Командировка по-аргентински

I

— Эй, Брейн, что мы будем делать сегодня вечером?

— То же, что и всегда — попробуем захватить мир! (1)

— Джиневра, отцепись, по-хорошему тебя прошу.

— Мой Лорд, вы же обгорите!

Темноволосый мужчина среднего возраста обжег свою спутницу, по виду годов двадцати с небольшим, злобным взглядом и попытался увернуться от ловких ручек, стремящихся намазать его кремом от загара:

— Моей коже не страшно воздействие ультрафиолета.

Впрочем, спутницу, названную Джиневрой, лёгкие маскирующие чары с толку не сбивали. Под ними было всё то же змеиное лицо, всё те же красные глаза и бледная до синевы кожа. Но даже и без чар вид Тёмного Лорда — а кто ещё мог обладать столь яркими индивидуальными чертами? — Джиневру Уизли не смущал. У каждого были свои минусы, а внешность у Волдеморта была, право, самым малым из его недостатков.

— Это она у вас в Англии не боится ультрафиолета — там не такое агрессивное солнце, — уверенно парировала девица, ничуть не смутившись.

— Вопрос закрыт. — Волдеморт поймал одну из рук, вновь попытавшихся добраться до его лица, за тонкое запястье и предупредительно сжал.

— Ну как хотите. — Джиневра обиженно надула губки и последовательно вымазала кремом уже свою шею и запястья — не пропадать же добру. К тому же, подумала Джинни, с золотистым загаром и расплодившимися на солнце веснушками она будет выглядеть очень странно в бледных пожирательских рядах. А от мысли о загоревшем Волдеморте ей и вовсе сделалось нехорошо.

— Прошу вас, сеньоры, номер готов! — Управляющая отелем, говорящая по-английски с ярким испанским акцентом и отдувающаяся от духоты, принесённой ветром с континента, вышла к ним, обмахиваясь полотенцем. Джинни хихикнула, опустив голову и закрывшись широкими полями своей остроконечной шляпы. Знала бы эта управляющая, с кем говорит, может быть, удосужилась придать себе более услужливый вид. И шевелиться побыстрее, чтобы не заставлять их ждать под палящим солнцем.

Мысли управляющей, впрочем, были далеки от этой обычной на вид пары британских магов — к туристам здесь были привычные. Управляющая не могла уже дождаться конца смены, чтобы бежать домой к своей маленькой Розетте, для которой присмотрела симпатичного левитирующего Пегаса в магазине игрушек в Цветном квартале.

— Знаете, мой Лорд, мне не очень-то нравится путешествовать инкогнито. Оказывается, я уже совсем привыкла к хорошему приёму, — сказала Джинни, бухаясь на широкую двуспальную кровать, когда они наконец оказались внутри номера. Матрас укоризненно скрипнул.

— Какая неженка. Тебя бы в Албанские леса на месяц-другой. С мешком сухарей. Для прохождения курса молодого бойца, — пригрозил Волдеморт, вглядываясь в синюю полоску Атлантического океана вдалеке.

Чистое, без единого облачка небо, океан и раскинувшаяся за окном зелень были словно из другого мира. Волдеморт чувствовал себя здесь неуместно и инородно, словно пятно чернил поверх светлой ткани. У Джиневры же если такие мысли и мелькали, то она их усиленно отгоняла. За пару лет, проведённых рядом с Волдемортом, она так и не освоила хоть сколько-нибудь порядочно окклюменцию. Да больше и не стремилась, ведь от непрошенных гостей в голове существовал старый добрый «Протего», а некоторым мыслям возможность быть прочитанными Волдемортом добавляла даже большую пикантность. Этим Джинни время от времени и пользовалась — иногда в совершенно неподобающих времени и обстоятельствах, чем доводила Тёмного Лорда до белого каления. Впрочем, тяжело злиться, когда не знаешь, запытать до смерти или просто взять в каком-нибудь ближайшем подходящем для этого закутке, предварительно с пристрастием отхлыстав по ягодицам.

— Я не хочу в Албанию. Там ведь не будет вас. Самого могущественного, самого великого…

Волдеморт досадливо цокнул. Джинни рассмеялась, не удержав серьёзную мину. Она была молода. Рядом с ней он сам как будто забывал о прожитых годах, возвращался туда, где мир — таинственный и непокорный, ждущий, чтобы его смяли твёрдой рукой — лежал перед ним. Мир, в котором ещё не пустила свои ростки досужая скука. За эти ощущения Волдеморт прощал Джинни присущую ей некоторую дурашливость и даже острый язык, иногда чрезмерно дававший себе волю.

— Прекрати ёрничать. И помолчи. Мне надо собраться с мыслями.

— О чём тут думать, мой Лорд? — Джиневра плавно, словно кошка, скатилась с кровати и подошла к Волдеморту, бесшумно ступая босыми ногами. И потом, обвив его локоть руками, приподнялась на цыпочки и страстно шепнула на ухо: — Хотите, я сама принесу вам его голову? А сейчас лучше пойдёмте на пляж!

— Не нужно, я запрещаю тебе, слышишь?

Помимо воли у Волдеморта от её горячего дыхания по спине пробежала лёгкая дрожь. Тяжёлый узел возбуждения стянул внутренности, дав импульс ниже. Тем не менее Волдеморт отстранил от себя наглую девицу. Он знал, как она решала подобные проблемы. Многие стоящие на пути Волдеморта маги теряли голову при виде вызывающей красоты Джиневры Уизли, которая стала подобна огранённому алмазу, когда Волдеморт облачил её в лучшие мантии, скроенные по фигуре, модные шляпы и дорогие туфли. А слишком приблизившись, эти несчастные маги находили свой скорый и порой мучительный конец. Однако сейчас мысль о том, что кто-то может смотреть, желать или даже касаться Джиневры — хоть Тёмный Лорд и знал, что лишнего она всё же никому не позволяла и не позволит, — показалась ему досадной. В конце концов он не для того протащился через полмира, чтобы лично не решить досаждающий ему вопрос.

— Как скажете, мой Лорд, — произнесла Джинни уязвлёно.

Ей хотелось быть полезной, хотелось заслужить его похвалу и, может быть, даже довольную улыбку. А ещё страстно хотелось на солнце и к океану. Она вновь упала на кровать, заложив руки за голову, и стала упрямо глядеть в потолок, всем видом показывая, что больше ни одной инициативы Волдеморт от неё не услышит.

Тёмный Лорд, всё ещё внутренне кипя от раздражения, кинул на неё беглый взгляд и со вздохом отвернулся от океана за окном.

— Ладно, отложим дела до завтра, уговорила.

Он подошёл к кровати и резко дёрнул Джинни на себя за изящные лодыжки. Лёгкая мантия, накинутая на неё, задралась, оголяя стройные ноги и полоску шёлковых трусиков. Джиневра взвизгнула, попыталась перевернуться и отползти от него по кровати. Волдеморт перехватил её поперёк талии и вновь притянул к себе, опираясь коленом о кровать. Член больно дёрнулся вперёд, упираясь в её округлый аппетитный зад. Волдеморт перекатил Джинни на спину и стянул с неё мантию. Она часто задышала, и зрачки её карамельных глаз чуть расширились. Лифчика на ней не было — мягкие маленькие грудки призывно топорщились вверх, так и маня прикоснуться к ним губами и попробовать на вкус.

— Чертовка! — процедил Волдеморт полураздраженно, снимая мантию и с себя.

Тем временем жаркое летнее солнце Аргентины решительно подбиралось к зениту, а Хосе Аркадио Буэндиа, названный так в честь основателя своего рода, тоскливо выглядывал в окно своего кабинета. Сейчас он мечтал лишь о бокальчике холодного мохито и стейке медиум прожарки, перекладывал с места на место кипу документов и даже не думал о нависшей над ним угрозе.

* * *

Джинни Уизли, если честно, приглянулась Тёмному Лорду ещё в том момент, когда в мае девяносто седьмого он впервые увидел её во сне. Окклюменационные щиты, которые ему и до сих пор ещё приходилось поддерживать постоянно по причине беспардонно вторгающегося в его голову Поттера, во сне иной раз давали сбои. Вот и тогда Волдеморт смотрел на мир глазами давнего врага, вместо того, чтобы отдыхать от дел злодейских, предаваясь сладкому забытью. В тот момент, как будто наяву, он ощущал под пальцами гладкость светящейся, почти прозрачной кожи, обонял тонкий цветочный аромат, слышал трепет неравнодушного сердца, а губами касался податливо-приоткрытого девичьего рта.

«Амортенция для меня пахнет тобой», — несмело сказал Поттер, и Тёмному Лорду оставалось только пренебрежительно цокнуть и закатить глаза на эти неумелые ребяческие комплименты.

«А как я пахну?» — невинно захлопала пушистыми ресницами рыжая плутовка, которую целовал Поттер в ночном сумраке.

«Ты пахнешь цветами, — Поттер зарылся носом в надушенные распущенные волосы Джинни, и мысли его спутались, — а ещё…»

«…корицей, мёдом и безумием, моя рыжая бестия»… — не удержавшись, подсказал Волдеморт, что надо говорить в таких случаях женщинам.

«…корицей и мёдом». — Поттер потряс головой от настырного голоса в своей голове и откинул часть из предложенных слов. Немного поразмыслив, Волдеморт вынужденно признал, что это и правда было чересчур. В конце концов Джинни Уизли и уже сказанного было достаточно — должно быть, она млела бы и от меньшего.

Поттеру всё это невероятно нравилось; крайне симпатичной показалась Джинни Уизли и Тёмному Лорду. Но тогда, в девяносто седьмом, у него были дела поважнее всяких малолеток.

«Фернанда, я, кажется, беременна…»

«Господи, Мария! Как это вышло? Неужели, это ребёнок Хулио?..»

«Я не знаю…» — голос замолк. Послышались звуки рыданий.

— Авада Кедавра!

Тёмный Лорд никогда не видел маггловского телевизора. В дни его детства, которое, если честно, было так давно, что он уже смутно его помнил, да и вспоминать не больно-то любил, среди магглов еще только-только популярность набирали индивидуальные радиоприемники. Бывало, будущий Тёмный Лорд любил послушать какие-нибудь гнусавые французские композиции, что воспитанникам детского дома, в принципе, удавалось не так уж и часто. А уж потом, когда Волдеморт выпустился из приюта, вовсе старался держаться от магглов так далеко, как порядочные книззлы держаться от воды.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что как только Тёмный Лорд был разбужен неизвестными голосами, то первой и единственной его мыслью было то, что до него наконец добрались его многочисленные враги. С чем он и решил незамедлительно разобраться, потому что человек он был решительный и скорый на расправу. Послышался звук разбитого кинескопа, и запахло жжёной пластмассой.

— Ну вот! — раздался расстроенный голос Джинни, примостившейся на диване напротив маггловского агрегата в соседней комнате.

Тёмный Лорд терпеть не мог тесноту и бедность. Поэтому даже путешествуя инкогнито он снял для себя просторный номер с двумя спальнями. Конечно, он не шёл ни в какое сравнение со спальней в его горячо любимом Даркпаверхаусе — огроменном особняке в окрестностях Борнмунта, аристократического курорта с чудесной природой. Дом был построен в согласии со строгими канонами классицизма: красота геометрии, чёрного мрамора и ничего лишнего. Внутри его убранство состояло из прохладных широких коридоров, картин в золочёных рамах на стенах, отдельной спальни для умницы-Нагайны с негаснущими магическими лампами и самой мягкой на свете лежанкой, бархатных портьер, столового серебра и широченных каминов чуть ли не в каждой комнате. В окрестностях дома был собственный парк и пруд с форелью. А за всем хозяйством, само собой, следила целая колония домовиков.