Зеркала

11

Это чувство неловкости за подаренные вещи…

Эти слова, сказанные в запале…

Это объятие, пронизанное извинением за своё противоречивое поведение…

Как часто мы сами так поступаем в реальной жизни. Иля

Котёнок тяжело прыгал на ступеньку, по ней упрямо шёл несколько своих кошачьих шажков, после чего снова валился на очередную ступень. Кира всё боялась — вот-вот шмякнется большой головой и треснется носом! Но пока Шустику то ли везло, то ли он уже научился держать равновесие… Выбрались в холл без особых происшествий. Девушка только с облегчением вздохнула, как котёнок решительно направился к входной двери. Пришлось крупным шагом опередить его и ухватить за шкирку.

— Пока нельзя, — негромко, но сурово сказала Кира. Шустик как будто понял: обернулся посмотреть на неё, но мордаха насупленная — ну-у, нельзя!.. Шаг в сторону от двери, и, поглаживая котёнка, девушка засмотрелась на густо падающий утренний снег во дворе.

— Кирочка! Помоги мне на кухне! — позвала тётя Соня.

Прижимая к себе котёнка, девушка вошла в столовую комнату и закрыла дверь. Здесь, в этом помещении, из-за тюля, мягких, жёлтого с коричневым оттенков, из-за всё идущего снега было странное освещение: вроде и предвечерне темно, а вроде и тёплый намёк на восходящее утреннее солнце образовался.

— Гуляй, где хочешь, — предложила она котёнку, поставив его наконец на пол.

Ни секунды на месте — сразу зашагал, обнюхивая всё на пути и пофыркивая… Проследив, как целеустремлённо Шустик принялся обследовать стены и мебель помещения, Кира оставила на виду его коробку-туалет и быстро добралась до кухни. Завтрак, кажется, уже был готов.

— Тащить на стол? — спросила она, выглядывая подносы.

— Да нет, — сказала старушка, утираясь полотенцем: от кухонной жары её округлое лицо блестело капельками пота. — Ты мне, Кирочка, вот чего скажи. Я человек старый, могу себе позволить в лоб спросить: что за кольца у вас с Тимычем? Не обручальные ли?

— Тётя Соня, — улыбнулась Кира. — Если б что-то было, сказала бы сразу. Пока известно только одно: нам с Тимом придётся сыграть, что мы обручены. Меня втянули в одну нехорошую историю, Тимыч меня вытаскивает. Так что эти кольца ничего не значат.

— А жаль, — вздохнула старушка, а потом как-то скептически оглядела наставленные на столовом столе салатники. — Тимыча-то давно бы окрутить надо. А то… — Тётя Соня вдруг запнулась, шлёпнув себя по рту ладонью. Смущённо посмотрела на озадаченную девушку. — Не-ет, милая, тебе этого не скажу. Кирочка, а нравится ли тебе наш Тим?

Из озадаченности Кира мгновенно перешла в состояние полного ошеломления.

— А-а… Не поняла. Ну… В общем, нравится. Он мне помогает, поддерживает. — Чувствуя, что уже из растерянности просто играет дурочку (опять что-то играет!), девушка той же дурочкой и спросила: — Тёть Сонь, а зачем ты меня о нём спрашиваешь?

— Пристроить хочу! — отрезала старушка и отвернулась к разделочному столу.

— Кира-а…

Обернувшись к двери на шипящий шёпот, девушка обнаружила в полуоткрытом проёме довольно ухмыляющегося Леонтия. Тот поманил её кивком за дверь. И исчез.

Прежде чем уйти, Кира всё же осмелилась ещё раз спросить у рассерженной чем-то тёти Сони, так нужна ли ей помощь на кухне. Услышав бурканье: «Нет!», девушка попятилась из кухни, совершенно дезориентированная, к кому же относились слова старушки: «Пристроить хочу!» Кого же она пристроить хочет? Тима или её, Киру?

Леонтия в столовой не было. Придерживая на руках то и дело пинающегося котёнка, который нетерпеливо требовал опустить его на пол, Кира на всякий случай выглянула в холл. Леонтий нашёлся именно здесь. Кажется, он только что пришёл откуда-то: рядом с ним на диване валялась та самая подбитая ватой фуфайка, мокрая, а по вороту ещё и заснеженная. Впрочем, снег уже начинал таять и на вороте.

— Чё как долго? Иди сюда, пока Тимыча нет, — радостным заговорщиком встретил он её. — Быстро! Ща кое-что скажу, а то так и будешь глаза таращить… Давай этого сюда!

— И что ты скажешь? — уже спокойно спросила Кира, садясь рядом и передавая Шустика Леонтию.

— Слышал я, как тётя Соня говорила про тебя и Тимыча, — вполголоса сказал Леонтий. — Тут дело такое, что тебе про это знать надо. Тимыч-то у нас со странностями. Он же постоянно вечеринки закатывает, с молодёжью. И, верь не верь, Кира, девки на нём висят по-страшному. Вроде брательник мой — особенно так ни кожи ни рожи, но бабьё бросается на него только так. Из-за богачества? Вряд ли. Тут такие богатейки бывают!.. А ты тут появилась, и мы с тётей Соней давно гадаем, что выйдет. Ты ж на него не бросаешься. И вроде как даже не очень смотришь, разве что по делу. Вот бабулька наша и беспокоится. Она-то его давно хочет закольцевать с какой-нибудь девахой, чтоб остепенился, да всех только вертихвостками зовёт. Ох, не любит она, когда в доме кто-то из девок до утра остаётся, а ведь часто такое бывает. Бывало, — поправился Леонтий. И уставился на Киру, словно в надежде, что она сможет ему что-то объяснить.

— Леонтий… — Девушка нахмурилась, стараясь совместить его слова с тем, что наблюдала в доме Тима. И призналась: — Тим относится ко мне доброжелательно — это так, но… — И она беспомощно пожала плечами. А потом ещё вспомнила, что старушка и про самого Леонтия говорила: тот ведь тоже без женского внимания на этих вечерах не остаётся. Усмехнулась.

— Ладно, я, чать, не баба, сплетнями кормиться, — вздохнул Леонтий. — Сказал и сказал — типа, предупредил. Поговорим о другом… Кир, ты чё сегодня такая? Смурная, что ли? Из-за поездки в город, что ли?

— По дому скучаю, — призналась девушка. — Я своих давно не видела. Перед поездкой сюда им сказала, что уезжаю к знакомой и звонить не буду, пока не приеду. Им сейчас без меня вольготней, конечно. Зеркала на место вернули.

— А кто у тебя, в семье-то?

— Родители и брат с сестрой.

— А-а… Припоминаю — говорила что-то. Мда… Семья, — с отчётливой завистью вздохнул Леонтий.

— А вы? — неуверенно спросила Кира. — Вы вдвоём с Тимом… А родители живы?

— Нет, — неожиданно ответил Леонтий, и Кира уставилась на него ошарашенно: как это нет? От кого она слышала, что их родители живы, но пьющие? Кажется, от тёти Сони? — В малолетстве ещё потеряли. Мы с Тимом в зимнем лагере были — нам путёвки в школе выбили. А жили в избе, в пригородной деревне. В том лагере прожили всего три дня, а потом назад привезли нас, к дому. А дома-то и нет. Сгорел. С родителями. Сказали — небрежное обращение с огнём. Дядянька опеку над нами взял, брат отцов. Кормил, типа, пока работать не пошли. И не столько кормил… Все опекунские деньги на пару с тёткой пропивал. Свои-то дети у них тоже есть, подросли к тому времени. На нас внимания никто не обращал, разве что когда раз в полгода приходили проверять, как мы у него. Росли босотой, даже бродяжили… Когда я в армию уходил, Тима оставлять с ними не хотел, но пришлось — куда я его? Боялся, с дядянькой не выживет. Но ничего — выжил.

— А почему с дядей не выживет?

— Тот смертным боем нас бил — по пьяни. Тимыч пару раз в отключке валялся — и это только на моей памяти. А как я вернулся, дядянька драться перестал. Я тогда уже заматерел — спасибо армии, сам драться мог. Но долго у них уже не жили. — Леонтий необычно задумчиво смотрел в пространство, вспоминая. — Тимыч поступил в техникум, куда хотел… Ну и пошло-поехало по взрослой жизни. Когда он меня после отсидки разыскал, я не поверил, что он меня к себе забирает.

— Чё, утро воспоминаний? — насмешливо сказал Тим, беззвучно возникший в холле и присевший на диванный валик рядом со стороны старшего брата.

— А чё не вспомнить? Вон и Кира рассказывала про себя… Да, Кир, помнишь, как ты меня встретила-то попервости? Колись, где драться научилась?

— Она ещё и дерётся? — весело удивился Тим.

— Братишка в секцию самбо ходит! — засмеялась Кира. — Он и научил самым простым приёмам меня и младшую сестру. Гордился, что защищает нас так.

— Покажешь? — снисходительно спросил Тим.

— Эй, гулёны! Завтракать! — велела тётя Соня, появляясь в дверях.

— Софьюшка, милая! Как же ж ты вовремя! — обрадовался Леонтий. — А то у меня живот с голодухи к позвоночнику прилип. Кира, бери своего Шустрого.

— Мне, — негромко и властно скомандовал Тим и взял котёнка. Приподнял его заглянуть в кошачьи глазища, и Шустик недовольно замахал на него лапой. — Тихо! Не фиг — на хозяина-то…

Кира немного испугалась, но далее Тим спокойно засунул котёнка под мышку и пошёл как ни в чём не бывало на завтрак. Здесь, в столовой, выяснилось, что только Кира спала дольше всех. Леонтий успел затемно побывать на своём участке и «помахать лопатой», как он выразился. А Тим съездил куда-то в пригород с какими-то своими целями… Цели прояснились, когда Кира после завтрака поднялась в свою комнату. В комнате лежала гора из многочисленных пакетов и коробок. Поскольку громоздилась гора на её кровати, девушка сочла себя вправе посмотреть, что в них.

Когда через несколько минут в дверь постучали, она стояла в задумчивости, наблюдая, как по вещам ползает Шустик, тщательно обнюхивая всё на своём пути.

— Зачем это? — спросила она, не оборачиваясь: стук в дверь — два быстрых коротких удара — мог принадлежать только Тиму.

— А в чём ты собиралась ехать к одному из директоров холдинга, а потом к банкиру? — явно пренебрежительно к её умственным способностям спросил Тим, прислонившись к косяку. — Думаешь, они поверят, что ты моя невеста, если увидят в чём-то другом? В том, в чём ты здесь бегаешь?

Всё так же не оборачиваясь, Кира глухо спросила:

— И что… ты от меня потребуешь за эти вещи? Какой благодарности?

Молчание, застывшее в комнате, наполняло её напряжением, от которого она начала непроизвольно вздрагивать. Потом она учуяла движение воздуха — Тим шагнул к ней. Остановился за спиной. Потеряв время на сомнения: оглянуться или нет, — теперь Кира просто боялась повернуться к хозяину дома. Боялась увидеть его лицо… Сама себя не понимала. Вряд ли тот Тим, которого она успела узнать, затребует что-то выше того, что она может дать. Но…

— Обними меня. Просто обними меня.

Его шёпот опахнул морозом — полным впечатлением, что заиндевевшую до замёрзшего металла паутину пропустили через всё её тело, через все нервы. Она стояла, чувствуя, как Тим нависает над нею. Хотя и не должно быть такого, ведь он только чуть выше неё. Стояла — и боялась обернуться. «Да что такое… Всего лишь оглянуться, — уговаривала она себя. — Он же не попросил чего-то, что…»

Спине внезапно стало холодно — и Кира обернулась, как ужаленная: Тим бесшумно уходил из комнаты.

— Подожди!

Кажется, он только что хотел перешагнуть порог её комнаты — и замер. Потом, сгорбившись, упёрся руками в боковые брусы дверного косяка. И больше — ни движения. Стоял — ждал. Даже поза — человека, который недоверчиво прислушивается, что там, за спиной.

Шага три до него.

Кира встала совсем близко, глубоко вздохнула — Тим услышал, опустил руки, выпрямился. Она неуверенно погладила его по плечу — не пошевельнулся, а через паузу ладонями скользнула по его бокам, прежде чем сцепить пальцы у него на поясе. Ещё один шаг, даже не шаг, а движение вперёд… Сначала боязливо и трепетно: вдруг уйдёт? Потом нежно: всё ещё стоит рядом… И она плотно прижалась к нему, ухом и щекой к левой лопатке. Сначала ухо согрелось, и только потом девушка услышала гулкие удары сердца, отдающие в её ухо и в щёку. Только потом ощутила, как двигается тело мужчины на вздохе-выдохе… И сама поневоле начала дышать одновременно с ним… А когда Кира расслабилась, закрыв глаза и слушая его сердце, Тим шевельнулся: его горячие ладони осторожно легли на пальцы, сцепленные на его животе. Словно оба стояли на морозе, и он защищал от холода хотя бы эти пальцы…