Молчи

Мэддокс уставился на нее. Она ждала отвращения. Ненависти. Но ничего этого не было. По крайней мере, не прямо. Конечно, он выглядел потрясенным. Он пришел сюда со всей этой злостью, гневом, но лелеял надежду, что ошибся.

Он лелеял надежду, что сможет воскресить Ри и снова поцеловать ее на крыльце.

Но мертвых не воскресить.

— Орион, ты не можешь этого делать. Ты не можешь ставить меня в такое положение, — сказал он наконец. Не было никакого намека на ненависть к тому факту, что она убивала людей. На самом деле, даже никакого отвращения.

— Ты сам поставил себя в такое положение, — ответила Орион, радуясь, что ее голос не дрожал. Что-то внутри нее вздохнуло с облегчением, как только Мэддокс зашел в квартиру. Она больше не одинока в этом.

Несмотря ни на что, даже монстрам бывает одиноко. Даже монстры жаждали любви.

Она тосковала по Мэддоксу. Она страстно желала сделать из него монстра, такого же, как она сама. Потому что она любила его. Она любила сломанных людей.

— Есть только два способа, как это закончится, — продолжила Орион, ее взгляд не дрогнул, электричество пробежало по ее нервным окончаниям. — Либо ты попытаешься арестовать меня сейчас, а я буду сопротивляться и заставлю тебя застрелить меня. Или ты оставишь это между нами и позволишь мне продолжать делать то, что я делаю.

Орион посмотрела на пистолет на его бедре. Мэддокс проследил за ее взглядом, затем резко повернул кобуру за спину.

Так оно и было. Ужас, которого она от него ждала.

— Конечно, я не собираюсь стрелять в тебя, — сказал он, как будто это было за пределами возможного. Как будто он не был полицейским из отдела убийств, разговаривающим с убийцей. — И я не собираюсь бросать тебя обратно в клетку. Но в какой-то момент ты все испортишь, Орион, кто-то другой тебя раскусит, и я, черт возьми, не буду иметь права голоса. И мысль о том, что я тебя снова потеряю, Ри… это чертовски ломает меня. Я не смогу с этим справиться. Я больше не смогу, — слезы заблестели в его глазах, голос слегка дрогнул.

Орион держалась твердо. С усилием. Она была так уверена, что сможет вытерпеть страдания мужчин, и так оно и было. Она слышала, как они звали своих матерей, умоляли сохранить им жизнь, кричали, когда она их убивала. Все это время она не чувствовала ничего, кроме удовлетворения. А теперь она хотела вырвать свои внутренности, лишь бы не видеть, как Мэддокс плачет из-за нее.

— Ну, а я не смогу продолжать жить, не заставив этих больных ублюдков поплатиться, — тихо сказала она. — Ты это понимаешь? Ты понимаешь, что они со мной сделали? Через что я прошла за эти гребаные десять лет? Да, Шелби может пойти на терапию и ей станет лучше, и, конечно, я чертовски горжусь ею, но она провела там всего два года, Мэддокс. А я десять гребаных лет в этом аду. Десять несчастных лет, — она резко вздохнула, ее сердце бешено забилось. — Мне это нужно.

Он на мгновение заколебался, позволяя ее словам утонуть. На его лице было страдание.

— Хорошо, — пробормотал он.

— Что, хорошо? — парировала она. Она надеялась на это, что Мэддокс примет монстра в ней, увидит тьму и все равно полюбит ее. Она надеялась на это, как надеялась, что он спасет ее в те первые недели в Клетке.

— Хорошо, я понял. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы замести твои следы. Но, Орион… — его голос затих. Он склонил голову набок, заглянул ей глубоко в глаза. — Ты можешь, по крайней мере, придерживаться тех, что в округе Кларк? Сделай мою работу немного легче.

Орион быстро заморгала. Неужели это происходит на самом деле? Надежда победила. Мэддокс не спасает ее. По крайней мере, не в образе обычного героя и девицы, попавшей в беду. Такое не писали ни в одной гребаной сказке и не показывали в диснеевских фильмах.

— Разве это не насторожит копов? Например, те, что выше тебя? — уточнила Орион.

Он встретился с ней взглядом, его глаза сверкали от гнева. Да, он был зол на нее.

— Нет, если не будет тел. И не в том случае, если я буду стирать улики.

Она кивнула, приложив руку к подбородку. Потом резко протянула руку.

— Договорились.

Он покачал головой, разочаровано и немного удивлено. Затем он взял ее за руку, притянул к себе и поцеловал долго и крепко.