Олимп, штат Техас

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Позавтракав в обществе разговорчивого отца и молчаливой матери, Марч забирает у Айдена свои вещи и едет в свой прежний — а теперь и нынешний — дом. Он находится на северной окраине Олимпа, недалеко от того места, где постройки заканчиваются и сменяются покосами. Он вместе с собаками вылезает из машины и осматривает бунгало, выстроенное в 1920 году. Марчу повезло — и тогда, и сейчас — заполучить этот домик, потому что отец в основном сдает в аренду этакие ранчо семидесятых и восьмидесятых годов, с ковролином и низкими потолками, очень угрюмые. В этом доме крепкие деревянные дверные косяки, настоящие доски на полу и достаточно всяческих удобств, включая центральный кондиционер, который Марч включает, едва переступив порог. Собаки осматривают все комнаты, принюхиваются, потом устраиваются на старом лохматом синем коврике в одной из спален — предыдущие жильцы, видимо, бросили его здесь из-за уродства. Марч говорит:

— Ковер ваш, комната ваша. Наслаждайтесь.

Оставляет их и коробки, едет к мастерской Гепа. Юна вчера терпела его присутствие, но ему совершенно понятно, что она не оттает, пока он не уладит отношения с братом. Марч чувствует себя болваном, которого посадили в тюрьму за поджог, выпустили на поруки, а он первым делом развел костер. Поскольку ему неведомо, насколько серьезно Вера задумала уйти от Гепа, нужно придумать, как извиниться, прежде чем Вера чиркнет спичкой. И остается только молиться, чтобы она никому не выдала своего сообщника.

В мастерской у Гепа пять больших боксов, двери открыты из-за летней жары, в четырех стоят машины. Марч паркуется в сторонке, рядом с вывеской «Автомастерская Бриско». Под вывеской висит металлическая скульптура работы брата — по форме напоминает и машину, и разбивающуюся волну. Семь лет назад, когда мастерская была еще совсем новой, Геп иногда выставлял в ней свои поделки, время от времени они даже продавались. Работы его чем-то привлекали, притом что покупатели сами не могли понять чем. Потом Геп заметил, что это смущает его работников, как бы отделяет его от них. Теперь он продает свои работы через интернет, время от времени устраивает выставки в Хьюстоне или Далласе, где можно запросить хорошую цену и не бояться, что покупатель недоверчиво расхохочется, как это часто бывает в Олимпе. Марч однажды спросил Гепа, скучает ли тот по свободе городской жизни, возможности все время заниматься творчеством, а Геп на это ответил, что тогда пришлось бы скучать по еще большей свободе — заниматься творчеством и не рассчитывать на то, что на это проживешь. Плюс пришлось бы жить в городе. Похоже, Гепу, Марчу и Арти Олимп всегда нравился так же сильно, как отталкивал Тею и Арло.

Марч видит Гепа — тот сидит на корточках в дальнем боксе, рядом с помятым седаном «меркюри». Марч не обращает внимания на работников, которые отрываются от дела и смотрят, как он идет к брату: один сдвинул щиток сварочной каски, другой задержал в воздухе кувалду. Когда он оказывается метрах в шести, Геп встает в полный рост — видимо, чтобы разобраться, почему все смолкло. Заметив Марча, хмурится и громко обращается к сотрудникам:

— Вы, похоже, решили, что уже обеденный перерыв, — вот и идите обедать.

Тишина сменяется звяканьем инструментов, которые опускают на землю, болтовней, хотя Марч-то видит: как минимум половина работников с удовольствием осталась бы. Гадает, нет ли среди них Райана, вот только вряд ли это подходящий вопрос для начала разговора.

Геп садится на корточки и продолжает выкручивать из машины заднюю фару.

— Твой фургон на заднем дворе. Лайонел теперь считает его своим, но если хочешь, можешь забрать из него все, что тебе надо. Потому что, если тебе что-то надо от меня, ты этого не получишь.

Он говорит не глядя на Марча. Выкрутив фару, засовывает руку, ощупывает изнутри вмятину на крыле. Их с братом разговоры всегда проходили в таком духе. Они беседовали и одновременно чем-то занимались, было на чем сосредоточиться, пропадала необходимость смотреть друг другу в глаза.

— Хочешь, я тебе помогу? — спрашивает Марч. Геп будто не слышит. — Я знаю, что очень перед тобой виноват. — Геп по-прежнему сидит к нему боком, и Марч видит у брата на скуле красный синяк, постепенно делающийся лиловым: след вчерашней потасовки. Возвращение домой означает обязанность отвечать за боль, которую он причиняет другим, причем неважно, в здравом уме или нет. — Да, то, что я сделал два года назад, непростительно, и я не жду, что ты станешь меня терпеть. Но можно я хотя бы останусь в городе?

— А если я скажу «нет», ты уедешь?

— Да, — отвечает Марч, хотя пока еще не успел продумать этот сценарий, так что не уверен, правду говорит или нет. Геп всю жизнь его прощал, Марч к этому привык и не понимает, как может быть иначе.

В мастерской слышен один звук — потрескивание металла: Геп изнутри надавливает локтем на кузов машины.

— Можешь взять термофен и поводить по этой вмятине. Смотри с краской осторожнее. Это ответ на первый вопрос. Насчет второго я пока не решил.

Марч слегка расправляет плечи и изо всех сил старается, чтобы уголки рта не поползли вверх. Хватает фен, включает, начинает разогревать металл. Пять минут они работают молча, Геп длинным тонким инструментом разглаживает и распрямляет вмятину изнутри.

— Лгать не буду, — говорит он. — По мне, ты лучше бы не возвращался. Особенно теперь, когда у нас есть Пит.

Марч хочет сказать брату, что с радостью повозился бы с племянником — здорово было бы встретиться втроем, увидеть брата в роли отца — себя он в этой роли совсем не представляет.

— Я не хочу больше ничего ломать, — говорит Марч. И понимает, что, если бы ему это удалось, жить стало бы куда легче.

Геп выпрямил крыло, велел Марчу отключить фен. Чтобы ободрить брата и уменьшить собственную вину, Марч тихо добавляет:

— Никакой любви там не было.

Геп резко разворачивается, лицо его внезапно оказывается совсем рядом с лицом Марча.

— Я всю жизнь давил собственные чувства, чтобы ты мог проявлять свои, делал то, что лучше для тебя, а на то, что лучше для меня, всем было наплевать. — Слова Гепа отскакивают от металла, вырываются наружу сквозь открытые двери бокса. — И что я этим заработал? Брата, который разрушил мою семью и при этом даже не испытывал никакой любви.

— Ты заслужил брата лучше, чем я. Я это знаю. — Марч делает пару шагов назад. — Но я был уверен: когда вернусь, окажется, что вы с Верой развелись и она уехала из Олимпа. А ты, может, даже женился снова, и тебе проще будет меня простить, потому что ты счастлив.

У Гепа изо рта вылетает смешок, но Марч видит: он удивлен, а не позабавлен. Брат снова делает к нему шаг, Марч поднимает руки — мол, сдаюсь, — притом что остывающий термофен, который он по-прежнему держит в руке, вполне может сойти за оружие.

— Ты думал — вернешься, а я буду тебе благодарен? — Геп вырывает фен у Марча из руки, Марч сдает назад, в стоящую там машину.

— Если так посмотреть… — Голос его срывается. — Я всегда об этом жалел. А теперь жалею еще сильнее.

Притом что он только что сделал это снова. Притом что он видит то, чего не видит Геп: новое несчастье уже на подходе, вот-вот свершится.

— Вали из моей мастерской, — говорит Геп, указывая на открытый бокс.

Марч повинуется, а то ведь Геп может распространить запрет на весь город.