Тревожная Шумава

7

Прошло три дня. В пятницу выяснилось, что пограничники напрасно искали место возможного перехода границы Зимой. Агент вернулся в Баварию другим путем. Хамрские леса и болота, и прежде всего погранзастава Кота, очевидно, были ему не по душе. В связи с этим была снята усиленная охрана у начала ручья. Пограничники восприняли это с внутренним ликованием. У Жачека была девушка в Леперше, и он надеялся, что Кот отпустит его к ней в субботу вечером до первой половины воскресенья. Некоторые намеревались уехать в Вимперк, другие в Здинов. Они знали, что запрещено покидать подразделение, но если начальник закроет глаза…

На этот раз вечеринка началась раньше, чем обычно, — сразу же во второй половине дня.

Стоял чудесный жаркий день. Нетерпеливые возницы везли в деревню последние телеги с сеном. На телегах или пешком спешили в Хамры загорелые девушки, стремясь как можно скорее попасть на вечеринку.

Некоторые из них, изнывая от жары, кинулись к реке возле Вавровой лесопилки, высоко задрав юбки и дразня любопытных мужчин.

Служба Земана закончилась после полудня. Усталый и разгоряченный, дошел он до казармы. Там был только Марженка. Он лежал на диване, почему-то в парадном кителе. Но Земан не обратил на это внимания. Быстро разделся и побрился. Оставалось только надеть ботинки, но именно их он не мог найти. Обычно ботинки стояли внизу, в шкафу, как у каждого, а теперь их там не было. Он обшарил все уголки. Ботинки исчезли. Красивые новые ботинки. Он надевал их всего один раз, еще в Зноймо.

— Черт бы их побрал!

Земан открывал один шкаф за другим. Пусто. Но ведь это невероятно. Он лег на пол и посмотрел под кроватями. Да, там что-то есть. Вот, у Буришки. Оказалось, это старые, потрепанные полуботинки, которые уже давно просили «каши»…

Поднял их и показал Марженке:

— Видишь их? Буришка… Это он! Вот собака!

Марженка усмехнулся. Земан в отчаянии развел руками:

— Что ж, идти теперь танцевать в шлепанцах?..

Издалека доносилась музыка. Марженка вопросительно посмотрел на ноги Земана.

— У тебя какой размер?

Земан назвал. Ни слова не говоря, Марженка снял свои полуботинки и отдал ему.

— Зачем ты это делаешь? — удивился Земан.

— Бери, бери, — сказал младший сержант нетерпеливо. — Бери, когда дают…

— Ты серьезно, Марженка? — обрадовался Земан. — А сам разве не пойдешь?

— Что я там забыл? — грустно отозвался парень.

Но Земан пропустил это мимо ушей.

— Я в долгу не останусь! — пообещал он и тут же схватил ботинки. Они были хороши, почти новые, и пришлись по ноге. Земан надел их, внимательно осмотрел себя в зеркале. «Черт возьми, неплохо, все в полном порядке. Только чуть-чуть затяну узел у галстука. Вот так. А теперь, друзья мои, мы представимся деревне. Мы оба». — И побежал через дорогу за Марией.

Хамрский оркестр играл в полном составе, все пограничники были в сборе. А начальник заставы сидел в канцелярии и угрюмо слушал доносившуюся издалека музыку. Над Шумавой собирались тучи, предвещая грозу. Духота усыпляюще действовала на дозоры. Кот думал о своих подчиненных. Позавчера, подходя к истоку Хамрского ручья, чтобы сообщить дозору об окончании акции против Зимы, он заметил, что его обнаружили лишь за несколько метров. Плохо, но факт остается фактом. Взбешенный командир вернулся в часть и, хлопнув дверью, услышал предостерегающее шиканье своего заместителя: младший сержант Марженка спал, положив локти на стол. Перед ним лежало недописанное письмо.

Кот взглянул на заместителя, но тот не опустил глаза. Начальник тихо подошел к спящему. Если он и питал к кому-нибудь особую симпатию, то именно к этому парню, которому только недавно исполнилось восемнадцать лет. Он машинально наклонился над письмом. Конечно, Марженка писал своей далекой любимой.

Кот вздохнул. Глаза Громадки неустанно следили за ним. Марженка спал, не выпуская ручку из рук. Кот осторожно взял ее и машинально закрыл. Ощутил на себе острый, колючий, но уже не такой яростный и злобный, как неделю назад, взгляд заместителя. У Кота дрожали пальцы, когда он вертел ручку. «Видимо, пора отдохнуть, — удивленно подумал он. Взглянул на Марженку и сказал про себя: — Ему тоже нужен отдых. Поспать несколько дней подряд. Несколько дней… Всем дать бы несколько свободных дней». Начальник заставы устало присел на кровать.

— Ты прав, — сказал он Громадке приглушенным голосом. — Мы должны дать людям возможность отдохнуть пару дней. Они уже выдохлись… Мы взвалили им на плечи чересчур много. Их силы иссякли.

Поэтому хамрский оркестр играл сегодня в полном составе.

Только Кот сидел в пустой канцелярии. Старые часы назойливо тикали на стене. Кот встал, подошел к окну. Черная гора уже растворилась во мраке. Там, во мгле, лежал весь его участок. Где-то вдали, в Баварии, неожиданно вспыхнул огонь. От лесопилки поднимался в гору черный блестящий автомобиль с Ваврой, бывшим майором британской авиации.

Мгла сползла с Черной горы вниз, к Хамрам, потекла широким потоком к болоту. Там, во мраке, охраняли его участок всего восемь человек. Кот выходил из себя, думая об этом. Что могли сделать несколько человек на таком огромном пространстве? Задержать только неопытного глупца, но не матерого проводника или агента. Кот отвернулся от окна, нервно заходил по канцелярии. Со стороны харчевни донеслась до него в душных сумерках мелодия какой-то веселой песенки. Но она, как ни странно, звучала совсем тоскливо. Поднялся ветер, зазвенело оконное стекло. Кот быстро закрыл окно. Недавно во время бури у них выбило несколько стекол. Он направился к казарме. Наверное, там окна остались открытыми и их некому закрыть.

Открыв дверь, Кот остановился удивленный. У окна стоял Марженка. В гражданском костюме, на ногах тапочки.

— Почему ты не на танцах? — спросил командир почти строго.

Сильный дождь забарабанил в стекло. Марженка молчал.

— Что с тобой?

Младший сержант пожал плечами.

Командир подошел к нему. Он все понял. Закурил.

Сверкнуло где-то вдали.

Множество самых различных ощущений овладело Котом. Он думал о себе, о своем разводе с женой сразу же после войны. Все произошло неожиданно. Потом он уехал в полк частей госбезопасности в Карловых Барах. Ему было нелегко. У него был там ребенок — девочка.

Дождь хлестал по стеклам. Кот знал, что творится в душе этого восемнадцатилетнего парня, который не дрогнул в перестрелке, но трепетал, как осиновый лист, на хамрском болоте, когда речь зашла о его первой большой любви…

Он относился к этому парню так именно потому, что сам был одиноким. Остальные пограничники, хотя и без злого умысла, называли Марженку «любимчиком хозяина». Неизвестно, кто заметил, что Кот относится к младшему сержанту не так, как к другим. Начальник был скрытным человеком. Жизнь научила его скрывать свои чувства. Однако подчиненные читали мысли на лице Кота, хотя ни один мускул его не выдавал.

Серые глаза начальника на мгновение утратили свой острый блеск. Марженка судорожно глотнул и быстро повернулся к командиру.

— Мне необходимо побывать дома, — сказал он устало.

— Почему?

— Я уже три недели не получал оттуда ни строчки.

— Три недели? — непонимающе переспросил командир.

Слышал он, однако, хорошо. В нем лишь неожиданно прорвалась наружу собственная боль: а когда он получил последнее письмо? Дождь хлестал в окна. Приближалась буря. Беспокойство Кота нарастало. Задумчиво смотрел он на стекло, на косые струйки дождя. Отпустить парня? Или ограничиться письмом? На душе было скверно. Похоже, что все напрасно, ведь любовь не удержишь письмами. Так было с Громадкой. Но Марженка смотрел на Кота умоляющими глазами, в которых выражалась просьба помочь, а Марженка знал, он был твердо уверен, что сохранит свою любовь, если побывает там, на Мораве, у нее.

Из харчевни сквозь шум дождя доносилась музыка.

— Знаешь, Марженка, — сказал командир, — пойдем прогуляемся. Там ты все мне расскажешь, хорошо? Что-нибудь сообразим. Ну что, пойдем?

Младший сержант выглянул наружу, где дождь переходил в ливень, потом вопросительно посмотрел на своего начальника. Заметил, что Кот странно обеспокоен.

— Из головы не выходит проклятое болото, — отозвался Кот и пошел за плащом и автоматом.

Мария Рисова не любила субботу. С утра в магазине было полно народу. Накануне давали зарплату, и женщины делали большие покупки. Во второй половине дня Мария убирала пустую квартиру. Делала эту домашнюю работу только для того, чтобы здесь, в Хамрах, не сойти с ума. Она не могла, как делали мужчины, идти в пивную, которая была единственным прибежищем одиноких. Так было до тех пор, пока не появился Земан…

Она долго сидела перед зеркалом в спальне, критически оглядывая себя. Ей было двадцать пять лет, но выглядела она несколько старше. Жизнь сделала ее такой.

Стукнул камешек в окне на кухне — это Земан. Сразу же появилось ощущение, что она помолодела лет на пять. Да, как будто одно из первых свиданий…

Радостная Мария побежала к выходу.

В харчевне было душно. Вспотевшие музыканты играли «Сентиментального Джони». Она всегда боялась, что их любовь станет достоянием всей деревни, и шла с ним под руку, как во сне. Из помещения долетали звуки песенки.

«В сорок пятом здесь были американцы. А теперь они ушли куда-то за Черную гору. Это близко — километров шесть отсюда. И Павел там где-то с ними, тоже, наверное, слушает «Сентиментального Джони». Сегодня суббота, почему бы и ему не пойти на танцы? Я ведь иду. Он, очевидно, и не думает обо мне, не вспоминает. По-своему мы любили друг друга, хотя поженились больше из страха, что его отправят в Германию во время войны. Он был хорош собой». Воспоминание о Павле почему-то не давало Марии покоя.

Сияющий Буришка стоял среди музыкантов. «Сентиментальный Джони» была его любимая песня, он играл ее, закрыв глаза, со счастливым выражением лица. Беран, напротив, выглядел кислым, а Галапетр безразличным. Это были настоящие шумавские музыканты, их сердца навсегда были отданы вальсам и полькам. Вот только Витек немного отличался от них.

Она шла за Земаном между столами. У пограничников в Хамрах был «свой» стол на вечеринке. «Свои» столы имели дровосеки, землемеры и лесничии, словаки, венгры и немцы с горных Хамр, старожилы и местные тузы: хозяин харчевни пил с Ваврой, учитель и секретарь национального комитета — со своими женами. За столом лесничих играли в карты.

В это время на дороге перед харчевней заплясал-закружил ветер.

«Отсюда Павел провожал меня впервые», — опять вспомнила она.

В этот момент заиграли современный танец, и некоторые ушли отдохнуть. Буришка трясся под звуки музыки, бесновался, закатывая глаза к потолку с красивым стрельчатым сводом, в котором виднелось несколько маленьких дырок, оставленных в 1945 году распоясавшимися американскими вояками.

Мария танцевала с Карелом все подряд, в духоте, в табачном дыму, под буйный ритм венгерской народной песни, доносившейся из угла.

Она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Ей было совершенно безразлично, что о ней думают другие. Музыка зачастила «охотничью» — парадный вальс местных жителей.