Хайд [litres]

Глава 17

Утро следующего дня началось для Хайда тоже скверно. Вечер накануне он провел, изучая книги по кельтской мифологии – из своей домашней библиотеки и те, что Демпстер принес ему из городской. В результате сны его были наполнены диковинными видениями, но капитан не мог понять, были они вызваны очередным ночным припадком или же оказались обычным порождением взбудораженного мозга.

При этом пробуждение было еще более странным и тревожным, чем сны. Хайда разбудил посторонний звук – и дело было не в громкости, а в его необъяснимости, ибо посторонних звуков в комнате быть не могло. Проснувшись, Хайд несколько секунд неподвижно лежал в полумраке, напрягая слух, чтобы убедиться – звук доносится из мира яви, он ему не приснился.

Тихий, едва различимый звук был не чем иным, как дыханием. Чужим дыханием, не Хайда. Умирающая ночь жалась по углам спальни. Тусклая предрассветная дымка пыталась просочиться сквозь щель между занавесками, но была не в силах рассеять темноту.

Хайд рывком принял сидячее положение, уверенный, что звук доносится из самого темного угла. Он всмотрелся туда с кровати. И обнаружил, что там что-то есть. Что-то в углу шевелилось.

Снова до него донесся слабый вздох.

Сердце у Хайда забухало молотом, он сам перестал на секунду дышать и весь обратился в слух.

Еще один вздох. Тихий, неглубокий, слабенький. В углу снова заколыхались тени, и капитан огляделся в полумраке в поисках оружия, но в пределах досягаемости не было ничего, что могло бы послужить ему защитой от того, кто затаился в углу.

А потом Хайд увидел, кто это был.

Очень медленно из теней проступила фигурка, словно мрак заполнил пустой абрис. Опять девочка. Та же девочка – в грязных лохмотьях, перепачканная землей и глиной из неглубокого рва. И смотрела она на Хайда с тем же укором. Девочка двигалась, дышала, но Хайд знал, что в ней не может быть жизни. Это порождение теней выглядело трогательно и одновременно зловеще – в нем смешались ужас и печаль, и Хайд знал, что видение создано из смерти и мрака.

Более того, он узнал девочку: Мэри Пейтон, убитый ребенок, «дитя из ведьминой колыбели».

До слез маленькая и хрупкая, она шагнула к нему, и он почувствовал запах сухой земли и разложения. Она подошла ближе, по-прежнему ничем не нарушая тишину, кроме слабого дыхания.

– Тебя нет, – сказал Хайд. – Ты обман зрения.

Она приблизилась почти вплотную, капитан уже видел, как на мертвенно-бледном лице под тончайшей кожей чернильными струйками расползается паутина из вен и капилляров. Теперь девочка была так близко, что ее дыхание долетало до его лица, и каждый выдох нес с собой холод и запах гниющей плоти.

– Тебя нет, – повторил Хайд. – Ты иллюзия, проекция моего разума.

– Ты все забыл, – сказала девочка тоненьким голоском. – Той ночью ты искал истину и нашел ее, а теперь забыл. Ты предал забвению имя моего убийцы.

Хайд отшатнулся от призрака, крепко зажмурился, закрыл уши ладонями и сделал глубокий, медленный вдох. Вместе с воздухом в ноздри опять проник сладковатый, тошнотворный запах смерти и разлагающейся человеческой плоти.

– Тебе надо вспомнить. – Детский голос прозвучал прямо у него в черепе, звонкий и отчетливый, несмотря на то что Хайд пытался его заглушить. – Надо вспомнить то, что ты забыл. – Последовала пауза, и снова раздался голос, вернее, заполошный выдох: – Он здесь!

Хайд различил другой посторонний звук. Приглушенный, отдаленный, не от мира сего. На мгновение он решил, что слышит вой банши, уже знакомый по той ночи, когда было найдено тело повешенного над рекой Лейт. Но звук отличался – все время менялся его регистр. Затем Хайд понял, что где-то далеко лает собака. Тем временем девочка всхлипнула совсем рядом.

– Он идет… – проговорила она сдавленным от страха голосом. – Идет за мной.

Хайд открыл глаза – девочки не было. Вместе с ней исчезли тени и всякие звуки, близкие и дальние. В комнате посветлело, мрак в углах рассеялся. Значит, и та ночная темень тоже была галлюцинацией.

Капитан вздохнул – его встревожило, что галлюцинации продолжаются так долго после припадка во сне прошлой ночью. Если, конечно, у него не случилось второго приступа сейчас и диковинные беспорядочные сны нынешней ночи не были эпилептическим бредом.

А может быть, подумалось ему, гипнопомпическое[39]явление мертвой девочки, наоборот, было прелюдией к новому, более сильному припадку – так облака потихоньку набухают на небе перед бурной грозой.

Хайду не нравилось, что Сэмюэл Портеус так до конца и не объяснил, в чем причина его странных симптомов, когда ставил диагноз. Какая скрытая патология мозга могла вызвать из подсознания призрак убитого дитяти, смотревший на него с укором?

Эдвард Хайд встал с кровати. Перед тем как начать одеваться, он подошел к тому углу, откуда появилось привидение, и, ругая себя за глупый поступок, все-таки удостоверился, что больше там никто не прячется.