Жена на два дня

Глава 24. Не жена

Всю дорогу домой Яна пробыла словно в анабиозе.

Почти ничего не соображала, мозги будто превратились в вату.

В голове все крутилось: «Это не я. Это не со мной… Мне все снится!»

Состояние было просто ужасное, казалось, у нее болели все внутренности. Так отвратительно она никогда в жизни себя не чувствовала.

Ее сопровождали двое. Новые телохранители Давида, она не видела их раньше. Они не разговаривали с ней, но и глаз с нее не спускали.

Дорога домой длилась много-много часов. И все это время Яна провела в подспудном ожидании. Ждала звонка, сообщения, личного появления… Его ждала! Любимо-ненавидимого!

«Как он мог вышвырнуть меня голую на люди?» – не укладывалось у нее голове.

Она трясла ею, терла виски, хлопала ладонями по щекам, но все равно не понимала, как Давид мог такое сотворить.

Не разобрался, не поговорил с ней, даже не выслушал.

Что такое любовь для Давида? Для нее любовь – это в первую очередь забота и преданность. Где в его поведении забота? Где преданность? Как он вообще мог предположить, что она будет с кем-то… через два дня после свадьбы! Что за несусветная глупость, она даже предположить такого не могла.

Яна бы ни за что, никогда не изменила Давиду. Она скорее умерла бы!

И она умирала в ожидании того, когда он одумается. Минуты тянулись вечность, складывались в часы, в сутки. Однако от мужа ни звонка, ни сообщения. Ни слова, ни полслова.

Пока сидела в самолете, Яна только и делала, что крутила на пальце обручальное кольцо. Безумно дорогая вещица – утопленный в платине круглый красный бриллиант. Красоты необычайной.

«Тебе, любимая! Для тебя все самое лучшее!» – говорил Давид, надевая ей на палец это кольцо.

Зато недавно сказал, что все ее вещи на самом деле его…

А ей и не надо! Ни вещей, ни подарков, ничего вообще не надо. Она не просила у него никаких вещей, только любви.

Пока Яна переодевалась там в номере, после того как Давид унизил ее на глазах у всех, она вытащила из ушей серьги-пусеты с красными бриллиантами, которые шли в комплекте с обручальным кольцом, стащила с шеи цепочку с кулоном. Кулон особый – в форме солнца. То был один из первых подарков Давида.

«Солнце для моего солнца, – сказал он тогда. – Пусть этот кулон тебя защищает, станет твоим оберегом от любых напастей…»

Жаль, ни черта не помог тот оберег.

Яна стащила с себя все драгоценности, даже оделась в простые джинсы и футболку, не желая брать дорогой одежды, а вот кольцо снять забыла. Оно так и осталось на пальце, с ним и уехала. Сначала хотела вручить телохранителям. Пусть бы передали, а то, не дай бог, благоверный подумает, что она пытается на нем нажиться. А потом решила – нет. Она ему это кольцо лично вручит, когда он приедет извиняться.

Он ведь приедет, да? Не мог не приехать.

Он же ей в любви клялся! Они же обещали верить друг другу, оберегать друг друга до гроба. Неужели после таких обещаний муж и вправду мог хоть на секунду поверить, будто она с кем-то три раза… Презервативов было вроде бы три, верно? Ох, лучше бы ей не помнить то жуткое зрелище.

По дороге в Россию Яна вздрагивала каждый раз, когда телефон пиликал каким-нибудь сообщением.

Была практически уверена, что, когда ее доставят к самолету, она получит от Давида что-то из разряда: «Немедленно возвращайся!»

Готова была поспорить с тысячей людей, что уж по прилете в Москву так точно увидит смс: «Милая, не могу без тебя! Дождись меня, я уже вылетел».

Несчастную буквально трясло, когда ее везли в собственную квартиру. Казалось, вот-вот напишет, вот-вот позовет ее.

Но… но.

Телохранители оставили ее у подъезда и уехали.

Пожалуй, впервые за эти три безумных месяца Яна осталась совершенно одна, никем не охраняемая. И расплакалась. Глупо, по-детски громко, так, что оборачивались прохожие. Пошла домой, размазывая по щекам слезы.

Зашла в квартиру, упала на кровать и свернулась калачиком, громко всхлипывая.

Она не знала, сколько так пролежала. Может быть, час, а может и полдня. Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни жить.

Взвилась, как будто ее ужалила змея, когда услышала в прихожей звук дверного звонка.

«Давид!» – забилось в истерике ее сердце.

Яна утерла руками слезы, побежала к двери, наплевав на свой кошмарный внешний вид.

Наверняка это он! Наконец-то понял, что ее как-то опоили, подставили, подкинули те самые презервативы, что она ни при чем.

Яна открыла дверь, ни о чем не думая.

Однако в дверях стоял телохранитель мужа, Геннадий.

– Пустите? – спросил он угрюмо.

Яна отошла в сторону, впуская огромного дядьку в прихожую.

Тот прошел и вручил ей желтую бумажную папку.

– Что это? – спросила она, нелепо пялясь на документы, которые нашлись внутри.

Новый паспорт, серовато-зеленое свидетельство о… разводе?!

Яна снова и снова бегала взглядом по шапке документа и не могла поверить своим глазам. Потом открыла паспорт и увидела свою прежнюю фамилию – она снова Гордеева и прописана тут же.

А как же ее новенький паспорт с фамилией Охикян?

Яна бросилась к сумке, лежавшей на полу чуть поодаль, попыталась найти паспорт, точно помнила, в какой карман его клала. Но паспорта не было.

– Этого не может быть! – застонала она.

– А вы что ожидали, Яна Игоревна? – с ехидцей спросил телохранитель. – Давид Артурович не из тех, кто прощает. Тем более такой косяк…

Он посмотрел на нее так, будто перед ним стояла не Яна, а какая-нибудь девка с трассы. За такой взгляд ей захотелось влепить телохранителю пощечину. Но она не стала, конечно же.

«Даже его телохранители считают меня блядью…» – охнула про себя.

Посмотрела в спину уходящему Геннадию, вздрогнула, когда тот хлопнул дверью.

А потом в душе Яны заклокотала такая злость и обида, что казалось, она задохнется.

Ничего не проверил! Взял и выгнал взашей, как ненужную собачонку! Грош цена такой любви. Ну ничего, когда-нибудь Давид поймет, что она не изменяла ему. Когда-нибудь до него дойдет.

И тогда она швырнет это кольцо ему в лицо.