на прогулку. Почти не спит, отвечает на мои телефонные звонки, конфисковав у меня мобильник, и позволяет моим родственникам навещать меня только в ее присутствии. С ней уже даже не спорят, молча кривят лица. Плевать она хотела, что о ней подумают. Даже надрессировала Адель держать мысли при себе.

Но самое жуткое — за две недели она ни разу не спросила у меня о Ермаковой. Что у нее в голове? Суициднулся инстинкт самосохранения? Или в глубине души она желала моей бывшей смерти?

— О чем думаешь? — не выдерживаю я.

Она улыбается еще шире.

— Скоро месяц, как мы с тобой познакомились.

Вау! Просто блеск! Эта девчонка точно спит. Причем так крепко, что хрен пулей разбудишь.

— Через шесть дней, — подтверждаю я, с удивлением признав, что сам слежу за календарем. Правда, я был уверен, что делаю это от безделья в стационаре.

— Что ты подаришь мне на те тридцать процентов, что получил за сломанное ребро, сотрясение, ушибы, вывих и обвинение в убийстве?

Вот как! Без прелюдий, сразу к делу. Долго же ты ждала этого момента.

Оборачивается медленно, как-то плавно. Все ее движения с каждым днем становятся уверенней, тверже. Она уже не вздрагивает от шорохов, не отступает, когда я рычу на нее, смело игнорирует мои запреты и приказы, если они ее не устраивают. Вот и сейчас приближается ко мне кошкой, чуть нависнув сверху, поправляет подушку и садится, глядя мне прямо в глаза.

— Пора бы поговорить, Камиль.

Мне на допросе не было так сыкотно, как под ее жестким взглядом. Поражаюсь тому, с какой легкостью она поменяла нас ролями и практически захватила меня в плен.

Пожав плечами, киваю. Все равно тут заняться нечем. Так почему бы не потрепаться о смерти моей бывшей.

— О чем? — все же переспрашиваю, чтобы позлить медсестричку. Обожаю, когда она сердится. Такая забавная становится.

— Например, о том, как Римма покончила с собой.

Ни хрена себе! Хмурюсь, офигевая от ее проницательности. Зря я считал медсестричку глупой. С ней надо быть осторожным.

— Как ты догадалась? — произношу, раздражаясь из-за своей недальновидности.

— Извилины напрягла. Представь, они у меня есть, — улыбается она так обезоруживающе, что я вмиг расслабляюсь.

— Следак бы в это не поверил.

— Я не он. Слишком хорошо тебя изучила.

— И что думаешь?

— Что ты идиот.

Я смеюсь. Отважная ты моя! Даже не знаю, с чего начать. Скребу щетину, вспоминая тот злосчастный день, и понимаю, что не хочу говорить о нем. Но придется. Скоро мы покинем эти стены, вернемся домой, а недомолвки будут собираться в снежный ком.

— Она узнала о тебе и сказала, что хочет встретиться, поговорить. Собиралась шантажировать. Не стану отрицать, я ехал с намерением заткнуть ее любой ценой. — Я ловлю себя на мысли, что не хочу произносить имя Ермаковой. Она словно клякса, которой я не хочу пачкать свою чистую и белую медсестричку. — У нас состоялся короткий разговор. Она быстро созналась, что работала на моего отца. Он-то и сообщил ей о тебе. Оказалось, однажды он вспомнил о сыне. Узнал о моей жизни и подослал эту змею присматривать за мной, докладывать ему обо всем.

— Если ты опустишь подробности ваших с ней отношений, я не обижусь, — проговаривает медсестричка, уже не улыбаясь.

Конечно, опущу, девочка. Меня тошнит, когда вспоминаю их.

— Я спросил у нее, где найти отца. Она сказала, что накануне его загребли. Оказался не в то время, не в том месте. Повязали вместе с какими-то братками. Собственно, после этого я собрался уходить. Мне больше нечего было ловить у нее. Но…

— Она закатила истерику.

— Да, — киваю я. — Подробности ее угроз тебе же тоже не нужны? — Она мотает головой, и я перескакиваю к финалу нашей последней встречи с Ермаковой: — Сам не понял, как она выхватила ствол. Приставила к своей башке, уверенная, что брошусь отговаривать… А я даже не пошевелился. Она считала, а я просто стоял и смотрел. Ждал. Ну эта дура и выстрелила.

Медсестричка сглатывает. Мой рассказ больше не вызывает у нее улыбку. Приподнятое солнечным утром настроение мрачнеет. Она опускает глаза, но не перебивает и не останавливает.

— Я позвонил брату. Попросил, чтобы Азиз все прибрал. Но они с Адель уговорили меня сдаться. Главы группировок уже несколько месяцев ищут место, где содержат повязанных братков. Эта инфа стоит огромных денег, и я мог ее раздобыть.

— А ты, дурак, согласился? — возмущается она.

— Согласился, — не отрицаю я. — Адель и брат об этом не знают, но там же держали и моего отца. Я должен был с ним увидеться. А это был единственный шанс, потому что эта идиотка пустила себе пулю в лоб, и что-то еще выведать о нем было нереально.

— Допустим. Дальше?

— Мне надо было признаться тебе. Я не мог сесть, не рассказав тебе правду. Но только не в доме брата. Поэтому я вызвал тебя в город. Туда, на мост, подальше ото всех.

— Почему не признался?

— Ты заговорила о матери, — отвечаю я. — Я решил, что ваша с ней встреча важнее суицида моей бывшей. А потом ты пригласила меня к своей немного безбашенной маме, и я… Не знаю, как правильно выразиться… Ощутил какую-то легкость, что ли. Я будто в детстве побывал, где все было просто, горы по плечу.

— Затем тебя арестовали, — продолжает за меня медсестричка.

— Угум… И только там, за решеткой, я понял, как сглупил. Я оставил тебя в логове стервятников. Совсем одну. Держал за руку и внезапно отпустил…

Ее щеки вспыхивают, и она снова опускает лицо, пряча его за распущенными волосами.

— Я нарочно вывел следака на тебя.

— Опять обведя Адель и Романа вокруг пальца. Они решили, что тебе понадобилась моя помощь… Камиль, — она поднимает лицо, — ты вообще никогда о себе не думаешь?

— А ты? — переспрашиваю я. — Почему не попросила дядю Наиля помочь сбежать тебе? Почему попросила помощь для меня? Почему не сопротивлялась при аресте? Почему отказалась работать со следаком? Почему не поверила ни ему, ни адвокату, что я прихлопнул ту стерву?

Медсестричка встает и возвращается к окну. Обнимает плечи руками, взглянув на улицу. Вздыхает и, оставив мои вопросы без ответов, спрашивает:

— Ты встретился с отцом?

— Не знаю. У меня был сокамерник. Всего на одну ночь. Мне показалось, что он представился Захиром. Но это не точно. У меня черепушка трещала адски. Могло померещиться.

— Выходит, ты зря подставился.

— Почему же? Я стал богаче, — усмехаюсь я.

Медсестричка укалывает меня иглой своего сердитого взгляда. Ей не понять, как это — зарабатывать деньги ценой собственного здоровья.

— Да ладно тебе. Я же живой. Еще неделька — и буду огурцом.

Вздохнув, она оборачивается.

— Слушай меня внимательно, огурец! Ничего не будет, как раньше. Ты не вернешься к прошлому, каким знал его. Теперь я буду решать, куда ты идешь и зачем. Ты больше не будешь шавкой Адель и Романа. У тебя хватает своих проблем, которые они палец о палец не ударят, чтобы разрулить. Тебе надо найти отца, выкрутиться из истории с обвинением, укрепить здоровье, в конце концов. А еще, если ты не забыл, у нас уговор: Глеб.

— Ух ты! Я почти испугался. С чего такая уверенность, что я стану тебя слушаться, девочка?

— Попробуй ослушаться, — улыбается она уголком рта. — Посмотрим, к каким последствиям это приведет.

— Интригуешь, красавица. Я же назло могу сорваться.

— Я видела, как ты бунтуешь. Не впечатлена.

— Да ну?! Это были цветочки, — смеюсь я. — Я так разминался.

Вошедший в кабинет доктор дежурно улыбается нам и протягивает медсестричке выписку.

— Поздравляю! — Пожимает он мне руку. — У вас хорошие анализы. Пора домой, Камиль Захирович. Небось, надоело тут?

Поглядываю на медсестричку, отвечая:

— Честно, не заметил, как время пролетело.

— Ну с такой-то заботой! — соглашается он, смущая мою ухажерку. — Вы цените ее. Она настоящий ангел.

Я и сам это знаю, док.

— Позвоню Азизу, — информирует она, вытаскивая мою мобилу из кармана своих джинсов. — Попрошу приехать за нами.

— Вызови такси.

— Нет, мы с Азизом и так долго ждали твою выписку, чтобы устроить этот сюрприз.

Черт, ненавижу сюрпризы! Их слишком много в последнее время. Обожраться можно.

— Не волнуйся, тебе понравится, — подмигивает она, поднося телефон к уху.

Секретарша ты моя незаменимая.

Док склоняется ко мне и по-отечески советует:

— Ты, сынок, не раздумывай. Женись. Уведут девочку, локти кусать будешь.

Ну раз доктор прописал — придется жениться… И пусть медсестричка попробует отказать. Теперь у меня есть оправдание: ее любимый железный аргумент — во всем слушаться врачей!