Девочка Каина

36

КАИН

У меня складывалось ощущение, что я поехал крышей, слетел с катушек и валялся сейчас в дурке, в бреду. Потому что происходящие никак не укладывалось в моей больной голове.

Я ехал сюда с намерением разорвать этого ублюдка голыми руками, я несколько дней, сука, всем богам молился, чтобы эта тварь не тронула мою Настю. После присланного видео чуть умом не тронулся и готов был глотку ему через задницу выдернуть и в горло затолкать.

Эти дни были самими страшными в моей гребанной жизни, я рисовал ужасные картины в своей голове, просыпался от кошмаров среди ночи, если вообще удавалось заснуть и ждал, ждал, ждал, потому что ни хрена не способен был сделать.

Вина, которую я испытывал перед своей девочкой, могильной плитой, весом не меньше тоны, давила на грудную клетку, и каждый день я уговаривал себя дышать, сгорая в агонии и понимая, насколько я могу быть беспомощным. И что ни хрена у меня в этой жизни нет, ни хрена!

Никакие звания, должности, заслуги не решили проблему. Ты можешь казаться себе всемогущим, можешь считать себя всесильным ровно до одного гребанного момента, когда все летит в одном общеизвестном направлении под названием «на хер». И ты наконец понимаешь, что ты ни хрена не всемогущий, ты просто кусок тупого мяса, не способный защитить своих близких. И это осознание убивало, медленно выкручивая внутренности, вырывая кишки наружу и наматывая их на горло.

Я, блядь, не жил все эти дни, я существовал просто, надеялся и молился, что увижу свою жену. И вот сейчас я ни хрена не вдуплял в происходящее. Я видел, своими глазами видел то чертово видео, на котором этот подонок приставлял к ней нож, запись, на которой было видно, как сильно она напугана. А теперь она стояла передо мной в полном порядке, даже не запертая, не связанная и прижимала к себе мальца, называвшего отцом психа, похитившего мою жену. И в этом, сука, не было абсолютно никакой логики, никакого рационального объяснения.

— Чего застыл, в дом пошли, жена твоя на удивление бесподобно готовит, — Макс усмехнулся, обнял своего пацана и пошел в дом, совершенно не боясь поворачиваться ко мне спиной. А я стоял и пошевелиться не мог, как вкопанный ей-богу, стоял и смотрел на свою жену, жадно осматривая ее на предмет ранений и следов насилия. Но кроме небольшой царапины на щеке, ничего не было. Она даже напуганной не выглядела. И, если я сдох, то я однозначно в раю. И когда она кинулась в мои объятия, я чуть было не рухнул позорно на землю, потому что ноги подкосились и с трудом меня удерживали. Я целовал, обнимал ее, ощупывал, словно боясь, что все это мираж, что она вот-вот исчезнет из моих рук, и я проснусь, открою глаза в кромешной тьме, один, без нее.

— Ну вы идете, голубки, хоть бы постеснялись, у меня тут ребенок, — Макс еще и шутить пытался, это, сука, точно какой-то тупой сон. Потому что ни хрена это не может происходить наяву. Я даже ущипнул себя больно несколько раз, не помогло. Не проснулся.

— Скажи, скажи мне, что это правда ты, — просипел, глядя на свою жену. Мне под сраку лет, а я сейчас как девка истеричная, ждал ответа.

— Я, — она коснулась моего лица, обхватила его своими маленькими, теплыми ладошками. — Со мной все хорошо, слышишь, он ничего мне не сделал. Пойдем, думаю, вам нужно поговорить, — она помолчала, а потом добавила: — о многом.

И я, продолжая ни хера не вдуплять в ситуацию, просто поплелся в дом, держа за руку жену, так крепко, что оторвать ее от меня можно было лишь отрубив мне нахер руку. Потому что я больше ее не отпущу, охрану поставлю, круглосуточную, чтобы ни одна тварь…никогда больше. Я умел учиться на своих ошибка, в общем-то поэтому и выходил всегда сухим из воды и даже ранений серьезных не получал. И этот урок я на всю оставшуюся жизнь запомню.

— Ботинки сними, тапки вон там, — Макс говорил, как ни в чем не бывало, словно мы просто старые друзья, встретившиеся поболтать ни о чем. Я сделал, как он сказал, все также стискивая ладошку жены в своей лапе, как прилепленный.

Макс не торопился ничего объяснить, молча накрывал на стол, малец ему помогал. Знакомый запах Настиной стряпни ударил в ноздри, и лишь на секунду я представил, что все это было ночным кошмаром и мы дома, ее никто не похищал, а мой лучший друг сейчас не валялся в больнице с переломами всего, чего только можно.

— Присаживайся, поедим и поговорим.

— А не дохера ли ты на себя взял?

Макс только глянул на меня недобро, а потом перевел взгляд на мальца, мол, за языком следи. Пацан выглядел на удивление спокойным, учитывая, что каких-то несколько минут назад я держал на мушке его отца.

— Руслан, — Настя коснулась моего плеча, посмотрела на меня, и я без слов ее понял. Ей я отказать не мог, ни в чем. Я, блядь, сдохнуть ради нее готов был, даже не задумался бы ни на секунду. И засунув свою гордость и желание разхерячить здесь все к ебеням, в жопу, молча прошел и сел за стол.

Ели мы в полной тишине, тупость. Он мог меня отравить запросто, но что-то здесь было, что-то не так. Потом уже, после обеда, Настя забрала пацана, тот даже не сопротивлялся, с радостью пошел с ней во двор, мяч пинать. Моя Настя и футбол. Привет, дурка.

— Может закончим этот спектакль? — перешел к делу, как только дверь за Настей и пацаном закрылась.

— Ты не меняешься, друг, все куда-то спешишь, торопишься. Жить надо размеренно, здесь и сейчас.

— Ты, бля, меня позвал речи философские потолкать?

— Ты не рычи, командир, за тобой должок. Большой должок, — он встал, заставив меня напрячься, подошел к одному из шкафчиков и выудил оттуда бутыль. — Самогон, — объяснил, расставляя стаканы, — сам гнал.

— Я не буду, — отодвинул от себя стакан.

— Будешь, командир, будешь, ты мне должен, и ты даже не представляешь, насколько огромен твой долг, — он покачал головой и вернулся на свое место. На сумасшедшего он мало походил, казался более чем уравновешенным. Ребенок опять же на его попечении. Вопросов у меня становилось все больше, а ответов не находилось совсем.

— Какого хрена происходит, Макс? Отомстить вернулся? На семье моей сыграть, на друге?

— На друге, — усмехнулся он, разливая мутноватую жидкость по стаканам. — Я тоже был твоим другом, быстро ты меня забыл. Спалось по ночам нормально? Кошмары не мучили?

— Мы оба знаем, что ты это заслужил, и я бы…

— Ты бы что? — перебил меня. — Сделал бы это снова? Давай только без этой пошлости.

— Чего ты хочешь?

— Справедливости? Очистить имя. Я умер предателем, на меня записали все грехи. Удобно, да? Отвечать за чужие проступки, особенно если ты мертв и ничего не можешь доказать.

— Что ты несешь? Меня задолбали твои игры, Макс, — я подскочил с места, чуть не перевернув стол, и заорал в голос: — На секунду, лишь на секунду я поверил в тот бред, что ты наговорил мне по телефону. Феликс…я наставил пистолет на лучшего друга, из-за тебя суки. Чего ты добивался? Скажи? Чего? Хотел отомстить таким образом? Хотел, чтобы я замарал руки его кровью? Этого ты, сука продажная, хотел? — я схватил его за ворот, вынудив подняться. Готов был придушить его прямо здесь и на этот раз точно убедившись, что он мертв.

— Успокойся, — он вырвался и отошел назад. — Друга? В меня ты выстрелил не колеблясь, не выслушав!

— Не хрена было слушать, ты — единственный, кто мог слить информацию, только ты знал об отводе войск, только ты, Макс! Феликса там не было! Ты пропадал неизвестно где, ты сам себя закопал. И в твоем телефоне было достаточно, чтобы понять, за чью лигу ты играл. Феликс тебя за жопу схватил, собой рисковал, чтобы тебя, суку, вычислить и мне глаза открыть, я до последнего не верил в то, что это ты, к чему сейчас этот цирк.

— За жопу? — он расхохотался в ответ, вызывая у меня сомнения в его адекватности. — Этот дебил только подставился зря. Придурки, какие же придурки, — его смех переходил в истерику, он сполз по стеночке на пол и уткнулся в колени лицом, продолжая истерически посмеиваться. — Я ни хрена никого не продавал, меня развели, как дебила, развели. Я думал, что важная птица, мне всегда хотелось ею быть, чего-то стоить. И когда мне предложили влиться в отряд врага под прикрытием, я не сомневался даже. Ни секунды не сомневался. Думал, что служу родине, что…

— Что ты несешь, бля, какое на хер прикрытие.

— Мы теряли позиции, нас постоянно кто-то сливал, теряли припасы, оружие, поставки постоянно прерывались. Я был уверен, что у нас завелась крыса, потому что мне так сказали, и гордился, бля, тем, что я вне подозрений. Дебила кусок. А в итоге оказалось, что мною просто прикрыли зад, кинули на амбразуру, а я, павлин гордый, хвост распушил, гордился собой. Гордился, пока пацаны погибали, думал крысу ищу, а крысой сам был, понимаешь? Меня поимели, просто поимели, а я не понял даже. Тщеславие — штука опасная, особенно если ты молод и амбициозен. Меня оно погубило.

Я слушал, сопоставлял и поверить не мог. Все это бредом казалось каким-то.

— Ты, бля, может прекратишь загадками говорить и объяснишь толком. Кто сказал? Что сказал.

— Баталов, — усмехнулся Макс, подняв голову и взглянув мне в глаза. И если это все игра, то он должно быть чертовски хороший актер.

— Ты меня за дебила держишь? Баталов? Тогда почему я ни хрена не знаю о твоем якобы прикрытии? Почему тебя запомнили, как предателя? Не кажется тебе, дорогой мой друг, что ты заврался окончательно твоя теория трещит по швам.

— А ты не понимаешь? — Макс поднялся на ноги, запрокинул голову, взъерошив пальцами волосы. — Это он был крысой, он сливал информацию и сдавал посты. А когда начались подозрения и слив информации стал слишком очевидным, он нашел выход, как продолжать проворачивать свои делишки и в случае чего иметь козла отпущения.

— Ты хочешь сказать, что сливал инфу и не догадывался об этом? Тебя ничего не насторожило, хочешь сказать? — я не верил, не хотел верить, что мог выстрелить в невиновного, что казнил невиновного.

Не хотел верить в то, что человек, на которого я столько лет равнялся, был крысой и, что по его вине погибло много хороших ребят. Полковник Баталов, ныне генерал-лейтенант в отставке, тот, чье имя вызывало восхищение среди пацанов, тот, кто радел за меня все это время, зубами выгрызая мне пусть вверх по карьерной лестнице, продал нас тогда, больше десяти лет назад?

— Я хочу сказать, что я идиот, — ответил Макс, снова сев за стол и наполнив свой стакан. — Я сливал то, что давал мне он, не вникал особо, да и не было там ничего дельного практически. Это я потом понял, что там шифр был, одному только Мехшидову понятный. Меня даже не насторожил указ избавляться от полученных данных сразу после передачи врагу. Приказ есть приказ. Тем более его отдал Баталов.

Я восхищался им, его подвигами, прошлым и не видел очевидного. К тому же мы терпели потери с разной периодичностью, сопоставить передачу данных и очередное происшествие было невозможно, во всяком случае я об этом не думал. Я искал крысу, будучи уверенным, что это он сливает инфу, но ни разу не видел в лагере врага никого из наших, не слышал разговоров, имен. Думал, что ублюдок хорошо заметает следы и прячется. Из нашего отряда так могли только двое, ты и Феликс.

Тебя я с детства знал, мы на горшок ходили вместе, я не хотел верить в то, что это мог быть ты, но на тебя указывало многое, ты, блядь, был лучшим из нас, тебя даже не ранили ни разу серьезно, по всей логике крысой мог быть ты, но я знал тебя, слышишь, знал, и я бы никогда не поверил, что ты мог бы предать родину за бабки! Оставался Феликс.