Командировка по-аргентински

— По-твоему, это смешно? Убить человека, а потом идти покупать сувениры? — набросился он на Джинни, теряя всякое терпение.

— Нет, мой Лорд, — глухим голосом ответила она, виновато опуская голову, — но мама, она уже почти прос…

У Джинни к горлу подступили слёзы, когда она вспомнила вдруг о маме, которую не видела уже пару лет. Конечно, когда её семья узнала, с кем она связалась, то тут же вычеркнула её из своей жизни, словно она была прокажённой. Это для Джинни было ужасно обидно, ведь её ещё даже на свете не было, когда родители определили для себя, что с Тёмным Лордом им надо непременно бороться. И Джиневра ужасно скучала по родным.

В следующий раз он поджидал её в пустой библиотеке. Кэрроу пришлось немного постараться, обеспечивая им «случайную» и приватную встречу.

«Постой, Джинни! — сказал он, отрезая ей путь к двери. — Я был не прав, там, в прошлом, но теперь все будет по-другому. Верь мне!»

Эта магическая фраза, сгубившая не одну доверчивую мягкосердечную глупышку, подействовала и на Джинни. Не сразу, конечно. Волдеморт приходил ещё не раз и не два. Но всё-таки в итоге общий язык они нашли. Он дал слово, что и пальцем не тронет ее семью, она пообещала, что закончит бунтовать и не будет подвергать себя опасности. На том и порешили.

Стоит заметить, что Волдеморт ощущал за собой силу, власть и правоту. Он давно уже перестал пользоваться «пряниками», предпочитая их старому-доброму «кнуту».

Но с Джиневрой Уизли ему пришлось вспомнить и то, каково было быть обаятельным и притягательным; манить за собой, как поводырь; побуждать отказаться от всего — от самое себя, — чтобы служить его, Волдеморта, целям. Мысленно он сравнивал Джинни Уизли с норовистой лошадью: покорная нежной и опытной руке, она была готова сбросить седока в любой момент, почувствовав слишком сильное давление или услышав чрезмерно грубый окрик.

Страстная натура Джинни нашла отклик в оскудевшей душе Волдеморта. И со временем он начал думать, что и без остальных представителей семейства Уизли Джиневра стоила затраченных усилий. В бою она заменяла собой пятерых, а то и десятерых человек. А в его постели — ей и вовсе не было равных.

А что нужно уважающему себя Тёмному властелину для счастья? Хорошая драчка, да регулярный секс. Ну и власть над миром, само собой. Но над последним Тёмный Лорд усиленно и много работал последние пару лет и неплохо в этом продвинулся. У него не было горячности Гриндевальда, у него было бессмертие и железное терпение — он верил, что у него всё получится.

— …почти простила меня! — Джиневра всхлипнула.

— Не реви! — Волдеморт поморщился.

Джинни не оставляла попыток помириться с матерью, а через неё, она была уверена, и со всеми остальными близкими. Волдеморт её стремление активно поддерживал, потому что тоже не терял надежды, что его план в итоге исполнится, как он и хотел, то есть Уизли станут частью его непобедимой армии. Частью высшей расы, которой покорится всё население Земли. По мнению Волдеморта перспектива звучала более чем привлекательно, и он не видел ни единой причины, почему бы Уизли однажды не передумать бороться с ним. По крайней мере, письма и посылки от Джинни родным теперь хотя бы оставались у адресата, а не возвращались с совой назад.

Поэтому сувениры они, конечно же, отправились покупать. Большой расписанный калибас и пачку мате — для папы, цветастую шаль с испанскими мотивами — для мамы, бронзовую чернильницу — для Перси… На футболках с цветным принтом для племянников у Волдеморта совсем закружилась голова от жары. И он страдальчески привалился к ближайшему столбу навеса магазина волшебных тварей, откуда его получасом спустя, как верблюд, нагруженная пакетами, забрала Джинни. Единственная мысль, утешающая его при взгляде на эти бесчисленные свёртки, заключалась в том, что Уизли, судя по всему, плодились, как кролики, и когда-нибудь у него будет много-много рыжих боевых магов.

— … По всему следует, что во всём виноват Волдеморт!..

— Что! Да как они смеют! — раздался вскрик, а за ним — звук разбитого брошенным пультом и осыпавшегося осколками кинескопа. Это был уже второй разбитый за сегодня телевизор в этом номере.

В новостной сводке выступала магическая аргентинская оппозиция в лице толстоватого невысокого мага в очках, напоминающего Волдеморту одновременно Поттера и Питегрю, что не добавляло ему обаяния. А плюс к тому, что этот маг все злодеяния немедленно и, не колеблясь, приписал Тёмному Лорду, хоть и не мог быть так стопроцентно уверен в его вине, как утверждалось, заставило Волдеморта воспылать к оппозиции искренней нелюбовью.

— Эту кашу теперь так быстро не расхлебать. Как думаешь, сколько денег им предложить? — задумчиво протянул Волдеморт, продолжая пялиться в разбитый экран, с сожалением опуская руку, ещё мгновение назад обнимающую Джинни, вскочившую с места, за плечи.

— Эти прохиндеи будут требовать контроль над Фолклендскими островами(3), не меньше, попомните мое слово, мой Лорд!

— Ты полагаешь, что я сам не думал об этом? Но мы же не можем на это пойти?.. В конце-концов тут наша Лунная обсерватория и… — Тёмный Лорд замолчал, опять мысленно возвращаясь к подсчитыванию вариантов.

Джинни встала и нервно заходила взад-вперёд по номеру.

— Нельзя отдавать им ни пяди нашей земли, мой Лорд! Перетопчуться!

Она так искренне неистово всплеснула руками, что на Тёмного Лорда нашло даже какое-то умиление.

— Сядь сюда! — приказал он, хлопая себя по коленям. Джинни посмотрела на Волдеморта, отвлекаясь от своих мыслей о провале, и щеки её взволнованно зарделись. Она нерешительно приблизилась к Тёмному Лорду и аккуратно забралась к нему на колени — не каждый день Волдеморт проявлял такое благодушие. Стоило ценить широкие порывы его куцей души. И Джинни ценила, а как же иначе! Она нежно оплела руками его шею, опаляя его бледную кожу своим горячим дыханием, и прижалась к мужскому телу вздымающейся грудью.

— Как так получилось, мой Лорд, что Снейп проторчал тут полгода и не до чего не договорился? Что он вам сказал? — в продолжении неоконченной мысли спросила Джинни и немного поерзала.

— Он сказал… сказал мне Снейп… — бездумно проговорил Тёмный Лорд. От красивых ножек Джинни, так щедро открытых короткими домашними шортами, просто невозможно было оторвать взгляд, и Волдеморт бросил попытки. Мысли о Снейпе стали вдруг какими-то неуместными. Волдеморт сильнее притянул Джиневру к себе, прильнул губами к тёплой и нежной коже на её шее, поднялся выше, аккуратно целуя в выемку за ухом. Джинни хихикнула и попыталась отодвинуться. Но одной рукой Тёмный Лорд лишь притянул её ближе, а другой нырнул за резинку её шорт, дошёл уже до сосредоточия почти всех земных бед, как вдруг вспомнил:

— Он сказал мне, что сеньор Буэндиа не будет говорить с моими шафками, а станет говорить только тогда, когда я лично явлюсь перед его очи. Ты и сама понимаешь, что такое предложение просто невозможно было проигнорировать!

Если уж быть точными, то сеньор Буэндиа сказал лишь: «Наше дальнейшее общение, сеньор Снейп, просто бессмысленно. Ни с кем, кроме лично Тёмного Лорда, я больше говорить не намерен». А ведь даже самой невинной фразе можно придать нужный контекст.

От резко вспыхнувшей злости, учить уму-разуму Джинни в части ношения маггловской одежды вдруг расхотелось, и Тёмный Лорд достаточно бесцеремонно спихнул её с колен. Обиженно засопев, она тем не менее встала и, вновь пройдясь туда-сюда вдоль стены, задумчиво произнесла:

— Кажется, Снейп что-то напутал при разговоре с Канцлером или сделал неверные выводы.

— Что-то напутал?.. Ты так это называешь? И ещё меня считают бессердечным и циничным!

— Да. И, кажется, это уже не впервые, верно, мой Лорд? — смутная тревога вползла в комнату вместе с прохладным ночным бризом. — Может быть, он не подходит для этой работы?..

— Нет, думаю, дело тут совсем в другом… Нам с Северусом предстоит теперь длинный и серьезный разговор… — зловеще протянул Волдеморт.

Раздался вежливый стук в оконную раму, а затем в номер влетала сова.

— А это ты! — Джиневра посмотрела на сову как на давнего недруга, моментально узнавая её. В сове даже было что-то отдалено напоминающее её хозяйку: злые цепкие глаза, тёмные, почти чёрные перья, горделивая посадка головы. Впрочем, сова отвечала ей взаимностью и отвязать письмо от своей лапки не дала, а Джинни пришлось с проворством уклоняться от её острого клюва.

— Мадам Лестрейндж снова шлёт открытки, — с плохо скрываемой ревностью и сарказмом в голосе сказала Джинни.

— Донесения, — спокойно поправил её Волдеморт. — И я и сам вижу.

Что же касается его постели... В смысле, чтобы заиметь в свои Пожирательские ряды такого ценного сторонника, как Джиневра Уизли, Волдеморту пришлось проявить изрядную долю изобретательности. Метку Джинни получила уже после того, как он решил, что делать с Беллатрикс Лестрейндж, настолько страстно обожавшей его, что это невероятно грело его самолюбие и заставляло не прогонять её от себя, даже не смотря на потерю молодости и красоты после неполных тринадцати лет Азкабана. Даром что это было в его славу и честь!

Но даже то слабое чувство благодарности, которое теплилось в чёрством сердце Волдеморта, быстро угасло: в конце-концов он много и усердно работал все прожитые годы, и его было за что обожать — так он думал про себя. Угасло под натиском новых впечатлений и влечений. Но и совсем обижать Беллу было нельзя. У неё были нужный ему боевой опыт, какие-никакие родственные связи, которые в случае чего осложнили бы ему жизнь, а также немалые финансовые средства, достаточно сильно поддерживающие их общее дело на плаву.

И когда появилась необходимость начать переговоры с мировыми правительствами, то он с лёгкостью определил кандидатов.

Белла, усланная в рабочую командировку вместе с Лестрейнджами, отправляла открытки, то есть писала донесения по мере того, как они продвигались дальше на восток. В последний раз прислала колдографию из Парижа и из Праги. С подписью: «Скоро это всё будет у ваших ног, мой Лорд», что, должно быть, оправдывало бы её колдографию в донесениях. Что ж, Волдеморт мог простить ей эту маленькую слабость.

В Париже на Беллатрикс было длинное вечернее платье и газовая накидка поверх, не скрывающая изящных изгибов; на колдофото из Праги она светила просто неприлично низким декольте. Волдеморт хотел сначала кинуть колдографии в камин, но потом задумался и колдофото из Праги припрятал в ящик стола. Уж больно красивый на нём был пейзаж.

— А Нотт там ничего не пишет? — с интересом спросила Джинни, заглядывая Волдеморту через плечо.

— А ну, не мешай, кыш! — ему пришлось чуть ли не надавать по рукам резвой девице, которая уже собралась было выхватить очередные колдофото у него из рук. На снимках и правда можно было заметить Теодора Нотта, скучающего в сторонке и совсем затерявшегося на фоне великолепной Беллы.

— Да я же одним глазком только! — обиженно засопела Джинни, усаживаясь рядом и слегка поглядывая на конверт в руках Волдеморта.