Плохая терапия. Почему дети не взрослеют

Глава 11

. Это будет наш последний сеанс

Мой отец любит рассказывать историю о своей матери, еврейке немецкого происхождения, яркой, властной и резкой. Ее маникюр был безупречен. Ее волосы были аккуратно уложены. Она преуспела во всех карточных играх, от бриджа до блэкджека, и быстро разгадывала кроссворд New York Times (пером).

Ей больше нравилось молчать, чем говорить, она не терпела ханжества и предпочитала откровенность грязной шутке. Семья была ее самой верной религией. Но она редко обделяла вниманием или обнимала кого-либо из своих четверых детей. Даже по меркам 1960-х годов она была холодна.

Роль матери она исполняла старательно и безропотно. Когда в возрасте шести лет мой отец подал первые надежды как художник, она записала своего мечтательного второго сына в кружок рисования. Однажды, когда она пришла забрать его после занятий, учитель рисования попросил поговорить с ней.

"Ваш сын много времени проводит, глядя в окно", - сказал художник моей бабушке. "Мне кажется, с ним что-то не так".

Моя бабушка сразу же решила, что учитель рисования - имбецил. "Я плачу вам за то, чтобы вы учили его искусству, а не за то, чтобы вы проводили психоанализ моего сына". Щелчок ее воли, решительный, как блестящая застежка на сумочке.

Для моего отца воспоминания об этом обмене всегда служили доказательством ее глубокой материнской любви, которая редко выражалась в комплиментах или объятиях. Но я предлагаю его здесь таким, какой он есть: чистый анахронизм.

Сегодня эта история, скорее всего, развивалась бы иначе. Мать запаниковала бы и предложила учителю рисования рассказать ей больше. Дальнейший ход снежного кома предсказуем. По приглашению родителей в дом ворвется уже знакомая фаланга профессионалов, которые встанут между родителями и ребенком: терапевты, учителя, эксперты по образованию и воспитанию, психиатры и даже активисты - все, у кого есть свое мнение о ребенке, с которым они, возможно, только что познакомились и за которого не несут ни любви, ни ответственности. Никто из них не несет ни малейшей ответственности за свои плохие советы.

Любить - значит иногда говорить эксперту, чтобы он отстал

"Одна из прискорбных черт англо-американской культуры заключается в том, что она стала крайне настороженно относиться к тому, что я называю "неформальными отношениями", - отношениям между мужчинами и женщинами, между взрослыми и детьми", - сказал мне британский социолог Фрэнк Фуреди.

Мы не доверяем спонтанным и нерегулируемым взаимодействиям, которые считаем опасными и полными неприемлемого риска (обидеть, испытать стыд или отвержение, проявить излишнюю "власть"). Поэтому мы регулируем и обеззараживаем их с помощью "образования" и вмешательства.

Но, как заметил мне один блестящий ученый-психолог, этот процесс регулирования наших отношений также лишает взаимодействие жизненной силы и смысла, делая его неинтересным или неловким. Поэтому в ответ на это требуется еще больше вмешательства. Больше обучающих семинаров для родителей. Больше уроков для девочек четвертого класса на тему "Как стать хорошим другом ". Этому нет конца - нет точки, в которой так называемые эксперты сказали бы: Может, нам не стоит совать нос в эту область их жизни - хихикающее святилище девчачьей дружбы? Может, стоит оставить этих детей в покое?

Великий афроамериканский поэт Роберт Хейден чувствовал преданность отца не в декларациях, которые тот, возможно, никогда не делал, а в постоянных актах самопожертвования. "По воскресеньям мой отец тоже вставал рано и одевался в синеватый холод", - писал Хейден. "А потом потрескавшимися руками, которые болели от работы в будни, разжигал костры. Никто никогда не благодарил его". Согретый огнем и подкрепленный неизменной любовью отца, Хейден спрашивает: "Что я знал, что я знал о строгих и одиноких офисах любви?"

Может, это и не было идеальным, но, учитывая, каким лаконичным и стоическим человеком был его отец, возможно, так оно и было. Все остальное от такого человека могло показаться искусством.

На протяжении многих лет специалисты по терапии пытались сгладить идиосинкразию взаимодействия родителей и детей - и за последние два десятилетия им это удалось. Они внедрили идеологию и напускной перфекционизм в родительско-детские отношения и подвергли каждый их аспект своему изучению и осуждению.

Отношения между родителями и детьми всегда менялись в зависимости от ценностей, семейной культуры и особенностей личности. Наши дружеские отношения, браки, отношения между братьями и сестрами и родителями ценны не потому, что они соответствуют утвержденному образцу. Они ценны, потому что они наши.

Родители, вычитайте себя

Не только эксперты мешают нормальной взрослой жизни наших детей; эпидемия чрезмерной вовлеченности родителей в жизнь детей уже вошла в легенду. Мы просим учителей посадить наших детей в начальной школе рядом с другими, которых мы выбрали, требуем поговорить с учителями средней школы и даже с профессорами колледжа, которые посмели поставить нашим детям плохую оценку, и вмешиваемся в дела начальников наших молодых людей (все это истории, которые мне рассказали люди).

WhatsApp превратился в кошмарную метель родительского беспокойства: Кто-нибудь знает, что будет на завтрашнем тесте по обществознанию? Задала ли миссис Тайлер домашнее задание по естествознанию? И это даже для четырнадцатилетних.

И все же мы знаем - не только потому, что об этом свидетельствуют лучшие психологические исследования, но и благодаря многолетней мудрости, доставшейся нам по наследству, - что детям необходимо пространство без надзора взрослых. Они процветают при наличии независимости, определенного уровня ответственности и самостоятельности и, да, неудач. Они никогда не научатся делать сами, если мы будем все делать за них. Рискованные игры - грубые и неуклюжие, связанные с высотой, острыми инструментами и некоторой реальной опасностью - не только приносят детям радость и социальную компетентность, но и могут сделать их менее фобичными и более способными ориентироваться и оценивать риски в будущем. Небольшие неудачи и травмы скорее помогают, чем вредят детям.

Но совет "дать им самостоятельность" или "поручить им задания, которые максимально повышают их независимость" - это обратная сторона дела. В итоге мы только участвуем в проблеме разрушения наших детей чрезмерным лечением. Вы не даете ребенку независимости так же, как не даете ему уверенности в себе, как бы нам ни льстило, что мы так думаем. В большинстве случаев вы просто уходите с его пути - перестаете вмешиваться, и независимость приходит сама собой.

В нашей захламленной жизни, наполненной банальным общением и бессмысленными оповещениями, путь к более спокойному и здоровому существованию должен начинаться с вычитания. Возьмите все, что вы делаете для своих детей, - всю технику, развлечения и занятия, которые вы планируете, - и выбросьте примерно треть из этого. Наши дети справлялись гораздо лучше, когда у них было меньше отвлечений, меньше стимуляции, меньше надзора, меньше вмешательства, меньше помех, меньше приспособления, меньше воспитания. Масса психологических исследований показывает, что больше всего дети нуждаются в том, чтобы родители (и технологии) перестали их прерывать, контролировать, курировать, отрывая их от органического чуда взросления.

Они не слабые, если только мы сами не сделаем их такими

Перестаньте вести себя так, будто ваш ребенок умрет, если не получит свой полдник; что она развалится на части, если ее заставят сидеть в классе рядом с несносным ребенком. Если она не попала в ту же группу чтения, что и ее друзья, не надо звонить учителю и настаивать, чтобы группы были реорганизованы, потому что ваша дочь не может обсуждать Чудо, сидя рядом с кем-то, кроме Кеннеди.

Перестаньте вдалбливать им в голову свои непомерные заботы. Перестаньте использовать слово "травля" только потому, что другая девочка сказала что-то плохое вашей дочери; это неприятность, с которой ей суждено столкнуться снова и с которой она должна научиться справляться. Перестаньте контролировать и оценивать все, что делают ваши дети, и перестаньте хвалить их за несложные дела. Вы не подстегиваете их к взрослой жизни, а настаиваете на том, чтобы они всегда считали себя маленькими детьми.

Перестаньте говорить им, что они слабые во многих отношениях; если вы могли что-то сделать в их возрасте, пусть попробуют. Они не слабые - если только вы не делаете их такими. Они удивительно выносливы и от природы очень сильны.

В какой-то момент мы забыли обо всем этом. Мы пренебрегли авторитетом и потеряли всякую перспективу. Любое проявление "симптома" психического здоровья стало требованием немедленно отдать ребенка в руки эксперта. Мы забыли, что для подростков некоторые вещи являются фазой. Многие эпизоды подростковой грусти проходят сами собой.

Когнитивно-поведенческий психолог Роджер Макфиллин сказал мне, что, по его мнению, даже незначительные порезы не обязательно являются серьезным кризисом в каждом конкретном случае. "Мы понимаем, что, когда самоповреждение служит целью поиска заботы, внимания или ухода от ответственности, реагирование на такое поведение подобным образом только усилит его проявления. К сожалению, некоторые подростки овладевают умением использовать самоповреждение в качестве оружия".

Он говорит родителям, что они не должны сразу же кормить своих дочерей психическим здоровьем, как только их дочери начнут экспериментировать с ним. Как он советует родителям реагировать на мелкие порезы? В некоторых случаях родители должны просто игнорировать это.

Другими словами, когда ваш подросток ведет себя неадекватно: Держите себя в руках. Оставайтесь главным. Не стоит сразу же передавать ребенка специалисту по психическому здоровью. Вы сами решаете, находится ли она в кризисной ситуации или нет.

Я не идеальный родитель. Я слишком много кричу на своих детей и не за те вещи, критикую без необходимости и сержусь сильнее, чем следовало бы, из-за незначительных провокаций. Я пишу до поздней ночи, просыпаюсь уставшей, толкаюсь по утрам в раздраженном состоянии, а однажды отправила сына в школу с пустым контейнером вместо обеда. Я забывал заполнять листки разрешений, не был в курсе родительской болтовни о лучших учителях и спортивных командах и отказывался быть волонтером во всех видах школьной деятельности, которая казалась мне невыносимой тратой времени.

Но после того как я начала работать над этой книгой, я внесла в нее несколько изменений. Во-первых, я сообщила об этом своим детям: Я больше не буду читать ежедневные школьные письма с напоминанием о домашнем задании. Я сказала детям, что все, что касается домашних заданий или тестов, они должны знать сами. Если это означало, что они пропустили задание, пусть лучше это произойдет в начальной или средней школе, где последствия для учебы будут незначительными. Я решила отказаться от превращения неорганизованных детей начальной школы в зависимых старшеклассников.

Когда моя тогда еще девятилетняя дочь стала просить, чтобы я могла сама ходить домой с автобусной остановки, я разрешила ей это. Я сделала это не потому, что была готова. (Это было так очевидно: машины такие большие, а она такая маленькая). Беспокойство одолевало меня с момента высадки до той секунды, когда она постучала в дверь. Я открывал входную дверь три-четыре раза, чтобы посмотреть, не увижу ли я ее на дороге. Она любила свои прогулки, а я их ненавидел.