Зарница

— Какой еще Евгений Викторович⁈ — не выдержала она. — Петя! Я имею ввиду Петю… Петя не звонил?

— А… Петя… нет. Не звонил. Извините, у меня еще много работы… До свидания.

И в трубке снова послышались короткие гудки.

Совершенно опустошенная, Маша положила трубку на аппарат и минуту смотрела на отражение телевизора в зеркале трюмо — там показывали улыбающегося Рональда Рейгана и его супругу — они стояли посреди какой-то зеленой лужайки в окружении журналистов и весь их вид ну никак не вязался с воинственной риторикой, всей это стратегической оборонной инициативой и звёздными войнами, об опасности которых Маше завтра предстояло докладывать.

Теперь же она вообще начала сомневаться, что политинформация состоится — в груди разгорался пожар тревоги. Мысли в голове панически метались, и она никак не могла сосредоточиться — что же нужно сейчас сделать — и потому продолжала тупо смотреть в отражение телевизора, на худощавое лицо Нэнси Рейган.

«Он же сказал позвонить…» — вдруг вспомнила Маша, схватилась за трубку, палец коснулся диска номеронабирателя.

«Только бы никуда не ушел… Гром… почему он так представился?»

В трубке пошли длинные гудки.

— Ну же… бери трубку! Бери ее, черт возьми!

Она не заметила, как заговорила вслух — обращаясь словно бы не к невидимому собеседнику, отцу Лены, а к Нэнси Рейган, которая уставилась на Машу своими огромными светло-карими глазами.

Длинные гудки. Третий. Пятый…

— Бери, мать твою! — рявкнула она.

Нэнси удивленно моргнула, застыла на мгновение, потом, словно бы обидевшись, обернулась на мужа. И в этот момент мужской голос сказал:

— Ну что?

Маша подумала, что это сам Рональд Рейган задал ей вопрос — его как раз показали крупным планом и он смотрел на Машу выжидательным взглядом.

«Откуда он знает русский язык?» — пролетело у нее в голосе, но в следующую секунду она опомнилась — и сразу же забыла, что должна сказать.

— Э… — запнулась она и покраснела как девочка. — Я… простите…

— Вы позвонили? — напомнил голос.

— А… да! Да! — выпалила она, в ту же секунду послав и Рональда, и Нэнси куда подальше. — Я позвонила! Слушайте, — никого! Никого нет! Они еще не приехали! Понимаете⁈ Хотя должны были быть в городе в шесть часов, но до сих пор их нет. И нам никто не позвонил, не предупредил, что они задержатся… я имею ввиду классную руководительницу… как ее там, — имя классной вылетело у нее из головы. — Короче, никто! И вот уже программа «Время» идет, тут Рейган… — она не понимала, зачем это говорит, но продолжала, глотая слова и буквы: — … а их все нет! Вы… вы меня вообще слушаете⁈ — она замолкла и прислушался к тишине. Может быть, он уже повесил трубку, а она тут распинается…

Сердце ее стучало как паровой молот. Руки мелко и противно дрожали.

Маша увидела на трюмо таблетки валидола, потянулась к ним и отправила под язык белый кругляш. Язык защипал приятный холодок.

«Лишь бы инфаркта не было. Только не сейчас», — подумала она, ощущая разливающееся по сознанию вязкое болото паники.

— Я слушаю, — донесся издалека голос мужчины. — Все ясно.

— Все ясно⁈ — чуть не поперхнулась она. — Что… вам ясно?

— Вероятно, они задержались…

— Все ясно! — бросила Маша в трубку. — Спасибо за помощь! Сама справлюсь! — она отняла трубку от уха и уже намеревалась положить ее на рычаг телефонного аппарата, как вдруг услышала резкий и отрывистый, словно щелчок хлыста, голос:

— Стойте.

Маша замерла, затем медленно подняла трубку.

— Я сейчас за вами заеду. Вы же через дорогу живете?

— Да, — медленно произнесла она. — Парковая…

— Выходите через пять минут, я буду возле дома.

— А как я вас узнаю? — задала Маша резонный вопрос.

— Узнаете, — ответил мужчина и связь прервалась трубку.

Еще один человек положил трубку, не попрощавшись, — подумала она. Но может быть, он и правда приедет. Что же они могут предпринять? Куда можно поехать? Она понятия не имела, где проводится эта «Зарница». Витя говорил, в какой-то военной части за городом. Школа, конечно же, закрыта, кажется, на плакате в фойе она видела номер воинской части и даже имя-фамилию командира.

Она мигом накинула пальто, подумала, что нужно погасить телевизор, но потом решила оставить — пусть работает, если Витя вдруг приедет, а ее не будет… он решит, что она отлучилась ненадолго.

Но ведь, все равно ее не будет. Нужно его предупредить.

Она прошла на кухню, вырвала лист из тетради для рецептов и быстро написала:

'Витя, тебя долго не было, я начала волноваться и позвонила папе Лены Евстигнеевой. Если ты приедешь, а меня не будет, значит, мы поехали вас искать. Не волнуйся, скоро буду дома. На всякий случай, позвони по телефону Лены — я могу быть там. Или побудь до моего возвращение с тетей Олей. Целую, Мама.

P. S. Ужин на плите. Я тебя люблю'

Маша посмотрела на записку. Почерк был нервный, буквы плясали, словно пьяные — обычно она писала ровным, почти каллиграфическим почерком. «Сойдет», — подумала она, положила записку на трюмо и вышла, закрыв дверь.

С минуту она стояла перед Олиной дверью. По идее, подруга еще не должна спать, но в глазке не было видно света, а из-за двери не доносились звуки телевизора.

Маша надавила кнопку звонка, который в тишине прозвенел так резко, что она вздрогнула.

Никого.

Маша позвонила еще раз. Тревога с новой силой начала овладевать ею. Еще и Оля… Что с ней? Что могло случиться?

Позвонив третий раз, она подумала, что это уже перебор — никогда такого не было, чтобы соседка отсутствовала в воскресенье вечером.

Потом в тишине она различила какие-то смутные, едва слышные крадущиеся звуки. В глазке что-то метнулось.

Через несколько мгновений дверь приоткрылась — от изумления Маша прикусила язык — толстая цепочка на уровне глаз не давала двери открыться полностью.

— Оля… что это? — Маша кивнула на цепочку. — Что случилось?

Хотя почему она спрашивает? Маша вспомнила, что на соседку было совершено нападение, и на месте Оли она бы тоже подумала о безопасности…

— Привет, Маш, — сказал Оля, покосившись на цепочку. — Я… я просто уже сплю. Завтра рано на работу… знаешь ли.

— Что? Ты — спишь? Так ведь… девяти еще нет…

— Да? Ну вот, устала за день… Ты что-то хотела?

Маша посмотрела вниз на лестничную клетку.

Конечно, может быть, Оля и пережила нападение, но это уже чересчур.

— Слушай… Витя должен был приехать с этой… Зарницы… Но его все нет и нет. Я… в общем, поеду его искать, вдруг, если он придет… может у тебя посидит, пока я не…

— Конечно, — сказала Оля. — Конечно, пусть. Я буду дома.

— Но… ты услышишь? Если он позвонит? — с сомнением спросила Маша.

— А… да, конечно, услышу. У меня же громкий звонок.

— Ладно. Спасибо тебе.

— Да не за что… пусть заходит.

Оля закрыла дверь, не попрощавшись. Лязгнула цепочка, провернулся три раза замок. В глазке проскочила тень. Судя по шагам, Оля продолжала стоять за дверью.

Машу передернуло — по спине поползли мурашки.

Она быстро спустилась по ступенькам вниз, прикидывая, что можно сделать. Как минимум — попытаться найти директора школы. Если не получится, поехать в милицию. Или сразу в милицию, они быстрее ее найдут.

Она вдруг вспомнила визит милиционера днем, о котором совершенно забыла. Ведь он не просто так приходил и задавал все эти странные вопросы… И… он оставил номер телефона. Она сунула руку в карман спортивных штанов и нащупала клочок бумажки. На месте. Значит, в случае чего… можно позвонить и ему.

Она выскочила из подъезда. На дворе уже стемнело, заморосил холодный октябрьский дождь. В лицо ударил порыв холодного ветра — Маша подняла руку, защищаясь и тут же поняла, что имел в виду мужчина, когда сказал: «Узнаете».

Прямо перед подъездом словно жуткое привидение застыла черная Волга с темными непрозрачными стеклами.

Водительское окошко слегка приоткрылось и едва различимый силуэт произнес все тем же ровным абсолютно спокойным голосом:

— Садитесь. Дверь с другой стороны.