Шепот под землей

– А я-то жаловался, что мне вечно достается странная хрень, – покачал он головой. – Не знал я, что это такое, верно ведь?

– Чего не знали? – поинтересовалась Рейнолдс, выходя из раздевалки. – Душ, кстати, в вашем распоряжении.

Мы залезли под душ и разделись – именно в таком порядке надо действовать, когда ты с головы до ног в жидком дерьме. Мою грудь по диагонали пересекал ряд живописных синяков. Я знал: за ближайшие сутки они непременно расцветут ядреным пурпуром. Кумар показал мне, как правильно выжимать гидрокостюм, а потом пришлось снова натянуть все насквозь мокрое, включая бронежилет. Особенно бронежилет. Мы договорились, что я пообщаюсь с сестричками, а Кумар тем временем свяжется со своим шефом, с моим шефом, с другим моим шефом, то бишь с Сивеллом, и, наконец, с Лесли.

Вот почему совместные операции не любят ни в одном отделе. Воняя уже гораздо меньше, мы вышли из раздевалки в кладовку. И обнаружили, что Рейнолдс отправилась изучать окрестности. Мы нашли ее на танцполе, она беседовала с Олимпией и Челси. Подошли, и она вернула Олимпии массивный черный телефон – такие покупают, если приходится проводить много времени в воде. Пока мы отмывались, Рейнолдс воспользовалась моментом и вышла на связь с внешним миром. Интересно, куда она звонила? В посольство? Или, может, сенатору? И правду ли она сказала насчет того, что у нее нет дублера?

Я глянул на часы: было полседьмого утра. Неудивительно, что я валился с ног. Веселье в клубе тоже понемногу сходило на нет, стайки подростков кучковались вокруг диванов и кресел, а немногие оставшиеся на танцполе дергались как заведенные. Так бывает, если ты вознамерился выжать из ночи весь драйв без остатка. Еще я заметил, что диджей не вставляет ни словечка, меняя треки. А уж если диджея утомило звучание собственного голоса, то он воистину устал как собака.

Я поймал взгляд Олимпии и кивнул, предлагая им с сестрой подойти. Они откровенно забили на то, чтобы притворяться равнодушными. Наша спецагент как следует подогрела их любопытство, и девчонки ужасно хотели разузнать о ней побольше.

– Ваши реки… – начал я.

– Что наши реки? – бросила Челси, сверкнув на меня глазами.

– Они… ну, протекают в основном под землей. Верно ведь?

– Ну мы же не можем вечно прохлаждаться за городом. В отличие от некоторых, – вздернула нос Челси, – нам надо зарабатывать на жизнь.

– Хотя у Тай есть планы, – добавила Олимпия.

– Да они у нее всегда есть, – сказала Челси.

– А если бы под землей, в канализации, жили, например, люди, вы бы это заметили? – спросил я.

– Нет, разве только рядом с руслом, – покачала головой Олимпия. – Нам не особо хочется возиться в грязи.

– Да и кому захочется, – добавила Челси.

– Иногда, – Олимпия как-то странно всплеснула руками, – у меня бывает такой, знаешь, зуд в голове. Как будто там крутится какая-то мысль, и я не уверена, что она моя.

– Не, это скорее как если нога дергается, – сказала Челси.

– У тебя нога дергается? – нахмурилась Олимпия. – С каких это пор?

– Я же говорю, что она постоянно дергается! – отозвалась Челси. – Просто иногда мышцы сокращаются. Непроизвольно.

– Вы не встречали здесь парня по имени Джеймс Галлахер? – спросил я прямо. – Он американец, белый, лет двадцати с небольшим. Студент художественного колледжа.

– Она, – Олимпия кивнула на Рейнолдс, – приехала из-за него?

– Это кто-то важный? – спросила Челси.

– Жертва убийства, – ответил я.

– А это не тот, которого нашли на Бейкер-стрит? – спросила Олимпия.

Я ответил, что он самый и есть, и, случайно скользнув взглядом по залу, обнаружил за барной стойкой Закари Палмера.

– Давно он у вас работает?

– Кто? – переспросила Олимпия, оглянулась и увидела Зака. – А, наш маленький гоблин?

– Разве он гоблин? – удивился я. – Я слышал, он наполовину фейри.

– Да это одно и то же, – сказала Челси, – ну почти.

– Я их не различаю, – пожала плечами Олимпия.

– Для нас они все на одно лицо, – добавила Челси.

– Но он у вас тут работает? – повторил я вопрос. – Официально?

– Скажешь тоже, – фыркнула Челси, – просто местный парень, приходит иногда подхалтурить.

– Точно, – кивнула Олимпия. – Раз халтурит – значит, гоблин.

Я опять глянул на зал. И обнаружил, что Зак смотрит прямо на меня. Очень хотелось подойти и задать ему пару вопросов, но сил уже больше не было торчать в подземке.

– Ну, мне сейчас некогда с вами разбираться, – сказал я, – но вашей маме я про сегодняшнее расскажу, так и знайте.

– Ой, боимся-боимся. Аж поджилки трясутся, – съязвила Олимпия.

– Успокойся, волшебничек, – мурлыкнула Челси, – мы знаем свою меру.

Окинув их напоследок наисуровейшим взглядом, который, правда, произвел нулевой эффект, я вышел вслед за Кумаром и Рейнолдс.

Варианта у нас было два: долго-долго подниматься по винтовой лестнице либо пройти через станцию «Холланд-парк», ее как раз открыли. Оттуда, по крайней мере, можно будет подняться на лифте. Выбор был очевиден, и мы уже двинулись к выходу, когда меня перехватил Зак.

– Что ты здесь делаешь?

Я кивнул Кумару и Рейнолдс – мол, догоню.

– Да нам сказали, есть тут одно клевое местечко, – ответил я.

– Э-э… Не, погоди, я думал, вы ищете другие тоннели.

– В данный момент я ищу, во что бы переодеться.

– Мимо нас проходит старый тоннель Главпочтамта, – сказал Зак.

И тут я снова услышал свист. Мог бы и вообще не различить, учитывая басовое «туц-туц» и Зака, который пытался переорать музыку. Услышав его в третий раз, я окончательно убедился, что это не выкрутасы диджея, и стал озираться вокруг. С другой стороны танцпола Кумар махал мне рукой. Увидев, что я его заметил, показал пальцем сначала на свои глаза, потом на дальнюю часть клуба.

Я снова повернулся к Заку и увидел на его лице какое-то странное, лихорадочное выражение.

– Мне надо идти.

– А как же тоннели?

– Потом.

Я начал проталкиваться через толпу. Кумар, увидев, что я близко, крикнул:

– Он здесь!

Кто, было и так ясно.

– Где? – спросил я.

– Идет к выходу на станцию.

Вместе с кучей ни в чем не повинных гуляк, подумал я.

– Не заметили, пистолет еще при нем?

Кумар не заметил.

Мы двинулись к выходу на станцию «Холланд-парк» – к счастью, прогулочным шагом. Рейнолдс, оказывается, проследила за ним и спряталась под лестничным пролетом. Оттуда она пыталась незаметно рассмотреть, кто проходит поверху.

– Только что поднялся, – шепотом сообщила она.

Я спросил, точно ли это тот, кого мы ищем.

– Бледное лицо, большие глаза, несуразная сутулая фигура – точно он.

Впечатляло, что и говорить. Я-то вообще не заметил, какая у него фигура. Сестры сказали, наверху будет небольшой коридор и пожарная дверь, которая ведет на саму станцию. Мы решили, что бежать не стоит, он может услышать стук подошв. Поэтому стали подниматься медленно и спокойно, болтая друг с другом, чтобы сойти за компанию усталых тусовщиков. В процессе подъема нам стало известно, что спецагент Кимберли Рейнолдс родилась в Оклахоме, в городе Энид, поступила в университет в Стиллуотере, а оттуда перевелась в Куантико.

Сержант Кумар, оказывается, родился в Хаунслоу и поступил в университет Сассекса на инженера, однако вскоре ушел, чтобы стать полицейским.

– Инженер из меня был бы никудышний, – признался он, – терпения совсем нет.

У меня была забавная история про папу и джаз, и я как раз готовился ее рассказать, когда мы четко услышали, как наверху хлопнула дверь. И припустили по лестнице со всех ног.

Это действительно оказалась пожарная дверь, самая обычная, на тугих пружинах. Очевидно, служила она для того, чтоб приятели Олимпии и Челси могли спокойно выходить из клуба, а поток пассажиров туда не попадал. Мы вышли тихо и быстро и оказались в закутке у лифтовой площадки. Среди пассажиров, ожидающих лифта, нашего беглеца не было. Они сказали, что ждут уже минуты две, то есть раньше он уехать никак не мог.

– На лестницу или на платформу? – спросил Кумар.

– Ему больше нравится под землей, – заметил я. – Так что сначала на платформу.

Нам повезло: я углядел его через закопченное окно. Он шел по переходу к дальнему концу западной платформы. Мы пробежали последний пролет как можно тише и резко затормозили друг об друга на выходе, точь-в точь как в мультиках. Я как раз собирался с духом, чтобы выглянуть на платформу, когда Кумар молча указал на выпуклое зеркало напротив. Это был реликт, оставшийся с тех времен, когда камер наблюдения еще не существовало, а транспортники и сотрудники метро вынуждены были следить за происходящим на станциях исключительно невооруженным глазом.

Я тоже увидел его в зеркале, в дальнем конце платформы, – невысокого, странно сгорбившегося.

– Если он еще вооружен, – сказал Кумар, – близко нам не подобраться.

В лицо пахнуло сквозняком. Я услышал, как зазвенели рельсы. Поздно было дергаться, поезд уже подъезжал.