Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади
- Автор: Борис Тихомиров
- Жанр: Литературоведение / Культурология
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади" полностью
Литературный «почти клуб» Маврикия Вольфа
Правее лавок Исакова, почти у самого центрального входа в Гостиный двор, располагался книжный магазин купца 2-й гильдии М. О. Вольфа. Болеслав-Мауриций (русифицированный вариант Маврикий Осипович) Вольф, еще в конце 1840-х гг. служивший у Исакова приказчиком, открыл собственный магазин в Суконной линии в 1853 г. Вывеска над входом гласила по-русски и по-французски: «Универсальная книжная торговля». Начинал Маврикий Осипович с одной лавки под № 18. К концу XIX века (при наследниках Вольфа) магазин занимал уже шесть помещений — с № 18 по № 23. В 1870-е гг., когда здесь бывал Достоевский, Вольф торговал в лавках № 18–20.
Надо полагать, что и в 1860-е гг. Достоевский не однажды заходил в магазин Вольфа, который был крупнейшим петербургским книготорговцем и издателем (Николай Лесков называл его «царем русской книги»). Но об этом не сохранилось документальных свидетельств. О том, что после возвращения из-за границы в 1871 г. Достоевский комплектовал свою библиотеку, приобретая книги в том числе и в магазине Вольфа, свидетельствует в своих мемуарах его жена, Анна Григорьевна, упомянувшая, как однажды в рождественскую ночь 1872 г. ее муж «похвалялся <…> новой, сегодня купленной у Вольфа книгой, очень для него интересной, которую собирался ночью читать»[335]. Упоминание это, не отраженное, кстати, в «Летописи жизни и творчества Достоевского»[336], любопытно между прочим как свидетельство того, что именно в магазине М. О. Вольфа Достоевский покупал себе рождественский подарок. Заслуживает оно внимания и как единственное точное указание даты — 24 декабря 1872 г., когда писатель посетил книжную торговлю Вольфа на Невском проспекте.[337]
М. О. Вольф. Фотография конца 1860-х гг.
В 1870-е гг. между Достоевским и М. О. Вольфом установились деловые отношения: в «Универсальной книжной торговле» в Суконной линии Гостиного двора продавались «Бесы», «Идиот», «Записки из Мертвого Дома», позднее — «Дневник писателя» и «Братья Карамазовы». После банкротства А. Ф. Базунова, о котором выше уже шла речь, нераспроданные книги из его магазина перешли к М. О. Вольфу. В их числе и несколько сотен книжек рассказа Достоевского «Вечный муж», которые продавались очень туго и, перевезенные с одной стороны Невского проспекта на другую, долго пролежали на прилавках магазина Вольфа.[338]
Сохранилось письмо на бланке «Книжного магазина Вольфа», датированное 28 февраля 1878 г., в котором Маврикий Осипович приглашал Достоевского принять участие в затеваемом им фундаментальном многотомном издании «Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом отношении». Однако писатель в это время уже начал разрабатывать планы своего будущего романа «Братья Карамазовы» и участвовать в этом издании не имел возможности.[339]
В «Универсальную книжную торговлю» М. О. Вольфа Достоевский заходил не только как покупатель или автор и издатель, чьи книги продавались в этом магазине. Во второй половине 1870-х гг. у Вольфа в Суконной линии Гостиного двора происходили регулярные собрания литераторов, известные в мемуарной литературе под наименованием «почти-клуб». Здесь собирались писатели Лесков, Гончаров, Григорович, Салтыков-Щедрин, поэты Майков, Полонский, Минаев, Случевский, Вейнберг, актер и неподражаемый рассказчик собственных миниатюр Горбунов, этнограф Сергей Максимов и др. Во время своих приездов в Петербург сюда почти непременно заходили Островский, Писемский, Мельников-Печерский. Как-то раз появился даже Катков. Бывал в «почти-клубе» и Достоевский. Впрочем, по воспоминаниям мемуариста, он обычно «сидел недолго и говорил мало. Полемический задор обычных бесед, очевидно, не нравился Достоевскому, и он точно старался всегда подчеркнуть свое изолированное положение среди других гостей Вольфа»[340]. Заседания этого литературного «почти-клуба» происходили в лавке № 18, в рабочем кабинете Вольфа, который завсегдатаи называли «Маврикиевой каморкой». Рассказывают, что однажды, когда обсуждение какого-то злободневного вопроса приняло особенно шумный характер, «к магазину Вольфа неожиданно подкатила коляска грозного петербургского градоначальника Трепова. Войдя быстрым шагом в магазин и заметив в открытую дверь кабинета собравшихся, Трепов сказал:
— Да у вас, Маврикий Осипович, здесь почти клуб!..»[341]
Генерал Ф. Ф. Трепов, градоначальник С.-Петербурга. Фотография XIX в.
С легкой руки градоначальника за собраниями у Вольфа и закрепилось это странное имя «почти-клуб», которое произносилось с единой интонацией, а со временем и писаться стало через дефис.
Одна из бурных дискуссий в «почти-клубе» у Маврикия Осиповича Вольфа в Гостином дворе, участие в которой принимал и Достоевский, состоялась в конце марта 1878 г. Кстати, связана она была с только что упомянутым градоначальником генерал-адъютантом Ф. Ф. Треповым, точнее — с рассматривавшимся как раз в эти дни в Окружном суде делом террористки Веры Засулич, которая 24 января 1878 г. прямо в приемной градоначальничества на Гороховой улице стреляла в Трепова и ранила его.
Покушение Веры Засулич на Ф. Ф. Трепова. Рисунок Г. Бролинга. 1878
Тогда никто не предполагал, что выстрел Засулич станет «первой ласточкой» кровавого народовольческого террора, буквально захлестнувшего Россию в конце 1870-х — начале 1880-х гг., кульминацией которого будет цареубийство 1 марта 1881 г. В либеральных кругах поступок террористки был воспринят с сочувствием. Во время инспекции градоначальником дома предварительного заключения один из заключенных — А. С. Боголюбов, арестованный за участие в политической демонстрации 6 декабря 1876 г. на Невском проспекте у Казанского собора, — не снял перед Треповым шапки. За это Трепов распорядился подвергнуть Боголюбова наказанию розгами.[342] Факт истязания арестанта по прямому приказу градоначальника, в придачу явившийся нарушением закона 1863 г. об отмене телесных наказаний, стал известен в обществе и вызвал общее возмущение. Выстрел Засулич оценивался многими как справедливое возмездие высокопоставленному самодуру. А. Ф. Кони в воспоминаниях о деле Веры Засулич приводит ходившую в те дни по столице эпиграмму:
Грянул выстрел-отомститель,
Опустился Божий бич,
И упал градоправитель
Как подстреленная дичь![343]
Суд над Засулич был назначен на 31 марта 1878 г. Это событие было главным предметом обсуждений во всем Петербурге. Спорили о нем и в «почти-клубе» у М. О. Вольфа. Составителями «Летописи жизни и творчества Ф. М. Достоевского» участие писателя в дискуссии о деле Веры Засулич датировано кануном судебного заседания — 30 марта 1878 г.[344] Однако для этого нет достаточных оснований. Мемуарист, секретарь и ближайший помощник Вольфа С. Ф. Либрович, в своих воспоминаниях пишет: «Когда день разбора дела Засулич (в окружном суде. — Б. Т.) стал известен, в „почти-клубе“ настало особенное возбуждение»[345]. Более точного указания на дату у него нет, поэтому нельзя категорически утверждать, что все происходило «накануне процесса».
Ход дискуссии Либрович передает так:
«— Я думаю, присяжные ее оправдают, — утверждал Лесков.
— Это немыслимо, — возражал Мордовцев.
— Все зависит от состава присяжных, — замечали другие.
— Осудить эту девушку нельзя, — спокойно говорил <…> Достоевский, принявший участие в беседе по поводу дела Засулич. — Нет, нет, — повторял он затем несколько раз, уже заметно возбуждаясь. — Наказание тут неуместно и бесцельно… Напротив, присяжные должны бы сказать подсудимой: „У тебя грех на душе, ты хотела убить человека, но ты уже искупила его, — иди и не поступай так в другой раз…“
Эти слова Достоевский повторял несколько раз в присутствии разных лиц»[346].
У нас нет оснований сомневаться в точности воспроизведения приведенных слов писателя (другие мемуаристы схожим образом передают позицию Достоевского в отношении дела Засулич[347]). Однако есть одна деталь, которая заставляет предположить, что сказаны эти слова были не до, а после судебного заседания, на котором, кстати, в зале заседаний уголовного отделения Окружного суда на Литейном проспекте Достоевский присутствовал лично, в качестве немногочисленных «представителей печати»[348] (мы сегодня сказали бы, что писатель «имел аккредитацию»).
Литейный проспект, № 4. Окружной суд. Фотография начала XX в.
О том, что споры в «почти-клубе» продолжались и после суда над Засулич, свидетельствует сам С. Ф. Либрович. «Приговор, вынесенный поздно ночью и гласивший „не виновна“, застал еще в сборе у Вольфа писателей, — сообщает мемуарист. — Известие об оправдании, привезенное туда сотрудником „Голоса“ Карповым, вызвало у одних восторг, у других изумление.
— Да здравствует правосудие! — крикнул кто-то из присутствующих»[349].
Обсуждение приговора, надо думать, продолжалось в «почти-клубе» и в следующие дни. Мемуарист подчеркнул, что приведенные им слова «Достоевский повторял несколько раз в присутствии разных лиц». Похоже, что к этой теме писатель возвращался во время нескольких посещений магазина Вольфа.
Что дает основания предполагать, что зафиксированные в воспоминаниях С. Ф. Либровича слова были высказаны Достоевским уже после суда и что мемуариста в этом пункте подвела память? Одна фраза: «У тебя грех на душе, ты хотела убить человека, но ты уже искупила его…» Что значит в устах писателя слова, о том, что Засулич уже искупила свой грех?
В рабочей тетради Достоевского 1880–1881 г. есть такая запись: «Засулич: „Тяжело поднять руку пролить кровь“, — это колебание было нравственнее, чем само пролитие крови». Тут отражены слова подсудимой, которые писатель услышал, находясь в зале суда во время ее показаний. Вера Засулич сказала: «Страшно поднять руку на человека… но я находила, что мне должно было это сделать»[350]. Можно предположить, что великий психолог-сердцевед Достоевский именно в этих словах расслышал мучительные нравственные колебания молодой женщины, непросто решавшейся, но все-таки решившейся «поднять руку пролить кровь». В этой нравственной боли, сопровождавшей преступное деяние, писатель, некогда сказавший устами одной из своих героинь: «Страдание принять и искупить себя им, вот что нужно»[351], — прозрел искупительное начало. Без этих слов, до этих слов говорить, что Вера Засулич «уже искупила» свой грех у Достоевского не было каких-либо оснований.
Воспоминания С. Ф. Либровича были опубликованы в 1916 г. За восемь лет до того вышла в свет книга воспоминаний публициста Г. К. Градовского «Итоги», автор которой приводит схожие слова, сказанные ему Достоевским прямо в зале суда на процессе Веры Засулич, когда присяжные удалились для принятия решения, «настал томительный перерыв заседания» и публика обсуждала, каким может быть приговор: «Осудить нельзя, наказание неуместно, излишне; но как бы ей сказать: „Иди, но не поступай так в другой раз“.
— Нет у нас, кажется, такой юридической формулы, — добавил Достоевский, — а чего доброго, ее теперь возведут в героини»[352].
Можно было бы предположить, что Либрович, работая над своими воспоминаниями, был знаком с мемуарами Градовского и, передавая слова Достоевского, ориентировался на них. Но тут и важно подчеркнуть, что слов об искуплении, искупленности греха Засулич в версии Градовского Достоевский не произносит. Это придает свидетельству Либровича особую достоверность, но — с поправкой на время, когда писателем были сказаны эти слова в «почти-клубе» М. О. Вольфа в Гостином дворе: не до, а после процесса над Верой Засулич.