Распахни окна

Павел

Помнишь, мне было семь лет, а тебе семнадцать, и я лежал в нашей детской больнице с остеомиелитом после перелома. Как так вышло? С азартом и детским восторгом разогнался и летел с горки, мечтая прокатиться дальше всех ребят, не зная, что дальше под снегом встречусь с ледяной кочкой… Ко мне приходил отец и ты. С Егором я познакомился позже. Ты тогда вовсю готовилась к поступлению, но все равно каждый день после школы в часы посещений сидела у меня. Я не знаю, во сколько в то время ты ложилась спать. И во сколько просыпалась. Но ты всегда улыбалась мне и излучала позитив. Ты успокаивала меня, говорила, что я обязательно поправлюсь, и мою ноги останутся при мне. А я и не переживал. Я знал, что все будет хорошо, что я обязательно выздоровею. Для тебя. Иначе зачем я такой тебе буду нужен?

Ты читала мне книги, помогала собирать паззлы, приносила мне раскраски и много полезных (и не очень) вкусностей. Иногда ты засыпала, прямо сидя на стуле, положив руки и голову на мою кровать. Тогда я старался вести себя максимально тихо, чтобы дать тебе отдохнуть хоть немного. Лишь изредка гладил кончики твоих волос, разметавшиеся по простыням. Ты просыпалась, не сразу понимая, где находишься, и очень смущалась, что так неудобно вышло. А я улыбался. Тебе.

А позже, когда разрешил мой доктор, ты стала вывозить меня в кресле на улицу, в свежесть начинающейся весны, катать по больничной территории, временами спокойно, временами гоняясь, разбрызгивая лужи, вызывая мой дикий хохот. И я знал, что в эти моменты все другие дети, которые видели нас из окон, мне завидовали. Разворачивала мое кресло так, чтобы на мое бледное лицо попадали лучи весеннего солнца, сама садилась на скамейку рядом и тоже «загорала».

А однажды ты в сумке пронесла мне котенка. Я и соседи по палате были в восторге. Ох, и досталось тебе тогда, ты помнишь, Ев? Тебя даже больше не хотели ко мне пускать, пока мой папа за тебя не заступился.

Это были одни из самых долгих 3х месяцев моей жизни, днями между процедурами я считал трещины на потолке и мысленно дорисовывал их в картинки, в сотый раз обводил пальцами рисунки на наволочке, но время с шестнадцати до восемнадцати ноль ноль я ждал с большим нетерпением, эти два часа были моей отдушиной за весь больничный день.

Павел

Мы жили в одном дворе, я с отцом, ты с матерью и отцом-алкоголиком, но общаться начали после одного случая. Помнишь, Ева?

После очередного пьяного скандала отца дома со сломанной мебелью и поднятой на мать рукой, ты сидела за домом и плакала. Слишком красивая в этом своем цветастом сарафане, бежевых босоножках, с косами, чтобы сидеть на траве и рыдать. Мне было около пяти, и тогда я наивно по-детски думал, что когда-нибудь я дорасту до тебя. Это потом уже я понял, что эта разница между нами будет всегда. Но уже в тот момент я решил, что женюсь на тебе.

Сорвав по пути ромашку, я двинулся к тебе. Вручил цветок и начал по-детски тебя обнимать. Ты сначала прогоняла, а потом начала успокаиваться. А когда я грозно, насколько это может сделать 5-летний ребенок, заявил, что выскажу твоему отцу, чтобы он больше не смел так делать (ах да, тогда я еще немного картавил), и топнул ногой для убедительности, ты рассмеялась. Сквозь слезы. И назвала меня своим маленьким рыцарем.

Так началась наша дружба.

Павел

К счастью, твоя мама, пусть и спустя время, смогла взять себя в руки и разорвать все отношения с твоим отцом. Помог мой папа (не смотри на меня так, Ева, я ни разу тут не при чем), он работал адвокатом у нас в городке. Много было сказано и сделано грязи, но в итоге твой отец съехал, и больше ты его не видела. Жить стало значительно проще.

Ты поступила в местный педагогический, но мы по-прежнему часто общались большой разновозрастной компанией в нашем дворе. Все дворовые были как одна большая семья, у нас не принято было кого-то не брать в игры, проходить мимо чьих-то проблем, все были «своими». В это время к нам уже присоединился Егор, семья которого переехала в наш дом. Егор на год меня старше, а умнее, казалось, на все три, но с первой встречи с ним я понял, что он станет моим другом, таким, ближе которого у меня еще не было. Нашел родственную душу настолько, что смеялся, не потерянные ли мы братья. Егор один знал все мои планы и мысли про тебя, и хоть в глазах его я видел сомнения, в словах его было только «если правда хочешь — добейся». И так во всех моих начинаниях.

Павел

Мне было тринадцать, а тебе двадцать три в то лето. Наш педагогический ты закончила, работала в школе в другой районе. А еще несколько лет назад поступила заочно на юридический в Москве. Видеться мы стали реже, но я часто писал тебе, а ты мне всегда отвечала. Делился новостями со школы и со двора, в чем-то спрашивал совета и с удовольствием вникал в твои новости, если удавалось тебя расспросить. Наше фирменное было «Как оно, Ева?» и «Как оно, Паша?». Думала ли ты тогда, что тебе не по возрасту возиться со мной, Ев? Думала ли ты так всегда?

И вот наступил август, все экзамены сданы, в школе получен отпуск, можно отдыхать целый месяц. В солнечный день мы с Егором, ты с подругами, несколько девчонок помладше, в общем, все дворовые, у кого было желание, все дети, чьи родители были не против их отпустить со старшими товарищами, выехали за город на речку.

И только там, веришь, впервые, Ев, я понял, что любовь существует не только платоническая. Глядя на то, как ты снимаешь свою маечку, стягиваешь вниз юбку, поочередно переступая через нее ногами, остаешься в одном купальнике (он был белый, Ев, я помню, чисто белый) и взмахиваешь волосами. Ты в этот момент болтала с подружками и не замечала, как я, вцепившись в ворот майки, но так и не сняв её, не могу отвести от тебя глаз. Так и стоял, пока ты медленно заходила в воду, смотрел на твою спину, бедра, ноги, молочную кожу, пока ты не скрылась в волнах, а потом развернулся и побежал. Эмоции душили меня, я спотыкался, не разбирая дороги, не понимал, что со мной, и почему в этот момент всё перевернулось с ног на голову. Вот она Ева, я её люблю уже с 5 лет, я люблю её и сейчас, только вот ощущаю это по-другому. Это что-то острое, что-то на взрослом, что-то…возбуждающее? Что-то, что мне еще предстоит понять.

Егор нашел меня на остановке, где я сидел, обхватив голову руками, невидящим взглядом уставившись в асфальт, а перед глазами у меня все еще стояла ты, Ева, на том чёртовом пляже.

Остаток лета я избегал тебя, кроме, разве что, прохладных вечеров в сумерках, потому что все эти твои маечки-шортики в жару больше теперь открывали для меня, чем скрывали. Я не мог больше смотреть на тебя прежними глазами, и эти перемены были мне непонятны и пугали меня. Мне нужно было время, чтобы во всём разобраться. Только вот его у меня не было…

Перед днем рождения (а он у нас в один день, ты помнишь, Ева? Тридцатого августа. Мы могли бы быть ровесниками, если бы не недостижимые десять лет) ты уехала в Москву решить вопросы по учебе до начала года.

И там ты встретила его.

Павел

В тот год ты уволилась из школы и полностью переехала в Москву. Я все так же писал тебе, а ты отвечала мне уже не так часто, в основном днем, и практически никогда вечером. Как-то я не выдержал и спросил тебя, в чем причина. И ты честно ответила мне, что у тебя появился мужчина, который позвал тебя замуж. Ты вообще всегда была честной. Только с тех пор вечера мои превратились в ад. Днем я держался, помогали твои редкие сообщения и моя занятость — школа, уроки, общение, секции. Вечерами мы пропадали в гараже у дедушки Егора, он учил нас чинить машины, пока они не скооперировались с моими бабушкой и дедушкой и не переехали к морю. Но ближе к ночи…не сосчитать, сколько раз я представлял, как ты проводишь время с ним. Я между строк читал в твоих сообщениях, какой он хороший, успешный, старше тебя, устроил тебя на подработку в свою юридическую фирму, пока ты заканчивала свое заочное образование.

Читал и ненавидел его. Я даже имя его не хочу вспоминать, веришь, Ев?

Пусть с каким-то подростковым максимализмом, но всю глубину чёрной ненависти прочувствовал тогда я в себе. И дикую боль от мыслей о том, что ничего, вот ничегошеньки сделать я, чтобы изменить эту грёбаную ситуацию, не могу.

Но даже тогда, в то время отчаяния, я никогда ни одного сообщения, ни одного слова лишнего себе не позволил написать, чтобы могло как-то тебя скомпрометировать. Всегда вел с тобой диалог, как с другом. Скажешь, что переписка с мальчишкой и не может поставить тебя в неловкое положение? Но он ведь её все-таки не видел. Не интересовался тобой? Или ты её сохраняла?

Вот я бы не смог не обратить внимания.

Павел

И вот снова август, мне четырнадцать, а тебе двадцать четыре, через две недели наш день рождения, станем на год старше. Ты приехала с ним в городок, чтобы отмечать вашу свадьбу. Он весь такой взрослый и деловой, в костюме, с небольшой аккуратной бородкой. С его стороны почему-то практически не было гостей. И вообще я не мог понять, почему успешный человек, владеющий собственной фирмой, едет отмечать свою свадьбу из Москвы в нашу провинцию.

А ты была такая красивая… Я, кажется, забыл, что нужно дышать, когда увидел тебя. Твои волосы цвета расплавленной карамели, собранные в замысловатую прическу с тиарой сверху, сзади лёгкое кружево фаты, длинные цепочки-серёжки в ушах, белое платье, приталенное, но широкими волнами спускающееся книзу. И мне всего лишь без двух недель пятнадцать, но чувство потери уже убивало меня. Я смотрел на тебя во все глаза и осознавал, что сегодня ты перестала быть моей Евой. И что, чёрт возьми, мне с этим делать?

Все, что я мог сделать в этот момент, было бы глупо и по-детски, и не имело бы абсолютно никакой роли. Ты обняла меня в числе прочих гостей, а я должен был радоваться за тебя, как за друга. А разве мог я, если всегда видел тебя своей?

А потом он надел тебе кольцо на палец, а ты улыбалась, Ева. Твоя улыбка была искренней и предназначалась только ему одному. Я должен был быть счастлив от того, что ты счастлива, но, видимо, альтруизм это не моё.

Я не стал оставаться на праздник после обручения, это было за гранью моих возможностей. Вышел из ЗАГСа и пошел без цели, ноги сами несли меня. Я не помню, где я ходил тогда, и о чём думал, видимо, мозг отключился, пожалев меня, а может не выдержав критической нагрузки.

В тот день я впервые напился. Нашел отцовский бар. Выпил я не очень много, но мне тогда много и не надо было.

В тот вечер я написал тебе все, что не решался сказать до этого. Слава богу, что ты была слишком занята, чтобы читать мессенджер, а меня спас Егор, отобрав у меня мобильник и все удалив.

Наутро я проснулся с прелестями первого похмелья, а ты уехала в свадебное путешествие.

Павел

Август закончился, и продолжились мои школьные будни. Пятнадцать-шестнадцать-семнадцать лет самое время для первых отношений. Вниманием девушек я обделен не был. Не урод на лицо, высокий для своего возраста, занимался в спортивных секциях. Девочки строили мне глазки и сами приглашали погулять. Только вот мне они были не интересны. По современной моде все как на подбор худые, какие-то нескладные (а я все еще вижу перед глазами твои мягкие изгибы в купальнике, Ева), все активно использующие косметику, выглядящие старше своего возраста на каблуках в вызывающей одежде. Если бы я хотел кому-то доказать свою крутость, поставил бы такую с собой рядом. Но я не хотел. Перед глазами всё ты, максимум с тушью на ресницах, твои длинные волосы, сарафан в цветочек и босоножки. Какие десять лет, Ева, ты едва ли выглядишь старше меня на пару.